Военно-топографической службы тяжелым испытанием. Она застала большую часть
ее частей непосредственно на границе. Некоторые части ВТС вместе с
пограничниками вступили в бой 22 июня 1941 года. Служба понесла
чувствительные потери в людях и технике" (ВИЖ. 1992. N 10. С. 82)
Если готовилась война на своей территории, то и части ВТС должны были
работать в районах предполагаемых сражений. Зачем их держали на пограничных
заставах? Чем они там занимались?
Европе крупно повезло. Германская армия внезапным ударом отбросила
Красную Армию от границ в глубину Советского Союза, туда, где Красная Армия
по многим причинам (отсутствие топографических карт - лишь одна из них) была
почти небоеспособна. Мало того, на границе были уничтожены лучшие кадры
Военно-топографической службы, потеряны ценнейшие приборы и оборудование.
Проблема не просто в том, что не было карт советской территории, но и в том,
что в первые дни войны вместе с тысячами тонн карт были потеряны многие
части ВТС, которые могли бы новые карты составить. Получилось: нет карт и
составлять их некому.
Вот оттого и отбросили Красную Армию к стенам Москвы, Ленинграда и
Сталинграда. На советской территории в течение трех лет Красная Армия была
обескровлена. В 1944 году сверхмощная Красная Армия вновь появилась на
границах Германии. Она проводила блистательные, удивляющие весь мир
операции. Но надо помнить, что лучшая часть Красной Армии была давно
истреблена. В Польше, Румынии, Венгрии, Чехословакии, Австрии, Германии
появились жалкие осколки того, что могло быть. Вот почему Красная Армия
сумела захватить в Европе так мало территорий.
Советская топографическая служба подготовила те карты, которые ей
приказали: карты территорий сопредельных государств. Среди писем бывших
германских солдат и офицеров, которые видели груды не до конца сгоревших
карт, есть свидетельства не только о сгоревших складах, но и о
железнодорожных вагонах, набитых картами, например, на станции Тевли
Брестской области, на станции Броды Львовской области.
Интересно, что и советские генералы говорят не только о складах, но и о
вагонах с картами.
И непонятно, почему не вывезли? Карты уже уложены в вагоны, трудно ли
цеплять к проходящим эшелонам и оттягивать в безопасный тыл.
Понятно, не везде и не всегда есть проходящие эшелоны, особенно если
вагоны с картами были прямо у границы. Понятно, что советские войска
попадали в окружение, и вывезти было невозможно не то что карты, но и
боеприпасы. Но была и еще причина: во внутренних районах страны эти карты
были не нужны.
Если мы решили защищать, например, Смоленск или Москву, то нам нужны
карты Смоленской и Московской областей. Где хранить такие карты перед
войной? Думаю, где угодно, кроме вражеской границы. Где угодно, но не на
станции Тевли у Бреста и не в Алитусе у границы Восточной Пруссии. В больших
количествах топографические карты Московской области могут быть использованы
только на территории Московской области, но нигде белее. А карты
Сталинградской области - только в районе Сталинграда. Нигде больше они не
нужны. Понятно, что карты Московской области надо хранить где-то недалеко от
Москвы, а Сталинградской - у Сталинграда. А в приграничных районах мы храним
те карты, которым во внутренних районах страны нет применения. В
приграничных районах мы держим тысячи тонн карт, которые нам потребуются в
"освободительных походах". Потому они и загружены в вагоны.
Топографические карты - большая ценность, но их сжигали, ибо 22-й армии,
которая тайно переброшена с Урала, поставлена неожиданная и совершенно
необычная задача - готовить оборону на собственной территории. И всем другим
приграничным и прибывающим армиям ставятся столь же необычные задачи -
оборонять свою территорию. Карт им позарез не хватает, но если оттянуть от
границ вагоны с картами, то это делу не поможет: зачем в обороне Смоленска
карты районов Мюнхена и Гамбурга?
