переходах. Едва успели они выйти на дворик, как раздалось хорошо знакомое
шипенье одиннадцатидюймовых бомб.
- Наша! - крикнул Булганов и, схватив за руки Звонарева и Сойманова,
бросился обратно в потерну.
Едва они скрылись в ней, как на дворе взвились два огромных столба дыма,
сопровождаемые страшным грохотом. Тысячи осколков и камней с визгом
разлетелись во все стороны. Сойманов упал на землю, а капитан налетел на
пулемет и сильно расшиб колено. Матросы и артиллеристы, не успевшие еще
выбраться из потерны, побежали назад в капонир. Когда наконец офицеры пришли
в себя и вновь выглянули наружу, они увидели, что левый боковой бруствер
снесен почти наполовину, а сложенные из мешков траверсы разметаны по всему
внутреннему дворику форта.
Свист новых снарядов заставил всех вернуться в потерну и переждать здесь
обстрел. Снаряды с ревом взрывались, уничтожая все вокруг и до основания
сотрясая весь форт.
- Пронеси, господи, и помилуй, - набожно крестились солдаты при каждом
новом взрыве.
- Это, пожалуй, будет почище морского боя. Там дистанция до цели все
время меняется, и поэтому попасть гораздо труднее, а тут и батарея и цель
неподвижны, - можно все снаряды класть чуть ли не в одну точку, - заметил
Сойманов.
- По-видимому, к третьему форту пристрелялись сразу несколько батарей и
теперь решили его смести с лица земли, - проговорил Звонарев.
Он с опаской поглядывал вверх на свод потерны, откуда сыпалась бетонная
пыль.
- Ты боишься, что потерна завалится? - спросил его Сойманов. - Я думаю,
она рассчитана с большим запасом прочности.
- На обстрел шестидюймовыми снарядами, а не одиннадцатидюймовыми, -
пояснил прапорщик. - Эти могут свободно пронизать любое перекрытие на форту.
- Я этого и не подозревал. Значит, мы фактически совершенно беззащитны! -
испуганно вскочил Булганов. - О чем же вы, инженеры, думали, когда строили
форты? За это всех вас надо отправить в Сибирь на каторгу или просто
расстрелять!
- От этого форты прочнее не станут, - философски заметил Сойманов.
- Надо немедленно же принять меры к усилению бетонных перекрытий!..
Яркий сноп огня у входа в потерну заставил всех броситься на землю.
Раздался страшный грохот, посыпались целые глыбы бетона. Булганов
пронзительно вскрикнул и сразу умолк. Несколько небольших бетонных осколков
ударили Звонарева по голове, но папаха предохранила его от ранения. Рядом с
ним Сойманов отряхивался, вставая на ноги. В группе матросов и солдат кто-то
громко стонал.
- Капитан-то наш убит или только обмер от страха? - чуть иронически
справился лейтенант, наклоняясь к Булганову. - Кажись, жив, только малость
животом приболел, - потянул он воздух носом.
- У меня началась тифозная дизентерия, - охая, поднимался комендант
форта.
Звонарев обернулся к солдатам. В темноте можно было разобрать лежавшую на
земле фигуру. Чиркнув спичкой, прапорщик нагнулся к раненому и в ужасе
отпрянул. Большой осколок снаряда врезался в лицо матросу, превратив его в
кашу.
- Аминь! - сказал Сойманов, снимая фуражку.
- Аминь! - как эхо отозвались солдаты и матросы.
Капитан приказал послать за носилками, и тут только все увидели, что вход
в потерну был завален обломками бетона с землей.
- Попали в ловушку, черт возьми! - проговорил
Сойманов.
Звонарев подошел к засыпанному месту. Проход был завален до самого верха.
Ни лопат, ни кирок под руками не оказалось. Надо было вручную разгребать
землю и разбирать камни.
- Аида, ребята, разбирать завал, - обернулся Звонарев к солдатам и,
показывая пример, начал вытаскивать камни.
С десяток рук сразу же потянулось за ним. Работа двигалась медленно.
Несколько новых взрывов поблизости увеличили обрушение свода. Прошло добрых
полтора часа, пока наконец показался дневной свет. Капитан успел вылезти
наружу, когда со стороны тыловой казармы показался десяток-другой стрелков с
кирками и лопатами, предводительствуемых доктором Авроровым.
