передраться за парня. Здесь дамы не думают ни о чем, кроме дам.
- Верно, в них нет ничего. женского, - поддакнул я.
- Там, дальше, есть парочка нормальных. Пойди, может понравится.
Он по-дружески кивнул, и я, взяв стакан, прошел в дальний конец
помещения. Там действительно сидела пара деток, только они были уже
заняты. Две женщины в костюмах мужского покроя развлекали их лучше, чем
это удалось бы мне.
Поэтому я сел в одиночестве за столик у пианино и стал за ними
наблюдать. От стойки оторвался один из парней и с самодовольной ухмылкой
сел напротив меня.
- Не правда ли, бармен слишком старомоден?
Я хмыкнул и отхлебнул виски. Эти типы действуют мне на нервы.
- Вы не местный?
- Нет.
- Из центра?
- Да.
- А-а - Он нахмурился. - Уже... свидание?
Парень явно напрашивался на неприятности, но я передумал и объяснил:
- У меня встреча с Мюррем Кандидом. Он сказал мне, где живет, да я
запамятовал.
- Мюррей? Это мой лучший друг! Но он недавно снова переехал. Джордж
говорил, что теперь куда-то к бакалейному магазину, в двух кварталах к
северу. Вы давно его знаете? Я на прошлой неделе... почему же вы
уходите... мы еще не...
Я даже не оглянулся. Если эта гнилушка посмеет пойти вслед за мной,
пусть пеняет на себя. Бармен прочирикал мне вслед, что подобная публика
мешает бизнесу. Согласен.
Я медленно проехал по улице, развернулся и поехал обратно. В магазине
было темно, как и в окнах наверху. У тротуара стояло несколько машин, я
втиснулся между ними, и переждав, пока пара педерастов не затерялась в
дожде, вошел в подворотню магазина - будто бы прикурить, но больше для
того, чтобы оглядеться. Ничего не было видно. Я толкнул дверь, поддавшуюся
под моей рукой. На виду висели два почтовых ящика. На одном было написано:
"Байл". это же имя на вывеске магазина. Другой был без надписи и относился
к квартире наверху. Вот оно...
Через несколько минут мои глаза привыкли к темноте, и я увидел
ступени, дряхлые и шаткие, покрытые вытертым ковром. Я старался
подниматься как можно осторожнее, но лестница вес равно скрипела. Узкую
площадку второго этажа украшала рассохшаяся дверь с табличкой "Байл".
Держась руками за стену, я стал подниматься выше. Здесь лестница была
новее, и ступени не издавали ни звука. Добравшись до двери, я замер,
прислушиваясь к едва уловимому шуму.
Внутри кто-то был.
Дверь открывалась на хорошо смазанных петлях. Внутри царил мрак. Из
дальней комнаты доносились приглушенные звуки. Потом что-то упало на пол и
разбилось, и кто-то прошептал кому-то, чтобы тот был потише из любви к
богу. Итак, их двое.
Затем другой сказал:
- Проклятье, я порезал руку, - Отодвинули стул, покатилось стекло.
Раздался звук рвущегося материала. - Черт, не могу перевязать. Придется
выйти.
Он пошел в моем направлении, лавируя среди мебели.
Я вжался в стену. Парень на секунду застыл в дверном проеме, темный
силуэт на еще более темном фоне, затем его рука задела мой плащ, и он
открыл рот для крика.
Я ударил его в лоб стволом револьвера, и его колени подогнулись, не
выдержав тяжести тела. Он свалился прямо в мои объятья, со свесившейся на
бок головой, и я услышал, как капает на пол кровь. Все было бы хорошо,
если бы мне удалось тихо опустить тело; но оно повернулось в моих руках, и
из кобуры вывалился пистолет.
Наступила тишина. Я зашаркал ногами и вполголоса выругался, как будто
только что ударился об стену.
Донесся едва слышный голос:
- Рэй... это ты, Рэй?
И я вынужден был ответить:
- Да, это я.
- Иди сюда, Рэй.
Я снял с себя плащ и положил на пол - этот малый примерно моей
комплекции, может, сойду за него. Нагнулся я во время - в дверях комнаты
стоял парень с револьвером, нацеленным на то место, где должен был быть
мой живот.
