хреном выколачивает, - такого еврея она не видела? Так пусть посмотрит!
(Тычет себя большим пальцем в грудь.)
Базарин: Представьте себе - такого еврея она не видела. Потому что,
простите меня, Александр Рувимович, такой еврей и в самом деле большая
редкость...
Кирсанов: Ну ладно, хватит вам, что вы опять сцепились... Не об этом
же речь идет. Ей-богу, Олег, ну что ты, в самом деле... Ты что же хочешь
мне сказать - сидит где-то какая-то тетя Мотя и сочиняет эти повестки?
Пинский: Не-ет, это не тетя Мотя сочиняет. Это сочиняет сытый,
гладкий, вчерашний молодежный вожак, и "Жигули" у него есть, и квартира с
телефоном, да только вот бездарный он, к сожалению, серый, как валенок, а
потому - убежденный юдофоб... У нас же юдофобия спокон веков - бытовая
болезнь вроде парши, ее в любой коммунальной кухне подхватить можно! У нас
же этой пакостью каждый второй заражен, а теперь, когда гласность
разразилась, вот они и заорали на весь мир о своей парше... Вы, Олег
Кузьмич, всегда их, бедненьких, защищаете! Я вас понимаю, сами-то вы выше
этого, сами вы все норовите с высоты пролетарского интернационализма
проблему обозревать, поэтому у вас всегда и получается, что все кругом
бедненькие... даже богатенькие... Мне иногда кажется, Олег Кузьмич, что вы
мне просто простить не можете... Это ж надо же, ведь такой был
образцово-показательный еврей-котельщик, рыло чумазое, каждое второе слово
- мат, подлинное воплощение пролетарского интернационализма, - так нет же,
в институты полез, изобретателем заделался, начлабом, дочку в
консерваторию пристроил...
Базарин: Перестаньте, Александр Рувимович! Вы прекрасно знаете, что
ничего подобного я не думаю и что ничего подобного я не говорил. Я только
одно хотел сказать: что в каждой шутке есть доля истины. Даже в самой
дурацкой. Мы вот с вами возмущаемся по поводу этих бумажек, а нам бы не
возмущаться надо, а задуматься, потому что солома показывает, куда дует
ветер...
Пинский хочет ему что-то ответить, но тут Зоя Сергеевна резко
поднимается и берет ближайший канделябр.
Кирсанов (всполошившись): Лапа, ты куда? (Пинскому и Базарину.) Да
заткнитесь вы, наконец! Что вы опять сцепились, как цепные собаки! (Зое
Сергеевне.) Лапа, не уходи, они больше не будут.
Зоя Сергеевна: Три часа уже. Я пойду вещи соберу.
Кирсанов: Какие вещи?
Зоя Сергеевна: Я еще сама толком не знаю, надо посмотреть... Что они
там глупости пишут - смена белья. Зима на дворе. Носки надо шерстяные
обязательно взять, рейтузы теплые...
Базарин: Позвольте, Зоечка Сергеевна...
Зоя Сергеевна: Тошно мне вас слушать, честное слово. Вы все делаете
вид, будто это шутка, будто развлекается кто-то. Будто вы не чувствуете,
что это всем нам конец, начало конца...
Кирсанов (беспомощно): Ты что же - серьезно считаешь, что я должен
туда идти?
Зоя Сергеевна: Я ничего не считаю. Я знаю только, что идти придется и
что ты пойдешь, и я бога молю, чтобы меня пустили с тобой, потому что без
меня ты там погибнешь на третий день...
Кирсанов: Лапушка, опомнись! Ну что ты такое говоришь? Ведь это же
все ерунда! Ну хочешь, я в милицию позвоню? Подожди, я сейчас же позвоню!
(Он подскакивает к телефону, торопливо набирает 02.) Алло... Товарищ
лейтенант, с вами говорят из дома шестнадцать по Беломорской улице. У нас
тут по лестницам ходит какой-то деятель и вручает гражданам хулиганские
повестки... (Замолкает, слушает.) Так почему же вы ничего не
предпринимаете? (Слушает.) То есть как это так? А кто же, по-вашему,
должен этим хулиганством заниматься? Что? (Слушает.) Да, получил...
(Слушает.) В каком смысле, простите? (Слушает.) Позвольте, вы что же
хотите мне сказать... (Слушает, потом медленным движением опускает трубку
и поворачивается к остальным.)