- Где же офицеры? Почему они не сразу пришли к нам на помощь? - накинулся
на врача Булганов.
- В горжу тоже были попадания снарядов. Ранены подпоручики Жилин и
Турсхий. Убито десять солдат, а ранено свыше тридцати. Я едва успел
перевязать, - сообщал Авроров.
- Это возмутительное безобразие! Вы начали оказывать помощь солдатам и
забыли о коменданте! Что делал артиллерийский поручик Соломонов?
- Пьян, пришлось ему дать нашатырного спирта, чтобы он хоть немного
пришел в себя.
- Под суд! Расстреляю! - бешено орал капитан, наседая на врача.
- Наша! - вдруг крикнул Сойманов и кинулся бежать к казарме.
Забыв обо всем, капитан бросился за ним. Звонарев прислушался, но
знакомого свиста снаряда не было слышно, и он не торопясь пошел по дворику.
- Лейтенанту с перепугу все время мерещатся выстрелы из мортир, -
усмехнулся один из артиллеристов.
- И выходит, что ты совсем дурак, - вступился за своего офицера матрос с
"Баяна". - Лейтенант нарочно крикнули, чтобы капитан поскорее убрался
отсюда.
Веселое и хитрое выражение лица Сойманова, поджидавшего Звонарева у
казармы, подтвердило правоту этих слов.
- Здорово я разыграл этого капитаншу! Мигом смылся и прямо в уборную! -
хохотал Сойманов.
- Вы, что ли, господин доктор, будете руководить работами по
восстановлению потерны? - спросил у Авророва прапорщик.
- Стрелки и без меня это сделают. Я иду к раненым. Среди них есть
тяжелые. Трудно одному здесь работать, так как никто не решается поселиться
вместе со мной. Уйти же зазорно, - сам сюда напросился.
- Хотите, пришлю к вам сестрицу? - неожиданно для самого себя предложил
Звонарев, вспомнив о Варе.
- Дайте мне лучше двух толковых санитаров. За это я вам скажу большое
спасибо, а от сестричек-благодарю, отказываюсь! - замахал руками Авроров.
Звонарев почувствовал облегчение. Теперь он был гарантирован, что Варя
сюда не попадет. Сегодняшний обстрел показал ему, как опасно пребывание на
этом выдвинутом вперед форту.
Воспользовавшись наступившим затишьем, он поднялся на барбет и выглянул
за бруствер. По берегу реки Лунхе вилось разрушенное местами полотно
железной дороги. Насыпь ее служила прикрытием для японских ходов сообщения.
Левее, на соседней горушке, чернели валы укрепления. Между ним и фортом
лежала глубокая лощина, преграждаемая расположенной несколько сзади, за
Китайской стенной, Курганной батареей. Справа торчали развалины капонира.
Еще дальше можно было разглядеть и форт номер два. Последний был гораздо
лучше применен к местности, чем третий форт.
"Молодчина Кондратенко, - подумал Звонарев, - талантливо использовал
рельеф для целей обороны".
Прямо в тылу возвышался, доминируя над всеми фортами и укреплениями
района, скалистый утес - обычный наблюдательный пункт Кондратенко, почти
беспрерывно обстреливаемый японцами.
В непосредственной близости от рвов, на самом гласисе форта, темнели два
ряда японских окопов. Звонарев не замедлил привлечь внимание японцев, по
нему сделали несколько выстрелов. Прапорщик сошел вниз и направился в
казарму.
В горжевом рву, как муравьи в развороченном муравейнике, толпились
солдаты, исправляя причиненные бомбардировкой разрушения. Булганов, весело
покрикивая, бегал между ними. Он уже успел успокоиться, но ласковое,
дружеское обращение с солдатами на этот раз показалось Звонареву
неискренним.
- Шевелись, дружочки! Надуем японца, чтобы к утру все опять было в
прежнем виде. Он разбивает, а мы восстанавливаем. Ему это скоро надоест, и
он уйдет от Артура, - говорил Булганов.
Верили солдаты ему или нет, прапорщик понять не мог, но работали они
дружно. Комендант попросил Звонарева и Сойманова остаться до прибытия на
форт офицеров взамен выбывших из строя.
