- Я...
- Тогда нельзя, - решительно ответил Рашевский.
- Это почему? - вскинулась Варя. - Я, то есть мы с Сергеем
Владимировичем, оборудовали пункт номер два у Залитерной, и нас даже
Кондратенко похвалил.
- Нельзя потому, что вы при каждом разрыве снаряда или бомбы будете
бросать раненых и бежать разыскивать Сергея Владимировича, - ответил
Рашевский. - Он тоже будет беспокоиться о вас.
- Он обо мне и не думает! Если бы это было так - он не согласился бы
пойти сюда на минную работу.
- А записку забыли? - опросил Звонарев.
- Один раз в счет не идет...
Звонарев и Рязанов проводили гостей за мост и вернулись в каземат.
Мокриевича уже не было. Карамышеву было дано задание организовать вылазку, и
он, пользуясь темнотой, пытался найти наиболее удобный путь для выхода с
форта.
- Надеюсь, вы на меня не в претензии, Сергей Владимирович, за те
небольшие шероховатости, которые сегодня имели место, - проговорил Рязанов,
почувствовавший необыкновенное расположение к прапорщику после разговора с
Рашевским.
Звонарев буркнул что-то неопределенное и откланялся. Он решил ночевать
сегодня не в офицерском каземате, а в капонире, около места работ. Там он
застал своих солдат за ужином. В бачке плавали несколько бобов и разваренная
картошка.
- От такой еды никакой силы не может быть у человека. Бурда да в придачу
китайская чумиза, - ворчал Блохин. - Скорей бы попасть к себе на Залитерную!
- Ничего удивительного, если солдаты болеют от такой пищи, - проговорил
прапорщик.
- Мы для себя займем этот каземат, Пусть он будет нашим, артиллерийским,
- решил после еды Блохин. - А ну, пехтура, вались отсюда и забирай с собой
всех своих вшей, - обернулся он к стрелкам, толпившимся вокруг.
- У тебя, что ль, их нет? - обиделся один из стрелков.
- Есть, как не быть, да другого фасона - антиллерийского образца тысяча
восемьсот семьдесят седьмого года.
- Что же, они не кусаются, что ли?
- Нас не трогают, а пехоцких загрызают до смерти, - зубоскалил Блохин.
Утомленные за день Звонарев и Блохин задремали на охапке гаоляна,
брошенной на пол. Прапорщик вспомнил Варю, ее сегодняшнее неподдельное
волнение и остро почувствовал, как прочно она уже вошла в его жизнь, эта
славная, так привязавшаяся к нему девушка.
"Скорее бы кончилась война, тогда можно будет и попытать счастья в
семейной жизни", - со вздохом подумал Звонарев, погружаясь в глубокий сон.
Около полуночи прапорщик проснулся от холода и пошел посмотреть, что
делается на месте работ. Два сапера и два стрелка под руководством Лебедкина
усердно рыли колодец, углубляя галерею, и в мешках выносили землю. В забитом
конце туннеля чуть прослушивались стуки японцев, ведущих подкоп.
"Надо возможно скорее выяснить направление и характер их работ", -
подумал Звонарев, входя в капонир. Он поделился своими соображениями с
солдатами.
- Пойдем, Сергей Владимирович, сами на разведку, - предложил Блохин, тоже
очнувшийся от сна. - Сейчас ночь, темно, постараемся пробраться к японцу в
гости. Быть может, и узнаем кое-что.
Оставив Лебедкина за старшего, прапорщик вместе с Блохиным отправился к
Рязанову. Капитан сидел за столом и пил водку. Перед ним стоял взволнованный
Карамышев в испачканной землей шинели.
- Как хотите, Василий Петрович, а я больше туда не пойду. Японцы завели
маленьких собак, очень чутких, которые сразу же начинают лаять, едва
заслышат малейший шорох, и этим предупреждают о нашем приближении.
Звонарев сообщил о своем желании лично произвести разведку японских
работ.
- Приветствую ваше намерение. Если вы руководите минными работами, вам и
книги в руки. Не желаете ли выпить "русский флаг"?
Звонарев отказался, зато Карамышев с видимым наслаждением налил в стакан
сначала водки, затем синий пипермент и сверху красный абрикотин. Не
смешивающиеся между собой жидкости составили основные цвета русского флага,
откуда и произошло название напитка.
