дому. Отец не был способен понять, что Конрад созрел для великих
свершений. Пришло время показать ему, как страшно он ошибался в сыне.
Конрад прислушался к Внутреннему Голосу. Внутренний Голос гремел так
мощно, что его могли услышать и со стороны. "Что я тебе обещал, если
пойдешь по правой дороге? - разливался Внутренний Голос. - Ты теперь
Верховная власть, вот ты на какой высоте! Но власть тем выше, чем она
властней. Соображаешь? Руби и круши - в том истинное величие властной
власти. Пусть отец и жалкие соседи почувствуют твою руку!"
- Как относились крестьяне к правлению Фердинанда Шурудана? - спросил
Конрад, хотя и сам знал ответ: отец этот ответ часто произносил в
сопровождении жутких проклятий.
- Ненавидели! Они-то и прозвали его государственным драконом.
- Значит, крестьяне рады, что мы освободили их от дракона?
- Не сомневаюсь ни единой минуты, Повелитель!
- И они благодарны нам за освобождение?
- Как может быть по-иному, Повелитель?
- Тогда повелеваю: пусть крестьяне в благодарность за освобождение от
старой власти вручат новой власти дополнительно к старым налогам, равным
половине их доходов, еще одну десятую. Итого шесть десятых. Сбор
шестидесятки поручаю офицерам армии, которые получат поощрительную
награду. Повеление ясно?
- Вполне ясно, Повелитель, - объявили в один голос бывший
предводитель мятежников, а ныне командир правительственных войск Франциск
Охлопян и летающий монах, ныне министр экономики Антон Пустероде. Конрад
объявил им о новых должностях, когда они подходили к ратуше, и оба жаждали
функционировать.
Конрад сказал, что хотел бы отдохнуть, ибо день был трудный. Старший
из отцов города отвел Повелителя в роскошные апартаменты. Это была
обширная комната на два окна с настоящей кроватью и тремя стульями,
умывальником и ковриком у порога - все предметы обстановки были еще с
Земли. Конрад подошел к окну и долго всматривался в площадь. По ратушной
площади ходили радостные солдаты, то один, то другой возглашал: "Слава
Повелителю!" Москита закатилась, и темная звездная ночь нависла над
городом. Звезды лихорадочно мигали; раньше Конрад не мог без содрогания
смотреть на слишком живое ночное небо, но сегодня оно его не пугало. В
Конраде фонтаном било молчаливое ликование. Внутренний Голос не обманул.
Правая дорога была верной. Самые яркие мечты, самые сладостные надежды
осуществлены. Никому до того не известный - кроме злого отца, разумеется,
- он теперь повсеустно славится на всех улицах великой Анатры, а в ней
живет более тысячи маритян. Завтра же вся Марита с восторгом и
признательностью будет твердить его имя!
Вместе с Конрадом в его однокомнатный апартамент вошел и бывший
солдат Микаэл Убуби.
- Ты чего? - спросил Конрад.
- Буду лежать на пороге. - Микаэл Убуби показал на роскошный потертый
коврик у двери. - Теперь я от вас ни на шаг. И каждого, кто осмелится!..
Можете положиться на меня, Повелитель, расправлюсь не хуже, чем вы с
грозным майором Шуруданом.
- Грозному майору досталось, - скромно согласился Конрад.
- Еще как! - восторженно воскликнул бывший солдат. - Боже мой, кто бы
мог подумать, что найдется человек, который так смело, так ловко...
Простите, Повелитель, но когда вы неподвижно стояли под дулом моего
импульсатора и я ждал лишь команды великого майора Шурудана, чтобы
импульсировать вас вдоль и поперек... В общем, вы были такой бледный,
такой растерянный, что и в голову не могло прийти, что одним прыжком...
Голова кружится, когда припоминаешь это! Такая небывалость! Спите
спокойно, Повелитель, после такого дня нужно хорошо отдохнуть. Я
позабочусь, чтобы сюда никто и носа не сунул.
