Он никогда не говорил этих слов, и он очень ехидно прохаживался на счет
тех своих биографов, которые приписывали ему эти слова, и он наверняка
никогда не думал этими словами, однако вся суть его жизни - именно в этих
словах. И конечно же, слова эти - не рецепт, не каждому дано быть добрым,
это такой же талант, как музыкальный слух или ясновидение, только более
редкий. И плакать хотелось, потому что умирал самый добрый из людей. И на
камне будет высечено: "Он был самый добрый"..
Мне кажется, Тойво думал именно так. Все, на что я рассчитывал в
перспективе, держалось на предположении, что Тойво думал именно так.
Прошло сорок три минуты.
Дверь внезапно распахнулась. Все было как в сказке. Или как в кино.
Горбовский, невообразимо длинный в своей полосатой пижаме, тощий, веселый,
неверными шажками вступил в в гостиную, волоча за собой клетчатый плед,
зацепившийся бахромой за какую-то его пуговицу.
- Ага, ты еще здесь! - с радостным удовлетворением произнес он,
обращаясь к обомлевшему Тойво. - Все впереди, мой мальчик! Все впереди! Ты
прав!
И произнеся эти загадочные слова, он устремился, слегка пошатываясь к
ближайшему окну и поднял штору. Стало ослепительно светло, и мы
зажмурились, а Горбовский повернулся и уставился на Тойво, замершего у
торшера по стойке "смирно". Я поглядел на Комова. Комов откровенно сиял,
сверкая сахарными зубами, довольный, как кот, слопавший золотую рыбку. У
него был вид компанейского парня, только что отмочившего славную шутку. Да
так оно и было на самом деле.
- Неплохо, неплохо, - приговаривал Горбовский. - Даже отлично!
Склонив голову набок, он придвигался к Тойво, оглядывая его
откровенно с головы до ног, придвинулся вплотную, положил руку на его
плечо.
- Ну, я думаю, ты простишь меня за резкость, мой мальчик, - сказал
он. - Но ведь я тоже был прав... Я резкость - это от раздражительности.
Умирать, скажу я тебе, - препоганое занятие. Не обращай внимания.
Тойво молчал. Он, конечно, ничего не понимал. Комов все это задумал и
устроил. Горбовский знал ровно столько, сколько Комов счел нужным ему
сообщить. Я хорошо представлял себе, какой разговор произошел сейчас у них
в спальне. А Тойво Глумов не понимал ничего.
Я взял его за локоть и сказал Горбовскому:
- Леонид Андреевич, мы уходим.
Горбовский покивал.
- Идите, конечно. Спасибо. Вы мне очень помогли. Мы еще увидимся, и
не раз.
Когда мы вышли на крыльцо, Тойво сказал:
- Может быть, вы объясните мне, что все это значит?
- Ты же видишь: он раздумал умирать, - сказал я.
- Почему?
- Дурацкий вопрос, Тойво, извини меня, пожалуйста...
Тойво помолчал и сказал:
- А я и есть дурак. То есть никогда в жизни я еще не чувствовал себя
таким дураком... Спасибо вам за вашу заботу, Биг-Баг.
Я только хмыкнул. Мы молча спускались по лестнице к посадочной
площадке. Какой-то человек неспешно поднимался нам навстречу.
- Ладно, - сказал Тойво. - Но работы по теме мне продолжать?
- Конечно.
- Но ведь меня высмеяли!
- Напротив. Ты очень понравился.
Тойво пробормотал что-то себе под нос. На площадке в конце первого
пролета мы оказались одновременно с человеком, поднимавшимся навстречу.
Это был заместитель директора Харьковского филиала ими Даниил
Александрович Логовенко, румяный и очень озабоченный.
- Приветствую тебя, - сказал он мне. - Я не слишком опоздал?
- Не слишком, - ответил я. Он тебя ждет.
И тут Д. А. Логовенко с самым заговорщицким видом подмигнул Тойво
Глумову, после чего устремился дальше вверх по лестнице, теперь уже явно
спеша. Тойво, недобро прищурившись, посмотрел ему вслед.
- - - - -
ДОКУМЕНТ 19
КОНФИДЕНЦИАЛЬНО!
ТОЛЬКО ДЛЯ ЧЛЕНОВ
ПРЕЗИДИУМА ВСЕМИРНОГО СОВЕТА!
