себе шею. Город плыл в духоте, окруженный творожистой массой воды.
Узловатая грубая паутина лежала на крышах. Этажи в этом городе были
деревянные, мостовые в нем были такие же деревянные, деревянные курицы
выклевывали из навоза деревянное же зерно, - мутно-голая деревянная густая
крапива, ощетиненная хрупким стеклом, буйно взметывалась к деревянному
волокнистому небу. Жар прозрачных углей исходил от нее. Блестел на корнях
раскаленный неубранный мусор. А в межствольных теснотах, в глухоте и во
мраке шипов, изгибаясь, распластываясь, выделяя пахучую лимфу, словно
мелкие духи, роились безглазые трехголовые насекомые. Шорох жвал, будто
пилами, пережевывал промежутки. И мерцала над городом Живая Звезда. И, как
смерть, распростерлись над ним безмолвные серые птицы. И суставы
пространства скрипели на всех перекрестках. Не было в этом городе только
людей. Были - зомби с мозгами из прелых костей и тряпок. И они окружали
меня скучной унылой толпой.
Лида сказала:
- Он, по-видимому, не первый. Происходит стремительная
к_о_н_ц_е_н_т_р_а_ц_и_я_ чувств. Слухи о "воскресших" гуляют уже с утра.
Полная материализация еще не наступила. Но они постепенно приобретают
черты вещественности. Форму, душу, движение. Говорят, что это очень
опасно. "Воскресшие" не знают пощады. И особенно они ненавидят живых.
Кроме зомби, естественно. По сценарию этого нет. Говорят, что к полуночи
образуется полный _с_л_о_м_. Говорят, что восстанут из праха - и жертвы, и
праведники. И тогда развалится твердыня горкома. Трое в Белых Одеждах
дойдут до города. Хронос перестанет существовать. И фанфары Суда
прогремят, словно эхо Вселенной...
Кажется, она говорила что-то еще. Во всяком случае, губы ее
шевелились. Лицо пылало лихорадочным ярким румянцем. Но я больше не слышал
ни слова. Потому что поднялся Мунир - раскрасневшийся, жаркий - и, горя
вдохновением, расплескивая из рюмки коньяк, предложил громкий тост за
присутствующих здесь дам. Украшающих это собрание. И присутствующие здесь
дамы восторженно завопили, - тоже радуясь и проливая коньяк. Все хотели,
чтобы было - на брудершафт. - Тофик, Тофик пусть скажет!.. - выкрикивали
они. Сияющий Тофик довольно выпрямился. - Ест хароший васточный пасловиц,
- сказал он. - Очинь мудрый пасловиц, - сказал он. - Бил адын оазис в
пустыне. И параизрастал в нем карасивие-карасивие розы... Такой цвиток
ест... И однажды в оазис пришел адынокий путнык. И он сылно хотел пит. А
вода в оазиси нэ било. Било очинь жарко. И тогда он папрасил розы: Дайтэ
минэ попит. - Но розы ему нэ дали... Сахтар бехтамыр!.. И только одына
самия карасивия роза сказала: На, пэй!.. - И он выпил росу з ые лыпыстков.
И тогда висе другие розы - завалы. А адына распустилась еще карасивее.
Потому что путник сагарел ые своим дыханием... Так выпием же за женщин,
который, как цвиты, висигда отдают нам свою росу!.. - Тофик кончил и обвел
всех орлиным взглядом. Он совсем не походил на того понурого небритого
старика, что, как в трансе, сидел близ узлов на вокзале. Щеки его теперь
лоснились, копна волос над горбатым закрученным носом отливала вороньи
крылом. Костюм был - немнущийся, дорогой. И крахмальный платочек уголком
высовывался из кармана. Тофик явно преуспевал. Разогревшаяся Надин рядом с
ним просто млела от счастья. А патлатая резкая Джеральдина, не скрываясь,
дарила ему страстно-тягучие взоры. Забывая Мунира. В общем, фурор был
полный.
Даже я несколько оробел. Крепкий вкус коньяка разорвался у меня в
желудке. Брызнули искры и толкнули по телу горячую отупляющую волну. Стало
чуточку легче. Я остервенело закусывал. На столе колыхался сазан в
заливном и темнели грибы под тугими колечками лука. И стояли селедка и
дымчатый хлеб. И салат-оливье, и редиска, и дольки лимона. И
наличествовала, конечно, икра - выделяясь янтарной зернистостью. И
коричневый гусь, расставляющий ноги, был обложен морщинистым черносливом.