Бывший солдат, ныне личный охранник Повелителя растянулся на коврике
и спустя минуту смачно захрапел. Для человека, хвалящегося своей
бдительностью, он мог храпеть и не так громко. Конрад смотрел на Убуби.
Было, конечно, приятно, что этот человек своевременно подал добрый совет
расправиться со страшным майором, а теперь добровольно и восторженно
вызвался в личные охранники, а без охраны, понимал Конрад, небезопасно. Но
Конрад предпочел бы, чтобы ему не напоминали, каким он в тот момент
выглядел бледным и растерянным. Внутренний Голос проворчал: "Поставь ты
этого болтуна на место, иначе он наворотит!" Конрад еще раз посмотрел на
Убуби, обдумывая, как его поставить на место. Верный охранник не стоял, а
лежал, заливисто храпя. Он был на своем месте - на полу, у ног Повелителя.
За два дня в Анатре восстановился порядок. Как и пообещали отцы
города, открылись все пивные таверны, танцевальные вертепы, пищевые
берлоги, гостиничные ночлежки, подвалы для больших пиров и казематы для
торжественных приемов. Из других городов приходили добрые вести: везде
признавали власть Повелителя, везде торжествовали по случаю гибели майора
Шурудана. Летающий монах порадовал Конрада, что в одном городишке из самых
заплеванных некий горожанин публично высказался: "Хрен редьки не слаще!"-
и странная эта фраза, по письменному объяснению горожанина, немедленно от
него затребованному, означает высшую степень одобрения. Сам Антон
Пустероде был склонен именно к такому толкованию, хотя и не знал, что
такое хрен и что такое редька, и в толковом словаре языка Мариты тоже не
нашел значения этих слов.
Зато сообщения из деревень не радовали. Скупые крестьяне, и раньше не
жаловавшие пятидесятипроцентное изъятие доходов, поголовно как с цепи
сорвались, услышав о шестидесятке. Кое-где дополнительные десять процентов
приходилось изымать под дулами импульсаторов. На исходе недели летающий
монах, ныне министр экономики, доложил о возмутительном происшествии,
случившемся неподалеку от Анатры на маленьком хуторке.
- Хозяин того хутора схватил дубину и кинулся на предводителя отряда.
Еле-еле удалось его усмирить. А когда ему благожелательно разъяснили, что
дополнительное изъятие совершается по вашему личному указанию, он
разбушевался еще сильней. По долгу службы обязан известить вас, что он
яростно кричал непотребные слова, вроде: "В гробу я видел вашего
Повелителя! Буду дубиной полосовать его повелительную задницу, как не раз
полосовал!" И прочее в том же духе. Предводителю отряда пришлось
импульсировать старого буяна. А потом он узнал, что старик носил ту же
фамилию, что и вы, Повелитель. Он опасается, что казнил вашего
родственника.
- Нет, казненный мне не родственник, - спокойно сказал Конрад. -
Предводитель поступил правильно. Передайте ему мою благодарность.
Все же спокойствие далось нелегко. По уходе министра экономики Конрад
впал в горесть. То ли терзали печеночные колики, то ли грызла совесть. Он
не любил отца, отец не терпел сына. Но никогда их свары не раскалялись
настолько, чтобы он пожелал отцу смерти. И, дерзя, и возмущаясь, он
сохранял сыновнее почтение. Он и бежал из дому, чтобы не перейти в запале
этого почтения. А сейчас отец погиб по велению сына, хоть и не прямому,
стал только косвенной жертвой, но все же жертвой сыновних приказов. И
Конрад в отчаянии воззвал к утешению Внутреннего Голоса. Внутренний Голос
отозвался без промедления. "Старик, я тебя понимаю! - горько изливался он.
