фонариком слегка дрожала, и, нагнувшись, я затаил дыхание.
Коробка была выложена промокательной бумагой, чтобы поглощать влагу.
А на дне, аккуратно разделены карточками с датой съемки, в два ряда стояли
фотографии.
Я разразился всеми грязными словами, которые только знал. Еще одна
куча снимков с улыбающимися в объектив парочками!.. Я бы их бросил там,
если бы не вспомнил, что они стоили мне пять зелененьких.
У лифта сторож попросил меня расписаться в книге посетителей. Я
нацарапал "Дж. Джонсон" и вышел.
В четверть девятого я позвонил Пату домой. Он еще не приходил, и
пришлось искать его па работе. Как только я услышал его голос, то понял:
что-то стряслось.
- Майк? Ты где?
- Тут поблизости. Что-нибудь новенького?
- Да. - Он глотал слова. - Я хочу с тобой поговорить. Можешь подойти
через десять минут в гриль-бар?
- А что?..
- Узнаешь, - перебил Пат и бросил трубку.
Ровно через десять минут я был на месте и нашел Пата в отдельном
кабинете. На лбу у него собрались морщины, которых прежде я не замечал.
Это его старило. Увидев меня, он выдавил слабую улыбку и махнул на кресло.
На столике лежала расстеленная вечерняя газета. Пат выразительно
постучал по кричащему заголовку.
- Что ты об этом скажешь?
Я сунул в рот сигарету и закурил.
- Тебе лучше знать, Пат.
Он скомкал газету и в ярости отшвырнул ее.
Официант принес два пива, и Пат прикончил свое и заказал еще, прежде
чем тот ушел.
- На меня давят, приятель. Знаешь, сколько на свете пройдох?
Миллионы. Девять десятых из них живут в нашем городе. И все могут
голосовать. Они звонят какой-нибудь шишке и говорят, чего хотят. Очень
скоро эта шишка получает много одинаковых звонков; значит, надо
реагировать. И вот начинается давление. Здорово, да. У тебя на руках такой
материал, а ты должен его бросить!
Второе пиво последовало за первым. Я никогда не видел Пата в таком
состоянии.
- Я старался быть настоящим полицейским, - продолжал он. - Я старался
следовать букве закона и честно выполнять свой долг. Какой обман... Мне
звонят, напоминают, что я всего лишь полицейский капитан. Сиди, мол, тихо
и не рыпайся!
- Ближе к делу, Пат.
- Все сводится к одному: убийство Энн Минор, конечно, можно
расследовать, но без далеко идущих последствий.
Я стряхнул пепел с сигареты.
- Ты хочешь сказать, что с системой "девушек по вызову" связаны
большие люди, которые не желают чтобы всплыли их имена?
- Да. Или я продолжаю работу и самым милым образом получаю отставку,
или сдаюсь и спасаю свою шкуру.
Я насмешливо покачал головой.
- Такова плата за честность... Что же ты выбираешь?
- Не знаю, Майк.
- Скоро тебе придется решать.
Наши взгляды встретились, и Пат медленно кивнул. Скверная улыбка
раздвинула его губы.
- Подсказал.
- Ты делаешь свое дело, а я позабочусь о тех, кто тебя беспокоит.
Если понадобится, я вколочу им зубы в глотку с превеликим удовольствием.
Дорогостоящие девицы - только одна сторона организованной проституции.
Рэкет, шантаж - все тесно переплелось. И ниточки тянутся на самый верх. Но
стоит развязать один узел, как посыплется вся сеть. Надо поймать
кого-нибудь, кто расколется, и, чтобы спасти шею, начнут колоться
остальные. Так мы получим доказательства.
Я стукнул рукой по столу и сжал пальцы в кулак так, что кожа на
суставах побелела.
- Сейчас они испуганы, заметают следы. Это паника, а в панике
неизбежны ошибки. Нам нужно лишь быть наготове и ждать.
- Да, но сколько?
- Один из их людей взят ими на заметку, потому что болтал со мной.