"Освобождение" сорвалось, и ценность карт, которые заготовлены у границ,
упала до нуля, как стоимость акций разорившейся фирмы. Эти карты даже
представляли опасность как разоблачительный материал и как продукт, который
может оказаться полезен противнику или для внутреннего пользования, или как
макулатура высшего качества. Вот потому карты жгли у границ, но главного
топографа не упрекали: что ж ты не там карты хранил? Ибо хранил он их там,
где нужно.
К слову сказать, не только карты сжигали у границ.
У границ горели ярким пламенем вагоны, набитые небольшими серыми
книжечками под названием "Краткий русско-немецкий разговорник".
Составил разговорник генерал-майор Н. Н. Биязи. Редактор - А. В.
Любарский. Выпускалась эта книжечка тиражами, которым позавидует любой
бестселлер. Но так же быстро эта книжечка была истреблена. Осталось этих
книжечек совсем немного. Мне одна попалась впервые в Военно-дипломатической
академии Советской Армии. Она, неприметная, стояла на библиотечной полке, и
никто ее не трогал. Книжечка была не того уровня: мы учили языки серьезно,
но в библиотеке хранились все словари, все учебники, все разговорники на
всех языках мира, когда-либо изданные в России и Советском Союзе.
Скромная эта книжечка никак под стандарт будущих шпионов-дипломатов не
подходила, ибо была рассчитана на миллионные солдатские массы, на людей,
никогда иностранных языков не изучавших и слышавших иностранную речь только
в фильмах про кривоногих фашистов: "Вы не есть говоришь правду!"
Разговорник - размером с пачку "Беломора" Каждому бойцу-освободителю - за
голенище. В 1941 году подвезли миллионы пар кожаных сапог для освобождения,
вот к каждой паре сапог - вроде приложения.
Меня разговорник привлек содержанием: ни слова об обороне. Все о
наступлении. Названия разделов: "Захват железнодорожной станции разъездом
или разведывательной партией", "Ориентировка нашего парашютиста" и т.д.
С помощью разговорника можно легко и свободно объясниться с местными
жителями: как называется деревня? где источники воды? где топливо? пройдет
ли грузовая машина? Можно зайти на телеграф и вполне доходчиво изъясниться:
"Прекрати передачу - застрелю!" А можно потребовать, чтоб отпили глоток и
откусили кусок перед тем, как его грызнет освободитель, чтоб воина нашего не
отравили проклятые басурмане.
В 1941 году у немецких солдат такие же разговорники были за голенищами:
"Мамка, млеко", "Мамка, яйки". Вот и нашим солдатикам вдоволь припасли.
Раскрыл книжечку, нашел нужную фразу и можешь любопытствовать, кто состоит в
отрядах SS. Незаменимая книжка! Правда, если мы воюем под Старой Руссой или
Вязьмой, нам такая книжка без надобности. На кой нам изъясняться на немецком
языке с новгородским или смоленским мужиком? Зачем красноармейцу в центре
России на немецком языке спрашивать название деревни?
А фразы в книжке такие: "Назовите селение!", "Назовите город!", "Можно ли
пить?", "Выпей сначала сам!", "Где топливо? ", "Сколько скота?" и т.д, и
т.д.
Воображение у меня резвое. Прикинул: вот началась "великая
отечественная", вот наши солдатики защищают Родину, воюют на родной земле.
Вот вошли в незнакомый город, нашли в разговорнике нужную фразу и первому
попавшему мужику:
- Nennen Sie die Stadi?
А тот в ответ:
- Смоленск!
А наши ему:
- Sie lugen, падла!
Или зашли в деревню где-нибудь под Оршей, зачерпнули воды ключевой и
молодухе: "Trinken Sie zuerst! man selbst"
Так ведь русская и не поймет. Это только если к немецкой молодухе
обратиться...
А вопросы в основном - к населению: где спрятались полицейские?
