двухчасового боя захватил станцию слежения "Виндзор". Часть террористов
была уничтожена во время перестрелки, трое, блокированные в диспетчерской,
покончили с собой, около десяти человек на бронетранспортерах прорвались
на космодром и, захватив пассажирский лайнер "Мико", вышли в открытое
пространство, предположительно к границам Солнечной системы. Интенсивный
лучевой поиск корабля оказался безрезультатным. Лайнер "Мико", захваченный
террористами, относится к типу малогабаритных пассажирских лайнеров,
вооружения не несет и опасности для Земли и передовых станций не
представляет.
3
Замысловатым ключом я открыл дверь и присвистнул: по квартире словно
прошел смерч. Громили ее долго и тщательно. Мебель предварительно
разбирали на детали и каждую часть ломали по отдельности. Из дивана были
выдраны все пружины, и они были разбросаны по всей квартире. От люстры
осталось белое пятно. Как сахар. Непонятно, как был достигнут такой
эффект. Книги, вероятно, сначала разрывали по корешку, а потом выдирали
все страницы. Обои висели печальными языками, обнажив ноздреватую
штукатурку. Кухонный агрегат был превращен в груду мятого металла.
На такую работу потребовалось много времени и энергии. Она вызывала
уважение.
В одной из комнат точно посередине стояла совершенно целая низкая
лакированная тумбочка - странно аккуратная среди разгрома. На ней лежал
лист бумаги. От руки печатными буквами крупно было написано одно слово -
"убирайся". Вместо подписи стоял значок - полукруг с поперечными
черточками.
Я сел на тумбочку. У меня было несколько версий. Первая - здесь всем
предоставляют такие квартиры. Так принято. Эта версия была удобна тем, что
разом все объясняла.
Версия вторая - хулиганство. Версия третья - маньяк. Версия
четвертая... Версия пятая... Версия сто сорок шестая - звездные пришельцы.
Изучали земную жизнь.
Я тяжело вздохнул, так как знал, что мне сейчас предстоит. Я
разделся, повесил одежду на сохранившийся гвоздь и принялся за работу.
Обыск занял ровно три часа. Я перемазался известкой, выпачкался
машинным маслом, разодрал себе локоть чем-то острым и поранил колени
осколками стекла. Но в итоге через три часа на тумбочку легли два серых,
тонких кружочка с выпуклостью в центре - наподобие кнопки.
И, с некоторой оторопью глядя на эти высокого класса,
сверхчувствительные дистанционные микрофоны, я вдруг понял, что ни одна из
версий не подходит.
Я оделся и поехал в Дом.
Дом стоял на тихой зеленой заасфальтированной улице. Вход в него
украшали шесть колонн, по которым, ослепительно вспыхивая, бежали вверх
хохочущие и плачущие лица, встающие на дыбы кони и написанные
разноцветными буквами короткие и загадочные слова.
Я не сразу понял, что это афиши.
Навстречу мне вывалилась радужная стайка молодежи. Они шли, будто
плясали, высоко подпрыгивая. Одна из девушек, оступившись, ударилась об
колонну, и та лопнула с печальным звоном, обнажив блестящий, решетчатый
круг в асфальте. Все захохотали. Упавшая вскочила, визжа повисла на
высоком парне. Над кругом задымился голубой туман: колонна
восстанавливалась.
С некоторым сомнением я потрогал свой галстук, но потом подумал, что
для инспектора строгий и чуть старомодный вид даже обязателен.
На этаже, где помещалась администрация, народа оказалось неожиданно
много. Здесь сновал все такой же молодняк. Меня они не замечали, друг
друга - тоже. И все они двигались как бы пританцовывая. На гудящих
воздушных карах проплыла пустая рама для мнемофильмов. Ее поддерживали
мужчины в синих халатах. Бородатые ребята, по пояс голые, лоснящиеся,
работали у стен с декорационными фломастерами, пена которых застывала,
образуя причудливую лепку.
У двери с надписью "Дирекция" невероятно тощий, изнуренный человек,
как ветряк, размахивал руками. Одет он был наподобие новогодней елки -
цветные тряпочки, бляшки, зеркальца; сквозь них просвечивали желтые ребра.