Завтра вечером, ровно в девять тридцать субъект по имени Кобби Беннет
покинет дом, где сейчас прячется, и пойдет по улице; где-то они его
обязательно засекут. Вот и все: накрыв их там, мы откроем счет. Это снова
здорово напугает их. Надо показать, что политикам не удалось замять дело.
- Беннет знает о плане?
- Он понимает, что должен сыграть роль подсадной утки. Это его
единственный шанс остаться в живых, другого выхода нет. Ты расставишь по
пути своих людей, готовых вмешаться... А Беннет пусть потом убирается.
Больше он не вернется.
Я написал на обратной стороне конверта адрес Кобби, пометил маршрут,
каким он пойдет, и протянул конверт Пату. Тот осмотрел его и сунул в
карман.
- Это может стоить мне работы.
- Это может стоить тебе и головы, - напомнил я ему. - Но если выйдет,
звонить и предупреждать не будут, а поспешат смыться из города. Мы ничего
не переделаем - игра стара, как Ева, - но кто-то одумается и станет жить
нормально, а кто-то поскорее сдохнет.
- И все из-за одной рыжеволосой девушки.
- Да. Из-за Нэнси. Все из-за того, что ее убили.
- Мы этого не знаем.
- Брось, Нэнси была приговорена. Но я чувствую что-то еще...
- Страховая компания согласна выплатить родственникам, если таковые
найдутся.
- Тут-то и зарыта собака, как сказал поэт. - Я поднялся и допил пиво.
- Позвоню тебе завтра утром, Пат. Я хочу присутствовать на операции. Дашь
мне знать, если расшифруете книжечку.
Он все еще ухмылялся; а в глазах его уже горел огонь, от которого у
кого угодно душа могла уйти в пятки.
- Кое-что получается. У Кандида нашли заметки, сейчас их сравнивают с
символами в книжке.. Так что ему придется попотеть, когда мы его найдем. Я
застыл с открытым ртом.
- То есть как это "найдем"?
- Мюррей Кандид исчез, - сказал Пат.
12
Сев в машину, я начал думать над тем, что сообщил мне Пат. Исчез
Мюррей? Почему? Проклятье, вечно "почему"!.. Удрал на всякий случай? Или
его убрали - слишком много знал? Мюррей ловкач и наверняка имел
подстраховку - объемистую папку в сейфе адвоката, которая в случае гибели
владельца попадает в полицию. Большие люди вынуждены оставить его в живых
из боязни замарать себя.
Нет, Мюррей целехонек. Город достаточно велик, чтобы спрятать даже
его, но рано или поздно он покажется. Пат предусмотрел это, и теперь
каждый автобус, каждый поезд осматривают полицейские. Готов поспорить: не
одна только крыса Мюррей спешит покинуть тонущий корабль.
На улице шел дождь - моросящий, холодный, противный. Вечерние толпы
заметно поредели. Магазин у дома Лолы еще работал, а буженина выглядела
слишком привлекательной, чтобы пройти мимо. Нагрузившись таким количеством
продовольствия, которое невозможно съесть и за месяц, я прикрыл голову
целлофановым пакетом и побежал к подъезду.
Лола лежала в постели с влажным полотенцем на лбу.
- Это я, милая.
- А, я подумала, это лошадь несется по ступеням. Я положил пакет на
стул и присел на край постели, потянувшись к полотенцу. Лола улыбнулась.
- О, Майк, как хорошо тебя видеть!
Она обняла меня за шею, закрыла глаза и потерлась волосами о мое
лицо.
- Тяжелый день, крошка?
- Ужасный, - пожаловалась она. - Я промокла, выбилась из сил и
чертовски голодна. А камеру не нашла.
- По крайней мере, я могу тебя накормить. Все закуплено. И ничего не
надо готовить.
- Ты прекрасный человек" Майк. Я бы хотела...
- Что?
- Ничего. Давай поедим.
Я подхватил ее на руки и поднял. Глаза Лолы заблестели, что могло
означать многое.
- А ты, оказывается, большая девочка.
- Я должна быть такой... для тебя. На кухню, н-поо-о!
Она игриво ударила меня по спине.
Среди тарелок были салфетки, между ними лежал нож. Наши колени, когда
мы сели, соприкасались.
- Расскажи мне, как прошел день.