Экз. N 115
Содержание: запись собеседования, состоявшегося В "Доме Леонида"
(Краслава, Латвия) 14 мая 99 года.
Участники: Л.А. Горбовский, член Всемирного Совета, Г.Ю. Комов, член
Всемирного Совета, ВРИО Президента секции
"Урал - Север" КК-2.
Д.А. Логовенко, зам. директора Харьковского филиала ИМИ.
КОМОВ: То есть вы фактически ничем не отличаетесь от обыкновенного
человека?
ЛОГОВЕНКО: Отличие огромно, но... Сейчас, когда я сижу здесь и
разговариваю с вами, я отличаюсь от вас только сознанием, что я не такой,
как вы. Это один из моих уровней... Довольно утомительный, кстати. Это
дается мне не без труда, но я-то как раз привык, а большинство из нас от
этого уровня уже отвыкло навсегда... Так вот, на этом уровне отличие можно
обнаружить только с помощью специальной аппаратуры.
КОМОВ: Вы хотите сказать, что на других уровнях...
ЛОГОВЕНКО: Да. На других уровнях все другое. Другое сознание, другая
физиология... Другой облик даже...
КОМОВ: То есть на других уровнях вы уже не люди?
ЛОГОВЕНКО: Мы вообще не люди. Пусть вас не сбивает с толку, что мы
рождены людьми и от людей...
ГОРБОВСКИЙ: Прошу прощения, Даниил Александрович. А вы не могли бы
нам что-нибудь продемонстрировать... Поймите меня правильно, я не хотел бы
вас обидеть, но пока... Все это одни слова... А? Какой-нибудь другой
уровень, если не трудно, а?
ЛОГОВЕНКО (со смешком): Извольте...
(Слышны негромкие звуки, напоминающие переливчатый свист, чей-то
невнятный возглас, звон бьющегося стекла.)
ЛОГОВЕНКО: Простите, я думал, он небьющийся.
(Пауза около десяти секунд.)
ЛОГОВЕНКО: Это он?
ГОРБОВСКИЙ: Н-нет... Кажется... Нет-нет, это не тот. Этот - вон
стоит, на подоконнике...
ЛОГОВЕНКО: Минуточку...
ГОРБОВСКИЙ: Не надо, не трудитесь, вы меня убедили. Спасибо.
КОМОВ: Я не понял, что произошло. Это фокус? Я бы...
(В фонограмме лакуна: 12 минут 23 секунды.)
ЛОГОВЕНКО: ...совершенно другой.
КОМОВ: А причем здесь фукамизация?
ЛОГОВЕНКО: Растормаживание гипоталамуса приводит к разрушению третьей
импульсивной. Мы не могли этого допустить, пока не научились ее
восстанавливать.
КОМОВ: И вы провели кампанию по введению поправки...
ЛОГОВЕНКО: Строго говоря, кампанию провели вы. Но по нашей
инициативе, конечно.
КОМОВ: А "синдром пингвина"?
ЛОГОВЕНКО: Не понял.
КОМОВ: Ну фобии эти, которые вы наводили своими экспериментами...
Космофобии, ксенофобии...
ЛОГОВЕНКО: А, понимаю, понимаю. Видите ли, существует несколько
способов и методик выявления у человека третьей импульсной. Сам я -
приборист, но мои коллеги...
КОМОВ: То есть это ваших рук дело?
ЛОГОВЕНКО: Разумеется! Ведь нас же очень мало, свою расу мы создаем
собственными руками, прямо сейчас, на ходу. Допускаю, что некоторые наши
приемы представляются вам аморальными, даже жестокими... но вы должны
признать, что мы ни разу не допустили действий с необратимыми
результатами.
КОМОВ: Предположим. Если не считать китов.
ЛОГОВЕНКО: Прошу прощения. Не "предположим", а именно не допустили.
Что же касается китообразных...
(В фонограмме лакуна: 2 минуты 12 секунд.)
КОМОВ: ...интересовало не это. Заметьте, Леонид Андреевич, наши
ребята шли по неверному пути, но во всем, кроме интерпретации, оказались
правы.
ЛОГОВЕНКО: Почему же "кроме"? Я не знаю, кто эти "ваши ребята", но
Максим Каммерер вычислил нас абсолютно точно. Я так и не узнал, каким
образом в его руках оказался список всех люденов, инициированных за
последние три года...