Имя его приятеля было не Рэй, а я на него отозвался.
Язычок пламени с каким-то слабосильным щелчком вылетел в моем
направлении, но я уже катился в сторону, и пуля врезалась в стену. Я
вскочил на ноги и задействовал свою пушку с грохотом, от которого ходуном
заходила вся комната. А потом, не дожидаясь ответного выстрела, кинулся
под кресло, слушая, как парень искал прикрытия поблизости.
Я не знал, видно меня или нет, и только заставлял себя лежать
неподвижно и дышать тихо. Тому парню этого не удавалось. Он осторожно, с
хрипом втягивал в себя воздух; потом, испугавшись, что его услышат, начал
быстро двигаться. Пусть попотеет. Теперь я знал, где он, но не стрелял. Он
снова переменил место, удивляясь моему молчанию и думая, не задел ли меня
первым выстрелом. У меня свело ногу от напряжения затекла рука.
Парень, наконец, справился со своими нервами. Я навел револьвер в том
направлении, где, по моим ожиданиям, он должен был появиться и, не
фиксируя взгляда на какой-нибудь точке, стал ждать. Из-за задернутых штор
еле-еле пробивался свет, углублявший тени, и на этом фоне светлым пятном
вдруг выделилось лицо. Он был прямо у меня на мушке.
И тут начал возвращаться к жизни парень в передней. Его ноги засучили
по стенке, ногти заскребли по полу. Он лежал несколько секунд, вспоминая,
как сюда попал и что случилось, затем выругался и пополз к двери.
Это словно спустило пружину. Прятавшийся парень резко вскочил и
случайно опрокинул на меня кресло - как раз в тот момент, когда я поднимал
револьвер. Прежде чем я успел отбросить кресло, комната опустела. По
лестнице загрохотали шаги, потом на улице взревел автомобильный двигатель,
и все стихло.
Преследовать их не было смысла. Я чиркнул спичкой, нашел выключатель
и зажег свет. Стоило мне оглядеться, как я понял, что они здесь делали.
Одну стену занимал большой стеллаж. Половина книг лежала на полу, в
беспорядке разбросанные, часть разодрана.
Я сунул револьвер в наплечную кобуру и продолжил их работу с того
места, где они остановились, При свете дело пошло лучше. Вдруг одна из
книг легко раскрылась, и из вырезанной в страницах ниши выпала маленькая
книжечка.
Кто-то крикнул на улице, этажом ниже хлопнула дверь. Я упрятал
книжечку за ремень сзади, схватив шляпу и плащ и совершил сумасшедшую
пробежку по лестнице, причем последний пролет к открытой парадной двери
пронесся, перепрыгивая через две ступени.
Что-то невообразимо тяжелое ударило меня в щеку и в голове взорвался
фейерверк диких звуков и вращающихся огней. Тело больше мне не
принадлежало. Оно превратилось в жидкую кашицу: но боли не было, а было
какое-то светло-розовое оцепенение, внезапно нарушенное другим цветом, но
на этот раз ярко-красным. Я почувствовал удар в грудь и в последний момент
просветления понял, что попал в ловушку - кто-то в упор влепил в меня
пулю.
Сколько я лежал там, сказать не могу. Меня заставил очнуться звук -
высокий плачущий вой сирены. Я вскарабкался на ноги, держась за перила,
машинально подобрал шляпу и, пошатываясь, вышел за дверь. На улице
собралась толпа, но если меня и заметили, то виду никто не подал. Сейчас я
был рад дождю и мраку, окутавшим меня непроницаемой пеленой, и поплелся на
поиски машины. Найдя же ее, свалился па сиденье и из последних сил
захлопнул за собой дверцу. Грудь казалась смятой в лепешку, а в голове,
как в кузнице, с грохотом работали гигантские меха, раздувающие языки
пламени по всему телу.
Визжали тормоза полицейских машин, слышался топот ног, возбужденно
гудела толпа, разрастающаяся с каждой минутой... Терпеть больше не было
сил. К дьяволу все и вся. Я позволил глазам закрыться и свалился вниз,
ткнувшись носом в залежи пыли.
...Струйки дождя били в открытое окно и ручейками стекали по телу. С
трудом разлепив веки, я уперся руками в пол и с грехом пополам сел за
руль.