Сыр, язык, помидоры. Лида, кажется, перестаралась. Здесь хватило бы рыл на
пятнадцать. По крайней мере. Я накладывал себе сразу из нескольких блюд.
Придвигая и пробуя одновременно. Первый раз за весь этот трудный
томительный день мне досталось - нормально поесть. Я боялся, что не успею.
- Тише, тише! - шептала мне Лида. Но я все-таки торопился. Время праздника
было уже на исходе, и соседка, огромная Слон-девица, прислоняясь,
затягиваясь, повторяла немного презрительно: - Что мы, собственно, жрать
сюда собрались?.. - Чуть прикрытое тело ее выпирало. Бедра распахнулись,
накрыв собой стул. Она смотрела спокойно и очень трезво. Собрались мы
сюда, конечно, не жрать. Портативный кассетный магнитофон в углу, будто
жилы, вытягивал длиннейшие ноты. И беззвучно крутил изображение цветной
телевизор. Что-то пляшущее, молодежное. Так что, вечер был в самом
разгаре. Застоявшийся Тофик уже облапил Надин и, барахтаясь, с пьяной
настойчивостью, хамовато расстегивал ей пуговицы на блузке. Надин
отбивалась, но не очень упорно. Проглянул черный лифчик, слегка загорелый
живот, золотистая опушь над поясом джинсов. - Всо снымай, всо снымай,
танцюй на столе... - бормотал пьяный Тофик. - Как в Азмире... Бахчони, ты
помнишь Азмир?.. - Ну канэчно, Тофар Шахбердыевич, - отвечал ему гладкий
Мунир. И восторженно цокал. - Харошие место Азмир!.. Очинь вэсило било,
карсиво било... А какые там малчыки!.. Нэжние!.. Зказка!.. - Он, в свою
очередь, ловко прихватывал Джеральдину. Даже, кажется, с большим успехом.
Неожиданно вытянул лифчик и бросил его на стол. Тут же клапаны платья
разъехались и вылезли груди: очень маленькие и очень крепкие, с загнутыми
наверх сосками. Джеральдина при этом нейтрально помаргивала. Будто все это
происходило не с ней. То есть, - длился _к_р_у_г_о_в_о_р_о_т_. Я
почувствовал, как бедро Слон-девицы тяжело приникает ко мне. Жарко,
медленно и однозначно. А еще она подняла округленную четкую бровь, -
намекая. - Если хочешь - пожалуйста, - сказала мне Лида. - Зульфия - это
нечто особенное. Темперамент, объемы. Так, во всяком случае, говорят.
Лично я против ничего не имею. Это, кажется, есть и в сценарии. Так что ты
- работай смелей, не стесняйся...
Разумеется, я не стеснялся. Да меня никто и не спрашивал. Сетка
мелких переплетенных извилин появилась на потолке. Как обычно,
разламываясь. Просунулись в трещины локоны Красных Волос. Хронос, видимо,
доставал уже и сюда. Только здесь они были не красные, а зеленые. Концы их
свернулись колечками. Впрочем, это не имело значения. И донесся печальный
стихающий залп. Вероятно, от дальних Карьеров. Где заваливали трупами
лопухи. _Л_и_к_в_и_д_а_ц_и_я_ в городе продолжалась. Это тоже не имело
значения. _Н_и_ч_е_г_о_ не имело значения. Я проваливался в тартарары.
Слон-девица прогнулась, и молочная спелость грудей разом вывалилась из
платья. Отлетели тугие застежки. Пеной схлынули кружева. Выбраться из
таких объятий было немыслимо. Бушевала и грелась голодная плоть.
Темперамент, объемы. Губы, плечи, спина. Купола развитых ягодиц. Словно
поршни, ходили могучие бедра. Я слегка задыхался. Оголенные руки в экстазе
сдавили меня. Избавления не было. Слон-девица оказывалась со всех сторон.
Отогнулся рукав. Краем глаза я видел, что на часах уже - половина
десятого. Половина десятого! Было ясно, почему _о_н_и_ так спешат. Потому
что уже - половина десятого. День рожденья. _Р_а_з_р_ы_в_. Пир во время
чумы. Хронос! Хронос! Ковчег! Открываются бездны, цветет бледноликий
чертополох. Вероятно, Фаина уже не очнется сегодня. Я ведь должен был
именно здесь познакомиться с ней: "Ах, позвольте, позвольте!.. - Ну что
вы, естественно!.." И в дальнейшем она меня вытащит - не давая сожрать. Но
Фаины, по-видимому, сегодня не будет. И, по-видимому, уже не будет меня:
Гулливер, черный крест на холме, гвозди, проволока, тень распятия,
картофельная ботва. Значит, началось выпадение эпизодов. Это плохо, что
началось выпадение эпизодов. Это плохо и страшно. Теперь я остался один.