Было далеко за полночь, когда Звонарев вернулся в штаб. Кроме дежурных
телефонистов, все спали. Наскоро поужинав холодной кониной и горячим чаем из
термоса, Звонарев, не раздеваясь, улегся на свою раскладушку.
- Прошу вас, ваше превосходительство, сегодня же сдать все дела генералу
Горбатовскому, - сердито приказал Стессель.
- Шлушаюшь, - дрожащим от волнения голосом ответил Надеин, стоявший около
генерал-адъютантской лошади.
- Вам, Митрофан Александрович, надо хорошенько отдохнуть. Посмотрите, на
что вы стали похожи - похудели, осунулись, мешки под глазами. Как вы не
крепитесь и ни храбритесь, а годы берут свое, - уже гораздо мягче проговорил
Стессель.
- Отдыхать будем, ваше превошходительштво, в могиле. Ежели я уже не
пригоден жа штароштью для командования вшем фронтом, то ражрешите мне
принять хотя бы роту в первой линии, ш ней я авошь еще шправлюшь, - просил
Надеин, глядя слезящимися глазами на монументально восседавшего на коне
Стесселя.
- Что вы, у меня этого и в мыслях не было, Митрофан Александрович!
Поживите в городе неделю-другую, отоспитесь, сходите в баньку, - старался
успокой гь старика генерал-адъютант.
- Как милошти, прошу у вашего превошходительштва оштатьша на фронте
вмеште ш шолдатами на любой должиошти - хоть шанитаром или кашеваром.
- Какой же вы упрямец, Митрофан Александрович. Жена, узнав, что вы будете
в Артуре, велела мне передать вам приглашение на обед на завтра.
- Премного благодарен матушке Вере Алекшеевне жа штоль милоштивое
внимание ко мне. Прошу передать ей мою глубокую прижнательношть.
- Сейчас сюда прибудет генерал Горбатовскии, а вы отправитесь в мое
распоряжение, - теряя терпение, повторил приказание Стессель. - Мои
адъютанты все разосланы по фортам. Просьба откомандировать в мое
распоряжение на сегодня одного из чинов вашего штаба.
- Шлушаюшь! - ответил Надеин. - Федор Вашильевич, кого бы мы отдали беж
ущерба для дела? - обратился он к Степанову.
- Прапорщика Звонарева. Собирайтесь поживей, молодой человек, и
отправляйтесь сопровождать генераладъютанта. Возьмите мою лошадь, а то она
сильно застоялась.
Через десять минут прапорщик уже ехал в свите генерал-адъютанта,
неторопливо следовавшего по улицам
Старого города. Густой туман мешал японцам, и они ограничивались
обстрелом наудачу города и порта.
- Мерзейшая погода, - ежился Стессель. - Хорошо только, что япошата
молчат и наши артурцы смогут немного отдохнуть от обстрела
Свернув влево, они выехали на Пушкинскую улицу.
Почти все дома в Старом городе были разрушены. Только почтовая контора
еще уцелела. На Пушкинской улице виднелись развалины нескольких домов -
магазина и склада Чурина, городской читальни, типографии газеты "Новый край"
и других. Возле разрушенного здания типографии уныло бродил
редактор-издатель газеты полковник Артемьев. Вместе со своими сотрудниками
он под обломками разыскивал уцелевшие части печатных машин.
Подозвав его к себе кивком головы, Стессель выразил ему свое
соболезнование в постигшей беде, но тут же не преминул прибавить:
- Я думаю, что оборона Артура от этого не пострадает. Газета, да еще в
условиях осажденной крепости, излишняя роскошь. Пусть читают мои приказы, в
них написано все, что нужно и можно знать гарнизону и жителям города.
- Я все же собираюсь возобновить газету, но уже в
Новом городе. Сейчас подыскиваю подходящее здание.
- Только без какого бы то ни было участия в ней этого мерзавца и
японского шпиона Ножина, - сразу загорячился генерал, вспомнив сообщения
"иностранных" корреспондентов.
- Воля вашего превосходительства будет строго выполнена, - поспешил
заверить полковник.
Миновав Старый город, разрушенную железнодорожную станцию с разбитыми и