Толпа разошлась, полиции не было, улица опять опустела. Только дождь
- потоки воды, омывающей тротуары, - и черные квадраты окон. Мой мозг
медленно очищался от тумана. Я сунул руку под пиджак и вытащил револьвер,
вернее то, что от него осталось.
Пуля угодила в спусковой механизм и сплющилась в опасную уродливую
амебу. В груди горело адское пламя, но кожа не была даже поцарапана.
А кто-то думал, что мне каюк.
Я потянулся к поясу - книга была на месте. Прошло еще десяток минут,
пока я не почувствовал себя в состоянии держать руль. Я врубил мотор и
зажег фары.
Кольцо Рыжей не блеснуло мне в тусклом свете приборной панели. На
моем пальце, откуда его в спешке содрали, красовалась свежая царапина.
Кольцо исчезло. За ним пришли раньше, чем я ожидал.
10
Время ничего не значило для Лолы. Она сказала, что будет ждать, и
ждала. Во всем доме светилось только ее окно, и я видел, как дважды падала
на шторы ее тень.
Я шел от машины и жалел, что на тротуаре нет ковра, который хоть
немного смягчил бы боль в ногах. Каждый шаг отдавался в голове, будто
горящей огнем, а когда я закурил, дым судорогой свел легкие и тысячью
ножей впился в ребра.
Лестница казалось длиной в милю. Я поднимался на пару ступенек
отдыхал, затем снова поднимался. Добравшись до двери, нажал на звонок и,
не отпуская кнопки, привалился к косяку.
Послышались торопливые шаги. Дверь распахнулась.
Я не предполагал, что выгляжу так плохо. Лола вздохнула:
- О, Майк! - и нежно погладила мое лицо. Потом взяла меня за руку и
ввела в комнату.
- Я сейчас не совсем в форме.
Мне нелегко было улыбаться.
Лола посмотрела на меня и покачала головой.
- Когда-нибудь... - ты придешь ко мне... когда не будешь нуждаться в
больничном уходе?
Она была прекрасна, эта женщина, почти такая же высокая, как я, в
зеленом переливающемся платье под которым при каждом движении
вырисовывались контуры ее тела. Я любовался ей, вдыхая запах ее духов. Ее
мягкие нежные волосы волной спадали на плечи. И хотелось закрыть глаза и
зарыться в них лицом. В Лоле появилась новая красота; или эта красота была
всегда, а сейчас раскрылась с особой силой.
Я медленно притянул ее к себе... Ей не надо было говорить, что она -
моя. Я знал это.
- Майк...
- Что, милая?
- Я люблю тебя, Майк. Молчи!.. Мне предстоит большой путь...
- Нет, детка. Забудь все, что было. Кто я, черт побери, такой, чтобы
поучать других? Я делал то же самое, но для мужчины это почему-то
считается естественным. Главное не то, что делаешь, а то, что думаешь. Да
я встречал бродяг в притонах, готовых сделать для тебя больше, чем
половина прихожан в церкви!
- Но я хочу, чтобы все было по-другому. Я так стараюсь быть хорошей!
Я притянул к себе ее лицо и поцеловал закрытые глаза.
- Ты всегда была хорошей, Лола. Я знаю тебя недолго, но ручаюсь, что
ты все а была хорошей.
Она сжала мою руку и улыбнулась.
- Благодарю вас, мистер Хаммер. С вами так легко... Поэтому я вас
люблю. - Пальчиком она закрыла мне рот. - Но все-таки мне еще предстоит
долгий путь. Я хочу быть достойной твоей любви.
Я попытался поцеловать ее в нос, но сделал резкое движение и невольно
сморщился. Лола сразу все поняла. Озабоченные линии появились в уголках ее
глаз. Она указала мне на кресло.
- Опять, Майк?
- Опять.
- Плохо?
- Могло быть хуже. Целились в грудь, но пуля попала в револьвер.
Теперь никогда не буду оставлять Бетси дома. Угостили меня и ударом по шее
- чуть не оторвали голову.
- Кто... кто это сделал?
- Ха. Было темно, а нас в спешке забыли представить.
Лола ослабила мне узел галстука и расстегнула ворот рубашки, села на
подлокотник кресла и погладила меня по шее. пальцы, длинные и прохладные,