ГОРБОВСКИЙ: Простите, вы сказали "люденов"?
ЛОГОВЕНКО: У нас еще нет общепринятого самоназвания. Большинство
пользуется термином "метагом", так сказать "за-человек". Кое-кто называет
себя "мизитом". Я предпочитаю называть нас люденами. Во-первых, это
перекликается с русским словом "люди", во-вторых, одним из первых люденов
был Павел Люденов, это наш Адам. Кроме того, существует полушутливый
термин "гомо луденс"...
КОМОВ: "Человек играющий"...
ЛОГОВЕНКО: Да. "Человек играющий. И есть еще антишутка: "люден" -
анаграмма слова "нелюдь". Тоже кто-то пошутил... Так вот, Максим список
люденов заполучил и очень ловко продемонстрировал его мне, дав понять, что
мы для вас уже не тайна. Откровенно говоря, я испытал облегчение. Это был
прямой повод вступить наконец в переговоры. Ведь я уже больше месяца
чувствовал у себя на пульсе чью-то руку, пытался прощупать Максима...
КОМОВ: То есть мысли читать вы не умеете? Ведь ридеры...
(В фонограмме лакуна: 9 минут 44 секунды.)
ЛОГОВЕНКО: ...мешать. И не только поэтому. Мы полагали, что тайну
надо хранить прежде всего в ваших интересах, в интересах человечества. Я
хотел бы, чтобы в этом вопросе у вас была полная ясность. Мы - не люди. Мы
- людены. Не впадите в ошибку. Мы - не результат диологической революции.
Мы появились потому, что человечество достигло определенного уровня
социотехнологической организации. Открыть в человеческом организме третью
импульсную систему могли бы и сотню лет назад, но инициировать ее
оказалось возможным только в начале нашего века, а удержать людена на
спирали психофизиологического развития, провести его от уровня к уровню до
самого конца... то есть в ваших понятиях, воспитать людена - это стало
возможным совсем недавно...
ГОРБОВСКИЙ: Минуточку, минуточку! Значит, эта самая третья импульсная
присутствует все-таки в каждом человеческом организме?
ЛОГОВЕНКО: К сожалению, нет, Леонид Андреевич. В этом и заключается
трагедия. Третья импульсная обнаруживается с вероятностью не более одной
стотысячной. Мы пока не знаем, откуда она взялась и почему. Скорее всего,
это результат какой-то древней мутации.
КОМОВ: Одна стотысячная - это не так уж мало в пересчете на наши
миллиарды...
ЛОГОВЕНКО: И отсюда - тайна. Поймите меня правильно. Девяносто
процентов люденов совершенно не интересуются судьбами человечества и
вообще человечеством. Но есть группа таких, как я. Мы не хотим забыть, что
мы - плоть от плоти вашей и что у нас одна родина, и уже много лет мы
ломаем голову, как смягчить последствия... Ведь фактически все выглядит
так, будто человечество распадается на два вида. И никуда вам не деться от
ощущения унижения при мысли о том, что один из вас ушел далеко за предел,
непреодолимый для ста тысяч. А этому одному никуда не уйти от чувства вины
за это. И самое страшное, что трещина проходит через семьи, через
дружбы...
КОМОВ: Значит метагом теряет прежние привязанности?
ЛОГОВЕНКО: Это очень индивидуально. И не так просто, как вы думаете.
Наиболее типичная модель отношения людена к человеку - это отношение
многоопытного и очень занятого взрослого к симпатичному, но донельзя
докучному малышу. Вот и представьте себе отношения в парах: люден и его
отец, люден и его закадычный друг, люден и его Учитель...
ГОРБОВСКИЙ: Люден и его подруга...
ЛОГОВЕНКО: Это трагедии, Леонид Андреевич. Самые настоящие трагедии.
КОМОВ: Я вижу, вы принимаете ситуацию близко к сердцу. Тогда, может
быть, проще все это прекратить? В конце концов, это же в ваших руках...
ЛОГОВЕНКО: А вам не кажется, что это было бы аморально?
КОМОВ: А вам не кажется, что аморально повергать человечество в
состояние шока? Создавать в массовой психологии комплекс неполноценности,
поставить молодежь перед фактом конечности ее возможностей!
ЛОГОВЕНКО: Вот я и пришел к вам - чтобы искать выход.
КОМОВ: Выход один. Вы должны покинуть Землю.