Проглотив одним глотком стакан, поручик сразу побагровел.
- Может быть, вы теперь рискнете повторить вылазку вместе с прапорщиком?
- спросил Рязанов, усмехаясь в усы.
- Нет, сегодня я уже достаточно наигрался в жмурки со смертью. Отложим до
завтра. Я немного прилягу. - И через мгновение поручик храпел на весь
каземат.
Рязанов молча пил водку.
- Пройдемте по форту, - предложил он Звонареву.
Они спустились из офицерского каземата в расположенный внизу пустой
пороховой погреб, а затем попали в нижний этаж горжевой казармы. Прикрытый
верхним этажом, землею и прослойкой камней, он являлся самым защищенным
убежищем на форту.
Едва они открыли дверь, как им в нос ударил крепкий запах йодоформа,
карболки и еще каких-то лекарств. К этому примешивался обычный солдатский
дух - пота и немытого тела. Первое, что они увидели, войдя внутрь, было
несколько трупов, лежащих на нарах.
- Убрать, пока не завоняли, - распорядился Рязанов.
Рядом с убитыми лежало человек десять раненых.
Санитары поили их водой, подбинтовывали раны и по возможности старались
подбодрить своих пациентов. В воздухе плавали облака густого махорочного
дыма, который раздражал глаза и горло. Керосиновые лампочки тускло светили.
- Открыть дверь, проветрить! Накурили так, что дышать невозможно, -
распорядился Рязанов.
Звонарев обратил внимание на то, что многие солдаты были полураздеты.
- Как же они выскочат по тревоге? - спросил он.
- Здесь помещается резервная полурота. Она вызывается не сразу, поэтому у
солдат будет время одеться, - пояснил капитан.
В конце казармы был устроен склад бомбочек. Несколько сот их лежало прямо
под нарами, на которых лежали солдаты. Тут же стояли цинковые ящики с
ружейными патронами.
- Почему все это находится здесь, а не в пороховом погребе? - удивился
Звонарев.
- Покорно благодарю! Погреб помещается рядом с нашим казематом. Стоит
одному снаряду попасть в него, и мы взлетим на воздух, а тут и более укрыто,
и при взрыве пострадает солдатня, а не мы, - спокойно ответил капитан.
Обойдя нижний этаж, они по лестнице поднялись вверх. Тут картина была
несколько иная. Солдаты сидели или лежали на нарах с винтовками, почти никто
не спал. В любую минуту вся рота могла выйти с оружием в руках. Около входа
стояли приготовленные к действию пулеметы с вдетыми лентами. Рядом дремали
пулеметчики. При появлении офицеров солдаты вскочили и вытянулись. Рязанов
неторопливо прошел вдоль нар, осматривая стрелков.
Несколько глухих взрывов, донесшихся со стороны внутреннего дворика
форта, отвлекли внимание капитана.
- Японец сегодня сильно волнуется с самого вечера, как бы не полез на
штурм, - забеспокоился Рязанов.
- Он, ваше высокоблагородие, слышит, как мы роемся под землей, и трусит,
что его могут взорвать. Со страху и бомбочки бросает, - вмешался Блохин.
- Я вернусь в свой каземат, - проговорил капитан, - вас же попрошу
понаблюдать с брустверов, что делается у противника.
Звонарев повиновался. На дворе было очень темно. Низко нависли тяжелые
тучи, шел нудный осенний дождь, сквозь который с трудом пробивались лучи
прожекторов.
Когда глаза привыкли к темноте, прапорщик различил фигуры часовых,
припавших к бойницам. Несмотря на темноту, ружейная перестрелка не замолкала
ни на минуту.
- Берегись! - крикнул Блохин и толкнул Звонарева за прикрытие. Почти
тотчас блеснул яркий огонь и грохнул взрыв ручной гранаты.
Поднявшись затем на бруствер, Звонарев и Блохин стали вглядываться в
окружающую темноту. За пеленой дождя японские окопы едва выступали чуть
заметной полоской. На ней то здесь, то там вспыхивали на мгновение огоньки
ружейных выстрелов.
- Вот бы сейчас пойти в разведку, - проговорил Блохин.
