вообще бессмертен.
- С чем вас и поздравляю, - сказал Андрей Т. - а теперь разрешите
вопросик уже в порядке.
- В рамках второго испытания?
- Да. В рамках.
- Готов!
- Вопросик, - проговорил Андрей Т. и изо всех сил стиснул кулаки,
чтобы не трястись. - Такой, значит, вопросик. Дано: вы можете придумать
любой вопрос. Требуется ответить: можете ли вы придумать такой корректный
вопрос, на который сами же ответить на сможете?
Вэдро сейчас же гаркнул:
- Да!
На дисплее справа налево понеслись светящиеся слова:
ВТОРОЙ ВОПРОС ПОДВЕРГНУТ ОТВЕТУ НЕЙТРАЛИЗОВАН ОТВЕТ ВЕРЕН ВЕРЕН ВЕ...
И в ту же секунду Вэдро столь же горделиво и уверенно гаркнул:
- Нет!
И немедленно, тоном ниже:
- Да.
И тут же, почти уже робко:
- Нет...
На дисплее началась каша. Натыкаясь друг на друга и болезненно
дергаясь, то пускаясь вскачь, то едва ползя, двигались там такие примерно
строки:
НЕЙТРАЛИЗДОТВЕТ 7777 НЕТ ОТВЕТГНУТВОПР ДА 777 ДНЕТНДА ВЕРНЕВЕРВЕТ
НГУЖ...
Андрей Т. рыдал от счастья. Можно было представить себе, что сейчас
творится в электронных кишках этого самодовольного идиота! Анализируя
начало коварного вопроса, Вэдро обнаруживало ключевое выражение "можете
ли" и по своему всемогуществу немедленно отвечало "да". Но через долю
секунды в анализатор поступало выражение прямо противоположное: "сами
же... Не сможете", и приходилось все по тому же всемогуществу отвечать
"нет". И не было этому конца.
Вэдро отчаянно боролся с этой логической икотой.
- Да! - хрипел он. - Днет! Нда! Данетданеда! Днднет! Ндет! Нечестно!
Дандн!..
Включились и беспорядочно замигали все круглые лампочки, сколько их
было. Во всех шкафах-сундуках бешено хлестали перематываемые магнитные
ленты. Панически гудела, набирая обороты вентиляторов, система охлаждения.
А на дисплее уныло, словно осенние мухи, ползали вокруг странного слова
"бндэщ" покосившиеся семерки...
- Ндюк!.. - из последних сил выкрикивал Вэдро. - Амндгу!..
Потом лязгнул ржавый замок, и распахнулись настежь низкие дубовые
ворота, пропуская в комнату поток радостного солнечного света и свежего
воздуха. Протрусила и скрылась поджавшая хвост овчарка. И прошел между
рядами шкафов-ящиков с деловым видом Конь Кобылыч, но уже без берданки, в
черном рабочем халате и в очках с мощной оправой, похожий на
физика-теоретика из какого-то кинофильма. Он удалился в дальний угол
комнаты, чем-то там щелкнул, и Вэдро, прощально гукнув, смолк. Наступила
тишина.
- Опять тебя, родимого, зациклили, - произнес Конь Кобылыч с
состраданием. - Ума много, а толку мало... Эхе-хе-хе-хе!..
Андрей Т. спохватился и взглянул на светящийся циферблат. А взглянув,
не поверил своим глазам. Черные стрелки показывали двадцать три часа
двадцать одну минуту! Всего пять минут прошло с тех пор, как он начал
подъем по скобяной лестнице!
- А чего тут удивительного, - донесся голос Коня Кобылыча. -
Записывали вас на большой скорости, а пускали на нормальной...
Андрей Т. не стал спрашивать, что это означает. Придерживая за
пазухой Спиху, он поспешно вышел наружу.
Он стоял в самом центре площади, посыпанной чистеньким красноватым
песком, круглой и совершенно ровной, как пол в зале с белесой дымкой.
Вовсю светило солнце, и это было странно в такой близости от новогодней
полуночи, хотя в то же время казалось и вполне естественным, как и
несколько лун в различных фазах, разбросанных по разным участкам голубого
неба. Площадь правильным кольцом окружали стоящие друг к другу впритык
хорошенькие разноцветные павильоны, причем над входом в каждый павильон
красовалась художественно выполненная вывеска.