Базарин: Ну?!
Кирсанов: Он говорит: получили предписание - выполняйте...
Базарин: Та-ак. Этого и следовало ожидать.
Кирсанов: Он говорит: это не только у нас в доме, это везде. Милиции
это, говорит, не касается.
Зоя Сергеевна, не сказав ни слова, уходит из комнаты в спальню,
налево.
Базарин: Проклятье. Я тебе тысячу раз говорил, Станислав: не
распускай язык! Тебе не двадцать лет. И даже не сорок. В твоем возрасте
нельзя быть таким идиотом и горлопаном!
Пинский: Золотые слова! И, главное, такие знакомые... Всю жизнь я их
слышу. Иногда с добавлением "жидовская морда".
Кирсанов: Какой я вам горлопан? Что вы городите?
Базарин: На митинге Народного фронта ты речи произносил или папа
римский? Кто тебя туда тянул? Что они - не обошлись бы без тебя там?..
Кирсанов: Так это когда было... А потом, причем здесь Народный фронт?
Ведь я же богач! Богач я! У меня же драгоценности! У меня меха!
Пинский: Э! Э! Не примазывайся! Меха - это у меня.
Базарин: Вот теперь и я считаю - хватит. Звони Сенатору.
Кирсанов молчит, выкапывает из пепельницы окурок, затягивается.
Кирсанов: Не хочу. Сам звони.
Базарин: Ну, знаешь ли!.. Как угодно. Только я с ним за одной партой
не сидел...
И тут за окном в доме напротив разом гаснут все оставшиеся еще
освещенными окна. И сейчас же гаснут фонари на улице. Остается только
светлое низкое небо над крышами. В комнате делается заметно темнее.
Пинский (подбежав к окну): Ого! И в доме десять тоже погасло...
Так... И в доме восемь... А вы знаете, панове, во всем квартале, пожалуй,
света нет! Знаешь что, Слава, кончай-ка ты выгибать грудь колесом и
звони-ка ты своему Евдокимову... если, конечно, он захочет теперь с тобой
разговаривать, в чем я вовсе не уверен.
Кирсанов: Нет. Я никогда никого ни о чем не просил и просить не
намерен. Пусть будет, что будет.
Пинский: А кто говорит, чтобы просить? Спросить надо, а не просить...
Кирсанов: А что, собственно спрашивать? Тебе вполне определенно
сказано: предписание получили? Выполняйте! Старший лейтенант милиции
Ксенофонтов...
Из передней доносится стук дверей, топот, приглушенное ржание.
Шипящий голос произносит: "Ш-ш-ш! Тихо ты, сундук африканский!.." Щелкает
выключатель. "И здесь света нет..." Другой голос отзывается нарочитым
баском: "Взлэтаеть... но так - нэвысоко!.." И снова раздается сдавленное
ржание. Из прихожей появляется Сергей Кирсанов, младший сын профессора,
ладный, сухощавый, среднего роста молодой человек в мокрой кожаной куртке,
в "варенках", на голове огромная меховая шапка. И сразу видно, что он
основательно навеселе.
Сергей: О, веселые беседы при свечах! Старшему поколению!.. (Срывает
с головы шапку и отвешивает низкий поклон. Говорит через плечо в
прихожую.) Заходи смело, они, оказывается, не спят. Причем их тут навалом.
Появляется Артур - тоже ладный. Тоже сухощавый, но на голову выше
ростом. Одет он примерно так же, но на первый взгляд производит
впечатление странное: он негр, и лица его в сумеречном свете почти не
видно.
Артур (отряхивая о колено свою огромную шапку): Здравствуйте.
Извиняюсь за вторжение. Мы почему-то думали, что вы уже спите.
Сергей (в прежней шутовской манере): Олег Кузьмич! (Кланяется.) Дядя
Шура Пинский! (Кланяется.) Батюшка! (Кланяется.) А это, позвольте вам
представить, Артур Петров. Артур Петрович! Мой друг! Вернее, мой боевой
соратник. А еще вернее - мой славный подельщик...
Кирсанов (очень неприветливо): Так. Иди-ка ты к себе.
Сергей: Незамедлительно! Мы ведь только представиться. Акт
вежливости. А где мамуля?
Кирсанов: Она занята.
Сергей (Артуру): "А глаза добрые-добрые!.."
Оба ржут - довольно неприлично. Из спальни слева появляется Зоя
Сергеевна.