Ясно, наши солдаты имели инструкции среди пленных выделять полицейских,
солдат и офицеров СС, активистов СА. Только вот проблема: отряды СА
действовали только на территории Германии. Под Брестом, Смоленском или Оршей
их никак оказаться не могло. И совсем уж непонятный вопрос: где спрятались
члены партии? Это членов какой же партии наши солдатики вознамерились
отлавливать в 1941 году?
Так вот: разговорничек пригоден был только на территории Германии, только
там эту книжечку и можно было применить. Не в Пропойске же спрашивать на
немецком языке, как к ратуше пройти и где спрятался бургомистр?
В книге "День "М" я упомянул русско-румынские разговорники, которые в
начале июня 1941 года получили солдаты 9-го особого стрелкового корпуса
генерал-лейтенанта П. И. Батова. А для основной массы войск заготовили
"Русско-немецкий разговорник". В русско-румынском разговорнике главное: как
добраться до источников нефти. Но и в русско-немецком главный вопрос не
забыт - среди возможных ответов пленных немецких солдат и офицеров есть и
этот: "Там нефтяные промыслы". В Германии, насколько я помню из школьного
курса, нефтяных промыслов не найти. Такой ответ мог дать только немецкий
офицер или солдат, захваченный в Румынии.
Разговорник был подписан к печати 5 июня 1941 года. Отпечатан во 2-й
типографии Воениздата НКО СССР им. К. Ворошилова, Ленинград, ул. Герцена, 1.
Наша армия и все государство работали с точностью часового механизма:
подписали книгу в печать 5 июня, а уже 23 июня эти книжечки были захвачены
передовыми немецкими частями в Лиепае, 25 июня - в Рава-Русской, 28 июня -
под Минском. Захватывали вагонами. Сгоревшими, полусгоревшими, целыми.
Распространить такие книжечки (если бы Гитлер не напал) можно было в войсках
так же быстро, как и газету "Красная звезда". И по тем же каналам.
И все тут было мне ясно. Только вот... Почему в Ленинграде печатали? При
нашей централизации... Да и распространять из дальнего северо-западного угла
великой нашей Родины несподручно... Кроется ли за этим что-то?
После выхода "Ледокола" мне крепко досталось и в России, и в Германии, и
в Америке, и в Израиле, и в Британии. Но по существу никто ничего так и не
возразил. Потому критики шли в обход. Потому критики иногда искали в
"Ледоколе" то, чего в нем нет. И били меня за то, чего я не говорил, чего не
писал, чего не думал. Например, такое построение: Суворов говорит, что
Сталин был преступником, так, может, он Гитлера защищает? Так, может быть,
он отрицает существование нацистских концлагерей и истребление миллионов?
С такими заявлениями выступил, например, израильский историк Габриэль
Городецкий.
Я не вступал в полемику с Городецким: нет ничего хуже, чем спорить по
схеме, "дурак - сам дурак!" Я знал, что найдутся объективные критики,
которые укажут Городецкому и ему подобным на то, что нельзя бить автора за
тот материал, о котором он даже не упоминает.
И нашлись защитники моей версии и в России, и в Польше, и в Израиле, и в
Германии, и в Америке.
Израильский историк Зеев Бар-Селла дал достойную отповедь Городецкому в
журнале "Окна", а в поддержку моей версии опубликовал фотокопию...
русско-немецкого разговорника. Оказывается, не только у нас в академии они
сохранились, не только у старых немецких солдат, но и в частных коллекциях
советских граждан, а потом пересекли границы социалистического отечества...
Обрадовался я, вот, мол, и еще одно подтверждение... И на том бы точку
ставить. Но так уж меня воспитали: на самые мелкие закорючки внимание
обращать. Прочитал все, осмотрел фотокопию до самых последних закорючек. Та
же книга, тот же текст. Только вот... Только на самой последней странице -
разница. В самых мелких буковках, в тех самых мелких закорючках: "Подписано
к печати 29.5.41. 1-я типография Военного издательства НКО СССР им. С. К.
Тимошенко, Москва, ул. Скворцова-Степанова, З".