"Филуменисты, - читал Андрей Т., медленно проворачиваясь на пятках, -
филокартисты, нумизматы, бонисты..."
Он нимало не сомневался, что уж теперь-то бедствующий Генка пребывает
где-то совсем поблизости, он даже как будто бы слышал уже и голос его,
по-прежнему взывающий о помощи, он просто знал, что отсюда до Генки рукой
подать, но неизвестно было, в какую сторону подавать эту руку. Вспыхнула
надежда на справочное бюро, и вот среди множества художественно
выполненных вывесок он искал вывеску справочного бюро.
Но очень скоро ему стало ясно, что такой вывески он здесь не найдет.
Не место здесь было справочному бюро. Не могло здесь быть и милиции, и
газетного киоска, и зеленной лавки. Здесь были только учреждения
(возможно, клубы?), Где лелеют все мыслимые хобби, страсти, страстишки и
увлечения человека. Были павильоны для вполне понятных авиамоделистов и
для смутно знакомых тиффози, и для вовсе непонятных гурманов. Были для
меломанов, были для библиофилов, даже для алкоголиков и наркоманов были,
хотя, казалось бы, кому в здравом уме и трезвой памяти могло взбрести в
голову держать открытый притон для алкоголиков и наркоманов?..
Андрей_Т. уже ощутил подступающее отчаяние, когда взгляд его
остановился на вывеске филателисты. И ему сразу стало легче и веселее.
Филателисты - это все-таки нечто близкое, это не какие-нибудь тиффози или
бонисты. Андрей Т. сам был филателист, а филателист филателисту не волк,
не алкоголик какой-нибудь. Филателист всегда объяснит филателисту, как
добраться до страждущего друга. Лучше справочного бюро объяснит. И
Андрей_Т. со всех ног припустил через площадь к яично-желтому павильончику
под вывеской филателисты.
Конечно, филателистом он был еще молодым, не очень опытным. Многие
тайны этого почтенного хобби еще оставались для него за семью печатями,
однако основные законы филателии были ему уже знакомы. Прилежное изучение
журнала "Филателия СССР", ежегодника "Советский коллекционер", а также
измусоленного, давно утратившего обложку французского каталога Ивера
принесло свои плоды. Во всяком случае, главное он знал: а) самая красивая
марка - это еще не самая ценная; б) самая ценная марка - не обязательно
самая интересная, в) простое обрезание у марки зубцов не превращает ее в
редкую беззубцовую разновидность.
В павильоне Андрея обступила тишина, прохлада и приятная полутьма.
Вдоль стен высились застекленные шкафы, стеллажи и витрины, уставленные
альбомами и кляссерами. Альбомы и кляссеры были в приятном беспорядке
разбросаны по поверхности длинного стола посередине. Альбомы и кляссеры
громоздились на табуретках и стульях. Десятки и сотни альбомов и
кляссеров! Может быть, тысячи!.. Андрей Т. даже не представлял себе, что
такое может быть, хотя и знал, конечно, из литературы, что за последние
полтора века в мире выпущено около миллиона марок...
Не помня себя, он приблизился к столу и раскрыл наугад один из
больших кляссеров. Кровь ударила в лицо, закружилась голова, его бросило в
жар: кляссер был набит "цеппелинами". И не подумайте, здесь были далеко не
одни только марки, посвященные межконтинентальным перелетам дирижабля
"Граф Цеппелин", ничего подобного! Здесь были собраны все марки всех стран
с изображениями дирижаблей - именно так собрал бы их сам Андрей_Т., если
бы был он не школьником восьмого класса, а небольшим государством с
развитой промышленностью и со статьей бюджета, предусматривающей
пополнение и углубление государственных коллекций.
Здесь был "цеппелины" Италии и "цеппелины" Лихтенштейна, "цеппелины"
Парагвая и редчайшие "цеппелины" США, знаменитые немецкие "Поляр Фарт" и
"Зюдамерика Фарт", здесь были великолепные советские серии, посвященные
дирижаблестроению, и все разновидности "Малыгина", ленинградские конверты,
доставленные дирижаблем ЛЦ-127 из Ленинграда в бухту Тихую, а оттуда
ледоколом "Малыгин" в Архангельск, со всеми сопроводительными штампами,
штемпелями и отметками...