Его собеседник пятился назад на коротеньких ножках.
- Нет, нет, нет! - фальцетом кричал тощий. - Кто у нас режиссер? Я
режиссер! И я не позволю! Никаких драконов - ни трехглавых, ни
огнедышащих! Сугубый реализм. Учтите это! Я так вижу!
- Витольд, - пытался убедить его собеседник. - Ну совсем маленький
дракончик. Вроде ящерицы. Пусть себе летает...
Тощий его не слушал:
- Ни драконов, ни ящериц, ни морских змеев. Запомните!
И потряс пальцем перед носом толстого собеседника. Тот воззвал:
- Бенедикт, хоть ты скажи...
Третий участник разговора - высокий и громоздкий - только сонно
прикрывал веки, думал о своем. На обращенные к нему вопли солидно кивнул.
Тощий застыл с поднятым пальцем.
- Ни одной запятой не дам переставить. Все. Я - сказал, - высокомерно
уронил он и пошел по коридору так, будто все его суставы были на шарнирах.
- Могу я работать в таких условиях, Бенедикт? - театрально воскликнул
толстый.
- М-да... - подумав, изрек высокий. Заметил мой взгляд:
- Вы ко мне?
Я назвался.
- Вот, очень кстати, - сказал высокий. - Инспектор из Столицы. По
вопросам культуры.
- От сенатора Голха? - растерянно спросил толстый.
- Не только. Возникла необходимость общей инспекции, - туманно
ответил я.
- Боже мой! Это же нелепо! - толстый всплеснул руками. - Какой
инспектор? Зачем нам инспектор? Я вчера говорил с... Он ни словом не
обмолвился об инспекторе.
- Герберт, - предостерег высокий. - Инспектор разберется сам. -
Повернулся ко мне. - Разрешите представиться, директор Дома - Бенедикт, -
вежливой улыбкой поднял верхнюю губу, показал крепкие зубы. - Наш
финансовый бог - советник Фальцев.
- Очень, очень приятно, - расшаркался советник. По лицу его было
видно, что он испытывает совсем другие чувства.
- Как здоровье сенатора? - заботливо спросил директор.
- Неплохо, - отрезал я.
- Как же так... - растерянно начал советник.
Директор его перебил:
- Прошу вас, - он указал на дверь и распорядился. - Герберт, пришли
Элгу.
Финансовый бог поперхнулся. У меня возникло ощущение, что я ляпнул
что-то не то.
В кабинете директор усадил меня за обширный стол-календарь,
исписанный множеством пометок.
- Итак, господин Павел?
- Может быть, без господина? - предложил я.
- Отлично, - с готовностью согласился директор. - Я для вас просто
Бенедикт.
- Меня интересует ваш Дом. Хочется познакомиться поближе. Гремите.
- Да, Дом у нас замечательный, - сказал директор. - Уникальный Дом. К
нам приезжают специально из других стран, чтобы принять участие в
Спектакле. Знаете, в Италии есть фонтан Грез: если бросишь туда монетку,
то обязательно вернешься. Так и у нас. Кто хоть один раз участвовал в
Спектакле, тот обязательно приедет еще.
Директор все время улыбался, а глаза его оставались холодными. Мне
это не нравилось. Он вполне мог быть фантомом. Впрочем, торопиться не
следовало. Фантомом мог оказаться кто угодно. Даже я сам.
- Разумеется, это далось не сразу, - продолжал директор. -
Кропотливая работа. Пристальное изучение вкусов молодежи. Ее духовного
мира. Вы знаете, у молодежи есть свой духовный мир! Что бы там ни писали
наши социологи!
Мне очень хотелось прочитать заметки на столе. Такие торопливые
записи могут сказать о многом. Я скосил глаза. Но директор как бы
невзначай нажал кнопку, и поверхность стола очистилась.
- Чрезвычайно интересно, - промямлил я.
- Мы ведь не просто копируем историю, - все усердствовал директор. -
Мы воссоздаем ее заново. Разумеется, в чем-то отступая от действительности
- но в рамках. Иного я бы и не допустил. - Он поднял широкие ладони. -
Какой смысл рассказывать. Сегодня у нас ввод нового Спектакля. Надеюсь,
вечер у вас свободен?
