Тайна осталась не раскрытой.
Тиберий сдался! Восемь лет он на что-то надеялся и не подавал ни звука.
Теперь же, когда в Риме не оставалось никого из его единомышленников, он
утратил всякие надежды на перемену в своей судьбе. Приходилось, либо,
смириться и просить о помиловании; либо, поставить крест на своем будущем.
Тиберию исполнилось сорок шесть лет. Рослый светловолосый красавец,
сильный и ловкий, он, вдруг, начал ощущать приступы опасного отчаянья.
Смерть бродила по острову и пряталась за каждым кустом. Тиберий, иногда,
резко оглядывался, словно, желая застать ее врасплох, пугая охранников.
От матери шли письма. В них гордость и строптивость перемежались со
страхом и тоской. Постепенно, они наполнились одной материнской грустью.
"Надо смириться! Октавиан полон сил и его правление продлиться долго, -
писала она, - А ты, бесследно, пропадешь на этом ужасном острове!"
Тиберий сдался! Он написал покаянное письмо императору! Письмо, которое
очень скоро вернуло его в Рим!
Октавиан ждал этого часа! Не потому, что хотелось сломить волю Тиберия
и насладиться победой, что, впрочем, то же было приятно. Но не потому,
император желал его покаяния и надеялся на него. Вовсе не потому!
Тиберий был единственным достойным преемником трона. Примеряясь,
мысленно, к остальным, он неизменно возвращался к нему. Семнадцатилетний сын
Тиберия от Випсании, его первой жены - Друз Цезарь Младший производил
впечатление воспитанного юноши, но в нем не было и намека на силу и
твердость. То же впечатление исходило от пасынков Тиберия - Гая и Луция.
Зачем им власть? Они все равно не сумеют справиться с ней! Что же думать о
том, чтоб они смогли осуществить задуманное им и Николаем? Тут нужен гордый,
сильный, упрямый и умный! И мысль возвращалась к Тиберию.
Возвращение Тиберия в Рим превратилось в праздник и народное гулянье.
Ливия приблизилась к Октавиану и благодарно дотронулась до его локтя, когда
они стояли на трибуне Форума в ожидании торжественного въезда Тиберия.
Октавиан не шелохнулся. Всякое чувство к этой женщине давно умерло в нем. Он
стоял и размышлял о том, как отнесется Тиберий к тому, что он собирался
открыть ему сегодня же, немедленно. Он не забыл реакцию Юлии. Что, если так
же, поступит Тиберий? Покаянное письмо Тиберия не ввело императора в
заблуждение, и он осознавал, что не страх смерти вынудил его пойти на
примерение, но ужас бездействия! Октавиан не сомневался, что, если коснется,
то Тиберий с улыбкой пойдет на смерть! Такой человек, как он, способен
заставить себя поступать по логике событий; но никогда не предаст
собственных убеждений!
Октавиан боялся получить отказ. Однако, принял твердое решение, что, в
этом случае, Тиберий немедленно умрет. На этот раз, ему удалось избавиться
от малейших колебаний. Поступить, по-другому, он не мог! Либо, Тиберий с
ним; либо, он должен умереть!
Тиберий попросил время на размышление. До утра. И Октавиану это
понравилось. Значит, решение будет до конца осмысленным. И, если, даже, его
придется убить, то уж не останется никаких сомнений в том, что это был
единственный выход.
- Государь! Сама идея Великой Империи, замешанной, как тесто, на единой
религии, меня вдохновляет! Я принимаю ее с открытым сердцем, не из страха и
опасений за собственную судьбу, но, как разумное продолжение Рима! Однако,
мысли мои, постоянно, возвращаются к одному - не уничтожит ли власть Бога,
наделенного таким могуществом, власть самого императора?
Октавиан облегченно вздохнул. Тиберий с ним! Что до его сомнений, то,
разве, его самого не терзают, подобные же, мысли? И разве они не
свидетельствуют, более всего, об искренних намерениях Тиберия? Если бы, он
согласился сразу и безоговорочно, если бы, у него не было никаких опасений
за судьбу Империи, то это, как раз, и вызвало бы, справедливую
настороженность и недоверие.