Андрей Т. восседал в удобном высоком кресле, и в одной руке у него
была большая филателистическая лупа, а пальцы другой сжимали специальный,
удобно изогнутый филателистический пинцет, и настольная лампа с козырьком
заливала страницы кляссера ярким матовым светом, и он листал и
рассматривал, рассматривал и изучал, изучал и смаковал, и мир стал тесным,
теплым и необыкновенно уютным - не было в этом мире ничего, кроме круга
света и красоты марок, сверкавших, словно драгоценные камни.
Впрочем, был в этом мире еще комментатор. Но он скромно оставался в
тени, за границей яркого круга, и он был услужлив, ненавязчив и полезен.
Не надо было шарить по страницам новенького наисовременнейшего Ивера -
страница с искомой серией раскрывалась как бы сама собой, и только
мелькала на мгновение ловкая смуглая рука. Не надо было копаться в горах
справочной литературы - негромкий доброжелательный голос без задержек
сообщал все самое интересное о каждой марке, о каждом конверте, о каждом
спецгашении. Не надо было тянуться за очередным кляссером - он сам
бесшумно выскакивал из темноты, направляемый и раскрываемый все той же
ловкой смуглой рукой.
- Беззубцовые "цеппелины"! - восклицал потрясенный Андрей, и мягкий,
доброжелательный голос немедленно подхватывал:
- Совершенно верно. Причем обратите внимание - угловые экземпляры,
огромные поля...
- И без наклеек!
- В идеальном состоянии.
- Не фальшивки?
- Ни в коем случае. Взгляните в лупу. Видите? Растровая сетка -
квадраты, между тем как у фальшивок растровая сетка - точки...
Но вот наступил момент, когда "цеппелины" исчерпались, и тогда
комментатор предложил своим мягким голосом:
- Может быть, вас интересует тема "космос"?
- Ну... Это же просто раскрашенная бумага... - неуверенно возразил
Андрей Т., повторяя заявление кого-то из собратьев-филателистов.
- В каком-то смысле, безусловно, да, - согласился комментатор. -
Торговцы марками ловко используют популярность этой темы для обделывания
своих сомнительных делишек... И все-таки не откажитесь взглянуть.
Да, здесь было на что взглянуть! Яркие, словно тропические бабочки,
серии Экваториальной Гвинеи... Потрясающие воображение стереоскопические
блоки Бутана... Тяжелые, словно медали, чеканные марки молодых африканских
республик, выполненные на золотой фольге... Пиршество красок, буйство
фантазии... Здесь был даже один из знаменитых сувенирных листков с
изображением Юрия Гагарина, побывавших с космонавтом Георгием Гречко на
борту "Салюта"! Все автографы всех космонавтов! Марки "Лунной почты"!..
- А вот взгляните-ка на этот конверт... - говорил и показывал
всезнающий и доброжелательный комментатор. - А вот обратите внимание:
редкая типографская ошибка в дате - 1999 вместо 1969...
Альбомы и кляссеры следовали один за другим непрерывным и
неиссякаемым потоком, и вот постепенно какое-то смутное беспокойство
начало овладевать Андреем.
Почему все темнее становилось вокруг и все ярче разгорался манящий
круг света, в котором возникали все новые сокровища? Почему пинцет как
будто бы сам собой тянулся к очередному шедевру, а лупа словно бы так и
ловчилась, чтобы получше увеличить и выявить тонкий нюанс? И почему все
никак не удавалось разглядеть в сгущающемся сумерке доброжелательного и
всезнающего комментатора?.. И Спиридон, Спидлец, старый верный Спиха! Как
это ты очутился там, на самом далеком шкафу, в самом темном углу? Что
вообще происходит?
Генка!
Андрей Т. положил лупу и пинцет и рывком отодвинулся от стола вместе
с креслом.
- Извините, - пробормотал он. - Я очень вам благодарен, конечно...
- Вы еще не видели самого интересного, - мягко остановил его
комментатор. - Классику! Вы ведь знаете, что такое классика, не правда ли?