Сергей: О! Мамуля! А мы тут тебя ждем. Закусочки бы, а? Немудрящей
какой-нибудь. А то ведь мы усталые, с работы, мороз, транспорт
отсутствует, в такси не содют...
Зоя Сергеевна: Хорошо, хорошо, пойдемте.
Слегка подталкивая, она вытесняет обоих приятелей в прихожую и
выходит за ними.
Кирсанов (Пинскому, неприязненно): Вот оно, твое потакание!
Пинский: А в чем, собственно, дело? Парню двадцать лет. Попытайся
вспомнить, каким ты сам был в двадцать лет...
Кирсанов: В двадцать лет у меня не было денег на выпивки.
Пинский: А у него есть! Потому что он работает! Ты в двадцать лет был
маменькин сынок, а он работяга. И работа у него, между прочим, достаточно
поганая. Ты бы в такой цех не пошел, носом бы закрутил...
Кирсанов: Цех! Ты еще мне скажи - промышленный гигант! Кооперативная,
понимаешь, забегаловка на три станка...
Пинский: Ну, конечно! Ну, разумеется! Ведь наши дети могут
подвизаться только на великих стройках! Все-таки ты, Станислав, иногда
бываешь поразительно туп. Воистину, профессор - это всегда профессор...
Базарин: Мне другое не нравится. Что это за манера такая - водить в
дом иностранцев! Нашел время...
Кирсанов: Боже мой, какое счастье, что электричества нет! Ведь он,
едва только приходит, как сейчас же включает этот свой громоподобный
агрегат... эту свою лесопилку!.. Особенно, когда поддатый...
И тут же, словно по заказу, взрывается оглушительная музыка. Словно
заработала вдруг гигантская циркульная пила. Впрочем, некая милосердная
рука тотчас сводит этот рев почти на нет. Все трое смеются, даже Кирсанов.
Пинский: У него же портативный есть, на батарейках!
Кирсанов (Базарину): Да, Кузьмич, оставляем мы тебе команду не в
добром порядке.
Базарин: Ты что, собственно, имеешь в виду?
Кирсанов: А то я имею в виду, что меня вот забирают, Шурку забирают,
и остается мой оболтус, хочешь ты этого или не хочешь, у тебя на шее.
Базарин: Перестань. Никуда вас особенно не забирают... и потом
позволь напомнить тебе, у Сергея же еще Александр остается. Как-никак
старший брат...
Кирсанов: Александр... Александра тоже придется тебе тянуть. Если уж
на то пошло, то скорее уж Сережка не пропадет - он в этом мире как рыба в
воде. А вот Александра тебе придется тащить на себе. И двух его детей. И
двух его бывших жен. И третью жену, между прочим. У меня, честно говоря,
такое впечатление, что там уже третья намечается...
Пинский: Да, Олег Кузьмич, вы еще сто раз пожалеете, что сами
повестки не получили. Представляете? "Словоблуды города Питера!" И -
никаких вам хлопот с чужими детьми...
Вбегает Сергей.
Сергей: Пардон, пардон и еще раз пардон! Пап, мамуля сказала, что у
тебя свечки лишние найдутся. Дай парочку, не пожалей для любимого сына!
Кирсанов (роясь в бюро): Обязательно надо перед приходом домой
надраться...
Сергей: Да кто надрался-то? Пивка выпили и все.
Кирсанов: Тысячу раз просил не являться домой в пьяном виде!.. Кто
этот негр, откуда взялся? Зачем таскаешь в дом иностранцев?
Сергей: Да какой же он иностранец? Петров, Артур Петрович, наш
простой советский человек. Мы с ним под Мурманском служили. Я ведь тебе
рассказывал. Он же меня в эту фирму пристроил...
Базарин: А почему он тогда такой черный?
Сергей: А потому, что у него папан - замбийский бизнесмен. Он тут у
нас учился. В Лумумбе. А потом, натурально, уехал - удалился под сень
струй.
Базарин: Ах, вот оно как. То есть он, получается, замбиец...
Сергей: Ну, положим, не замбиец, а га...
Базарин: Что? В каком смысле - га? Не понимаю.
Сергей: Объясняю. Папан у него из племени га. Есть такое племя у них
в Замбии. Га. Но на самом деле Артур, конечно, никакой не га, а самый
обыкновенный русский.
Базарин (глубокомысленно): Ну да, разумеется, поскольку мать у него