- Сын мой! - Октавиан заранее решил произнести эти слова, в случае,
если не возникнет осложнений. Тиберий должен был оценить значение такого
обращения и понять, что император сделал выбор, - Сын мой! Ты наполнил мою
душу радостью и разорвал паутину тревог за наше будущее! Я счастлив!
Он подошел к Тиберию и обнял его.
- Твои опасения обоснованы и совпадают с теми, что недавно мучили и
меня. Садись и выслушай внимательно то, что я тебе сейчас расскажу, а так
же, сам почитай то, что рождается теперь благодаря усердию Николая, трудам
Гая Кальвисия Сабина и Луция Пассиена Руфа, а так же, молодого Понтия
Пилата! К этому, можешь причислить нескольких человек, неустанно корпящих
над новым учением в Иудее, которых склонил к делу Николай и без которых,
было бы, трудно насытить содержание традиционными и национальными
подробностями, способными развить законы Моисея и заставить их служить делу
Великой Империи.
Октавиан выложил на стол гору свитков, и они углубились в их изучение.
Некоторые места Тиберий перечитывал по многу раз, словно, заучивая наизусть.
Долго вглядывался в текст, который чуть раньше сумел успокоить Октавиана и
дал ему возможность отбросить неприятные подозрения.
- А, взгляни, на это, - император протянул ему еще один свиток.
- Итак, будьте покорны всякому человеческому начальству, для Господа:
царю ли, как верховной власти, правителям ли, как от него посылаемых для
наказания преступников и для поощрения делающих добро. Ибо такова есть воля
Божия. Всех почитайте, братство любите, Бога бойтесь, царя чтите. Слуги, со
всяким страхом повинуйтесь господам, не только добрым и кротким, но и
суровым. Ибо то угодно Богу, если кто, помышляя о Боге, переносит скорби,
страдая несправедливо.
Тиберий отложил свиток в сторону и довольно рассмеялся.
- Такого Бога моя душа приемлет! Государь! У меня нет больше сомнений!
Я готов идти с тобой до конца!
Через две недели Октавиан, с соблюдением всех формальностей, по закону,
усыновил Тиберия. Вопрос о будущем императоре перестал будоражить Рим!
Иешу и Иоанн, сын Захарии, прибыли в Рим в один день. Первому
исполнилось одиннадцать, второму - двенадцать. Николай, все такой же,
худощавый, как и раньше, вел их по тесным римским улочкам, заняв место
посередине. Мальчики были одного роста с ним, так что, три головы оказались
на одном уровне: белая и не любопытная - в центре и две черные, кудрявые и
непрестанно подпрыгивающие, на все реагирующие и ничего не желающие
пропустить - по бокам.
Николай немного волновался. В школе обучалось к тому времени уже свыше
двадцати ребят, и Николай знал, что Тиберий благоволил к одному из учеников,
отдавая ему предпочтение перед всеми остальными. Известно было Николаю и то,
что Тиберий, уже не раз высказывал мысль о том, что, именно, на этого
ученика и следует возлагать основные надежды, что, именно, он и сумеет лучше
других справиться с той ответственной миссией, которая ожидает избранника.
Пятнадцатилетний Павел, действительно, выделялся в классе, несмотря на
то, что это было не простым делом. Ведь Николай, самолично, отбирал ребят из
сотен - одного, и каждый из них обладал незаурядными способностями. Петр,
например, в четырнадцать лет, своим красноречием, смог бы, повергнуть в
изумление Цицерона, доживи старик до этих дней. Иуда мог на память прочесть
всего Горация и бегло говорил на восьми языках. Впрочем, на четырех-пяти
языках свободно изъяснялись все. И, все-же, Тиберий устремлял свой взор на
Павла, находя в нем природные черты лидера. Николай же, считал, что это,
стихийно возникшее верховодство, временное и происходит из-за разницы в
возрасте, пока, ощутимой, но с годами, непременно, утрачивающей свое
значение. А, потому, он призывал не торопиться и не спешить с окончательным
выбором, надеясь в душе, что главная роль в предстоящем спектакле будет
отдана Иешу. Его поддержал Понтий Пилат, так же, придерживающийся мнения,
что еще можно повременить с выбором. Зато, Сабин и Руф склонялись к мысли,
что, чем раньше будет сделан выбор, тем лучше для дела. Это исключит всякое
соперничество и будет оказывать на соучеников моральное воздествие,
вырабатывая безусловное уважение к авторитету их будущего Учителя. Таким
образом, Сабин и Руф, не настаивая на конкретной фигуре, становились на
сторону Тиберия.