- Завязнешь в грязи и заплутаешься в темноте, - возразил Звонарев.
- Никак нет! В такую погоду только и ползать к японцу в гости. Давайте
сходим сейчас на укрытый ход, - предложил он. - Там до врага рукой подать:
может, что ежели и не увидим, то услышим.
Звонарев замялся. Укрытый ход представлял собой узенькую, в аршин
шириной, тропинку, которая шла по наружному краю рва вдоль крыши
контрэскарпной галереи. Даже днем там легко было оступиться и упасть с
трехсаженной высоты в ров. Теперь же двигаться но нему было во много раз
опаснее. С наступлением темноты здесь выставлялись часовые. Поколебавшись
немного, он все же согласился. Они осторожно миновали дворик и зашли к
Рязанову, которому сообщили свои наблюдения и планы.
- Желаю успеха, хотя и уверен в противном, - напутствовал их капитан.
Добираться до укрытого пути пришлось ощупью, на четвереньках. Их окликнул
испуганный голос часового:
- Кто идет?
Узнав, кто идет и зачем, он вызвался проводить их до самого капонира.
Заметив движение, японцы открыли ружейный огонь и начали бросать
бомбочки. Одна упала к самым ногам Звонарева. В темноте чуть заметной точкой
тлел бикфордов шнур. Прапорщик остолбенел от ужаса. Еще мгновение, и
фунтовый заряд пироксилина взорвется у его ног, убьет или искалечит на всю
жизнь. Звонарев как зачарованный смотрел на тлеющий огонек, не двигаясь с
места.
- Пошла дальше, - спокойно проговорил стрелок, сталкивая бомбочку в ров,
где она тотчас же взорвалась.
Тут только прапорщик вполне осознал, какой опасности он только что
избежал.
- Спасибо тебе, братец! - схватил он солдата за руку.
- Э, что, вашбродие! Пустое это. За ночь-то сколько их таких перекидаешь
в ров, - неторопливо рассказывал стрелок.
Добравшись до крыши капонира, Звонарев хотел было высунуться и посмотреть
вперед, но в это время луч японского прожектора остановился против этого
места. Опять пришлось томительно ожидать, пока он сдвинется в сторону.
Прапорщик стал дрожать от холода.
- Пошли назад, - предложил он Блохину.
- Подождем еще малость, Сергей Владимирович.
Сосчитаю до ста: коль прожектор не уйдет - поползем домой.
Не успел он просчитать и до пятидесяти, как луч угас и опять стало
совершенно темно. Блохин мигом вскарабкался на бруствер и пополз вперед.
Звонарев и двое часовых остались ожидать на месте. До японцев здесь было
всего шагов тридцать. В тишине ясно слышался их гортанный говор, стук лопат,
звяканье железа и тонкий, пискливый лай маленьких сторожевых собачонок.
- Ох, и вредные же они! За сто шагов русского человека чуют, а на своих
не лают, - сообщил шепотом один из стрелков.
Прислушиваясь к разговору, Звонарев внимательно всматривался туда, где
скрылся Блохин.
- А ну, потише, послушаем, что впереди делается, - остановил он солдат.
- Вы, вашбродь, не очень высовывайтесь, может я заметить, - предупреждали
стрелки.
Вдруг впереди у японцев звонко залаяла собака.
- Почуяла, стерва, - буркнули в один голос солдаты. - Будет теперь баня.
После полуминутного молчания посыпались ружейные выстрелы, полетели
бомбочки. Прапорщик и стрелки припали к самому брустверу.
- Пропал, черт рябой, - проговорил один из стрелков, имея в виду Блохина.
Переждав минуту, Звонарев все же рискнул на мгновение высунуться из-за
бруствера и чуть не ударился лицом о сапоги ползущего назад Блохина. Солдат
удивительно тихо и неслышно опустился на укрытый путь.
- Ничего не видел, а где работают - слышал: чуть правее нашего.
Прошло не меньше четверти часа, пока японцы наконец успокоились. За это
время несколько бомбочек опять упали совсем рядом с прапорщиком, но он уже
спокойно скидывал их в ров, где они и рвались.
- Надо придумать такую бомбочку, чтобы она взрывалась от удара, - заметил
Блохин. - Пошли обратно. Сергей Владимирович. - И артиллеристы тихонько