- Не о чем рассказывать. Я начала с самого начала списка и обошла
пятнадцать магазинов. Ни в одном из них камеры не было и нет. А продавцы
встречались такие предприимчивые, что чуть не уговаривали меня купить
другую.
- Сколько еще осталось?
- Работы на неделю, Майк. Не слишком ли долго?
- Ничего другого не остается.
- Хорошо. Не беспокойся, я беру это на себя. Между прочим, камеру
искал кто-то еще.
Моя чашка застыла в воздухе.
- Кто?
- Какой-то мужчина. Причем - я расспросила продавцов, - его
интересовала именно эта камера.
Теперь стоило хорошенько подумать, прежде чем пускать Лолу на поиски.
- Возможно, совпадение... но вряд ли.
- Я не боюсь, Майк.
- Если это не случайность, он скоро узнает про тебя и где-нибудь
подстережет. Нет, мне это не нравится.
Она помрачнела.
- Как ты сказал, Майк, я большая девочка. Мне не впервой справляться
с мужчиной, если он пристает на улице. Точный удар коленом может наделать
много хлопот для парня, а если это не сработает, ну... громкий крик
соберет массу героев, готовых защитить честь девушки.
Я рассмеялся.
- Хорошо, хорошо. После такой речи мне страшно будет поцеловать тебя
на ночь.
- Майк, с тобой я беспомощней котенка и нема как рыба. Пожалуйста,
поцелуй меня на ночь, ладно?
- Я подумаю. Сперва нам предстоит работа.
- Какая?
- Смотреть на фотографии. У меня целая куча снимков, сделанных Нэнси.
За них уплачены деньги. так что грех бездельничать.
Мы расчистили стол, и я выбрал фотографии из коробки.
- Половину смотришь ты, половину я. Будь внимательна, вдруг
что-нибудь найдем.
Лола кивнула и взяла верхнюю; я сделал то же самое. Сперва я
рассматривал каждую карточку очень тщательно, но фотографии следовали
одному образцу, и вскоре я заторопился. Лица и еще раз лица; улыбки, порой
удивленные, нарочитые позы... Все снято опять на Бродвее.
На двух снимках мужчина пытался загородить лицо; камера остановила
его движение. Я отложил их в сторону - открытая часть лица казалась мне
знакомой.
- Майк... - внезапно произнесла Лола.
Она прикусила губу и указала на фотографию: приятная молоденькая
девушка улыбалась мужчине средних лет, который сосредоточенно хмурился в
объектив.
- Она... одна из нас. Мы вместе... вместе ходили на "задания".
- А мужчина?
- Его я не знаю.
Через пять минут Лола нашла другой снимок: кукольная девушка с
застывшими чертами манекена и мужчина, низенький и толстый, в одежде,
которая должна была сделать его выше и худее, но делала только еще более
низеньким и толстым.
- Она тоже, Лола?
- Да. Но в Нью-Йорке пробыла недолго - умная игра позволила ей выйти
замуж. Помню и этого мужчину. У него игорный дом в городе. Кроме того, он
немного занимается политикой и на свидания обычно приезжал в
государственной машине.
Вот оно. Детали, объясняющие почему. Мелкие подробности, способные
превратиться в вопросы первостепенной важности. Стопка откладываемых
фотографий росла. Может быть, каждый снимок имел непонятное для нас
значение; может быть, большинство из них - лишь камуфляж для обмана
посторонних.
Я перевернул снимок и увидел надпись, сделанную карандашом: "Смотри
С-5".
Нэнси вела досье.
Осколки начали складываться в одно целое, и уже можно было
представить всю картину.
Со следующей фотографией повезло мне. Я так ненавидел некоторых
людей, что их лица запечатлелись в памяти как живые. Со снимка улыбалась
молодая двадцатилетняя пара, лучилась надеждой юности, у которой впереди
жизнь. Но меня интересовал задний план: мой клиент входил в какое-то
здание. На его руке висела трость; за ним закрыл дверцу машины Финней Ласт
в униформе шофера. Но главным было выражение лица Ласта - ядовитая
ухмылка, полная ненависти, с которой он смотрел на проходящего мимо