Октавиан, как всегда, медлил. На эту его медлительность,
осмотрительность и рассчитывал Николай. Теперь, когда Иешу здесь, ему
требовалось только время, чтоб изваять из него Великое произведение
искусства, которое поразит всех... Даже, Тиберия...
Все, о чем думал Николай, к чему стремился, что сделал смыслом своей
жизни - все это было близко к осуществлению!
Все свое время он проводил в школе. Но все свободное - с Иешу.
Методично и упорно перетаскивал свои знания, словно, камни для строительства
пирамиды, и укладывал их с отцовской заботливостью и любовью, выстраивая
неповторимое творение. Он добился для Иешу исключительного права жить за
стенами школы, ликвидировав, таким образом, все препятствия для
беспрерывного общения, так как, разумеется, Иешу поселился в его доме.
Положение это, вдобавок, имело еще то преимущество, что Николай мог теперь,
не вызывая толков и сплетен, расширить познания своего ученика в тех
областях, к которым римляне относились с предубеждением. Он разыскал старого
индийца, который жил в его доме под видом простого слуги. На самом же деле,
Ришали обладал сверхестественными способностями и в совершенстве владел
тайнами загадочного Востока. Он спокойно ходил босиком по стеклу; зарывался
в землю и находился там без воздуха столько времени, в течении которого
любой другой испустил бы дух; прокалывал ткани своего тела иглой. Он усыплял
взглядом и умел передавать энергию, которая пробуждала неуемные силы и легко
справлялась со множеством болезней.
Ришали стал наставником Иешу и через пять лет сбылось то, о чем мечтал
Николай. Превосходство его ученика было столь ошеломляющим, что никто, ни
один из посвященных, не смел оспаривать этого факта. Никто, даже, Тиберий...
Исполнилось все, о чем Николай мечтал... Если бы, он был бессмертен...
Если бы, он мог неотлучно находиться рядом с Иешу... Если бы, он мог в любую
минуту дать совет... Предостеречь... Уберечь... Если бы...
Может быть, тогда, все было по-другому!
Октавиан пережил Николая на полгода и, наконец-то, Тиберий вкусил всю
полноту императорской власти.
Он не распустил школу и не отказался от намеченного плана. Он не солгал
тогда, когда сказал Октавиану, что готов идти с ним до конца. Тиберий,
действительно, поверил в успех. С годами его уверенность только крепла. И
этому немало способствовали частые посещения школы. Он знал каждого ученика
и поражался их познаниям и неисчерпаемым возможностям. Хитрый иудей,
оказался, прав! Иешу, воистину, творил чудеса! Прикосновением руки снимал
боли, словом приводил в состояние трепета и необъяснимого экстаза. Ни Петр,
ни Иаков, ни Андрей, ни Филипп, ни Варфоломей, никто из учеников не мог
соперничать с ним! Иудей, оказался, прав и в том, что верховодство Павла
временно и, с возрастом, исчезнет. Так оно и случилось! Лидерство Иешу было
бесспорным. Любопытно, что Павлу не удалось, даже, остаться вторым. Молодой
Иоанн занял это место, что, так же, ни у кого не вызвало сомнений, а лишь
догадку, что его необычные способности проявились, вдруг, неспроста и
отгадка, видимо, кроется в тесном общении с Иешу.
Но пройдет еще пятнадцать лет, прежде, чем план вызреет до мельчайших