Правда - Лида. Но с Лидой, по-видимому, заканчивается. Кстати, где сейчас
Лида? Я бессмысленно трепетал. В голове колыхался туман опьянения.
Слон-девица невнятно шептала: Страшный Суд... Золотые следы... Кто
окрасится кровью - того не поглотит огонь... - Негритянские бельма ее
закатывались. И блестела сквозная открытость зубов. А на мочке краснел
отпечаток укуса. Речь, наверное, шла о спасении.
Только почему - Слон-девица? Никакой Слон-девицы, разумеется, не
было. Это говорила мне Джеральдина, - восседая на стуле и небрежно
закуривая. Патлы солнечным нимбом вздымались над ней. В ямке горла
созвездием рдела прыщеватость. В комнате был совершенный бардак. Рюмки,
перья, раскиданные подушки. Чей-то скомканный галстук намокал в огурцах. А
на узком диване, прикрытые пиджаком, беззащитно и нежно светились обросшие
ляжки Мунира.
Сама Джеральдина была - абсолютно раздетая. Некрасивая. Тощая. С
сигаретой во рту. И качала ступней с отвисающим шлепанцем. А когда
убедилась, что я прихожу понемногу в себя, то спокойно и медленно опустила
колено.
- Хочешь? - вскользь предложила она. И - не слыша ответа, сказала. -
Напрасно не хочешь. Я могу быть полезной. Ты это учти. А случайные
о_т_к_л_о_н_е_н_и_я_ - поощряются. Между прочим, ты, кажется, ищешь донос?
Так бумаги - на тумбочке, под телевизором...
И она показала - густым педикюром ногтей. Лак алел, будто кровь,
омочившая пальцы.
Я невольно осекся:
- С чего ты взяла?
И тогда Джеральдина пожала плечами.
- Как - с чего? Сценарий, круговорот. Или ты полагаешь, что
д_в_и_ж_е_ш_ь_с_я_ самостоятельно? - Две секунды, прищурясь, она изучала
меня, а потом вдруг заперхала хриплым противным смешком. Как змея. - До
чего же ты все-таки глуп...
Заостренные груди ее дрожали. А в подвздошье, стянувшись, темнело
коричневое пятно.
Вероятно, не следовало обращать внимания.
Я пошарил на тумбочке и действительно обнаружил бумаги. Точно жгучая
молния опалила меня. Вот оно, - крупным почерком, на трех папиросных
страницах:
"...выше среднего. Глаза - водянистые, голубые. Нос - приплюснутый,
широкой неправильной формы. Уши - круглые. Лоб - с небольшими залысинами.
Череп - скошенный. Волосы - светло-каштановые. На контакт согласился
довольно охотно. Расхождения со сценарием - не более четырех минут.
Предварительное собеседование - в кафе. Адрес: Кирочная - 24. Наблюдения,
тайной записи - не было. При контакте держался непринужденно. Чрезвычайно
свободно рассказывал о себе. Компромат в биографии, однако, не выявлен.
Вероятная болевая точка - ребенок. К деньгам, видимо, равнодушен. Не
выказывал особого пристрастия к алкоголю, не имеет поддержки в верхах.
Цель работы ограничена командировкой. Никаких элементов прикрытия - нет.
По характеру - общительный, легкий. К женщинам проявляет повышенный
интерес. Вся дальнейшая разработка поэтому велась на "объекте" Дровяная -
14. Не сразу пошел на интим. Колебания, видимо, связаны с излишней
поспешностью. Был предложен обычный экспресс-вариант. Сексуальные
аномалии, к сожалению, не присутствуют. Из набора возможностей
предпочитает "наив". Тем не менее, выявлены некоторые доминанты. Волевого
начала в характере нет. Честен. Слаб. Не способен к реальному
сопротивлению. Поведение в обществе по типу - "интеллигент". Мера
принципов - чисто интуитивная. Безотчетно выходит на компромисс.
Нерешителен. Робок. Активность в политике исключается. Безусловно