- В какой-то мере, - уклончиво ответил я.
- Обязательно приходите! - с энтузиазмом воскликнул директор. - Мы
ставим восемнадцатый век. Морское пиратство. Я распоряжусь, чтобы вам
оставили марку.
В это время в кабинет вошла светловолосая женщина. Чрезвычайно
сексапильная.
Директор обрадовался:
- Элга! Наконец-то! Познакомьтесь, Павел - Элга. Она как раз
занимается этой... культурой.
Элга обещающе улыбнулась. Ее короткая юбка едва доходила до середины
бедер, декольте на блузке располагалось не сверху, а снизу, открывая живот
и нижнюю часть груди.
- Элга вам все покажет, - директор был сама любезность. - Тем более,
что она специалист. А меня, извините, Павел, ни одной свободной минуты.
- Буду рад, - сказал я, поднимаясь.
- Пойдемте, - предложила Элга и посмотрела на меня многозначительно.
Я поймал взгляд директора - тоже многозначительный. Очевидно,
предполагалось, что теперь новый инспектор поражен в самое сердце.
В коридоре топтался мрачный парень в синем халате. Челюсть у него
выдавалась вперед. Увидев директора, он произнес голосом чревовещателя:
- Бенедикт...
- Я уже все сказал, - пресек его директор.
Парень посмотрел на Элгу, потом с откровенной ненавистью на меня и
высказал свою точку зрения:
- Ладно. Монтировать камеру - Краб. Записывать фон - Краб. Ладно. Вы
Краба не знаете. Вы Краба узнаете.
- Я занят, - еле сдержался директор.
Парень напирал грудью.
Я хотел дослушать этот захватывающий диалог, но Элга увлекла меня
вперед. Мы прошли мимо бородатых ребят, занимающихся лепкой. Один из них
присвистнул и произнес довольно явственно:
- Элга опять повела барана.
Бараном был, конечно, я.
- Кто это? - спросил я.
- А... художники. Хулиганят - непризнанные гении. - Элга фыркнула. У
нее это получилось на редкость привлекательно.
- Нет, вот этот парень с лицом гориллы.
- И верно, похож, - она легко рассмеялась. - Это Краб, мнемотехник.
Странный какой-то человек. Все время что-то требует. Бенедикт устал с ним.
Я оглянулся. Мрачный парень весьма агрессивно втолковывал что-то
директору. Тот, морщась, кивал. Вид у него был затравленный. Бенедикт
действительно устал.
- Что бы вы хотели осмотреть, господин Павел? - спросила Элга.
- Все.
- Благодарю, - она прямо-таки обдала меня синевой. Я подумал, что
радужка глаз у нее подкрашенная.
- Все - это очень много, Павел. Может быть, мы сначала посидим
где-нибудь, Павел?
Мое имя таяло у нее во рту.
- Сначала немного посмотрим, - извиняясь, сказал я.
Элга передернула плечиком:
- Вот режиссерская. Там готовят сегодняшний Спектакль.
Режиссерская представляла собой громадную комнату без окон. Под
светящимся потолком были развешаны десятки волновых софитов для
стереокраски, а в центре на разномастных стульях сидели около шести
человек. Режиссер, похожий на елку, жестикулировал. Сбоку от него я увидел
Кузнецова. Гера задумчиво курил. Он то ли не обратил внимания на открытую
дверь, то ли играл свою роль - по легенде мы были незнакомы.
Больше я ничего заметить не успел. Режиссер повернул к нам изъеденное
до костей лицо и спросил, срываясь на крик:
- В чем дело? Я занят, занят, занят!
Элга закрыла дверь, словно обожглась.
- Ввод Спектакля, - смущенно пояснила она. - Витольд всегда так
нервничает.
Я промолчал. Я думал: как хорошо, что в паре со мной работает
Кузнецов. Спокойный и рассудительный Гера Кузнецов, на которого при любых
обстоятельствах можно положиться даже больше, чем на самого себя.
Элга повела меня в техотдел. Я не разбираюсь в голографии и тем более