- Боже, как я тебе сочувствую! Такое горе нелегко пережить, но пережить
надо. Страна нуждается в твоем ясном уме, в твоей твердой воле, в твоем
безмятежном спокойствии, и потом, между нами говоря, больно уж шебутной он
был, твой безвременно погибший отец. Он единственный не верил в твое
величие и делал все, чтобы величия не осуществилось. Он был тебе не только
отцом, но и врагом, так это нехорошо получается. И нет сомнения, что он бы
не ограничился руганью, после того как узнал, что ты - Повелитель. Он
такую бы на тебя покатил телегу! Попросту не дал бы достичь той великой
цели, которую тебе предначертала судьба. Сколько бы людей погибло, разожги
он восстание, а он бы перед этим не остановился. Так что его маленькая
личная смерть спасет от общественных потрясений, от сотен других смертей.
С государственной точки зрения надо одобрить его гибель. Вот так оно очень
непросто и очень закономерно получается, старина! Возьми себя в руки и
успокойся!"
Аргументы Внутреннего Голоса были объективны и убедительны. Конрад
взял себя в руки и успокоился.
Вскоре, однако, возник новый повод смущаться душой. Командующий
войсками Повелителя, майор - он теперь стал майором - Франциск Охлопян
информировал Конрада, что его верный охранник Микаэл Убуби повел себя
плохо. Бывший солдат свергнутого правительства собирает молодых воинов и
рассказывает, как импульсировали великого Фигероя и презренного Шурудана.
И так расписывает, каким растерянным и жалким выглядел тогда Повелитель,
что солдаты удивляются.
- Байки такого рода подрывают основы государственного строя, -
высказал твердое убеждение майор Охлопян.
- Что вы предлагаете, майор?
- Прикажите своему охраннику держать язык за зубами, Повелитель.
Конрад промолчал. Внутренний Голос орал, заглушая все мысли: "Гнать
его, пса! Вот же гад! Такую клеветню на тебя!" Но, стараясь не выдать, как
яростно в нем голосит Внутренний Голос, Конрад холодно произнес:
- Сомневаюсь, чтобы такой запрет был эффективен. Прошу вас прислать
другого охранника. Человек, который не может охранить мою честь, не
способен охранять мою жизнь.
- Как прикажете поступить с государственным изменником Микаэлом
Убуби?
- Сделать так, чтобы у него больше не было возможности совершать
государственную измену.
- Понимаю, Повелитель.
Теперь на коврике у двери спал другой охранник - молодой, статный,
молчаливый. Конрад немного поогорчался, что понадобилось убрать
словоохотливого Микаэла Убуби, тот все же хоть и был некрасив до
уродливости, но добродушен и незлобен. И он первый поверил в величие
Конрада. Внутренний же Голос запальчиво твердил, что человек,
безответственной болтовней бросающий тень на светлый лик Повелителя,
заслуживает самого жестокого наказания и что даже вспоминать его нечего,
ибо не следует обременять свою память теми, кого уже нет на свете.
Новые доклады министра экономики окончательно отвратили Повелителя от
тягостных воспоминаний.
- Я пролетел по всей Марите. Везде славят ваше имя, Повелитель! -
восторженно делился новостями летающий монах. - В вашем восшествии в
повелительность многие видят чудо, считая, что без божественного участия
не обошлось. Я слышал, как один говорил о вас: "Послал нам его Бог на
голову!", а другой еще определенней: "Ну и шутку вытворил Господь!" Некая
божественность присваивается вашей личности как ее важный государственный
признак. Этим великим историческим фактом надо воспользоваться.
- Как это понимать, министр? - милостиво поинтересовался Конрад. Лишь
большим усилием воли он не разрешил себе запрыгать в кресле. Внутренний
Голос покрякивал от удовольствия.
- Шестидесятка идет плохо, - откровенно сказал министр. - Солдат
бесит неразумное сопротивление крестьян. Уже в трех деревнях применялись
импульсаторы. Если бы назвать ваши приказы велениями свыше...
Предложение летающего монаха было хорошее, но недостаточное.
Внутренний Голос прекратил восхищенное покрякивание и заговорил
по-деловому: "Не кусочничай, не мелочись! Размахивайся пошире! Сколько раз
повторять, что тебе нужны величайшие посты в этом мире. А какой пост -
величайший? Усек, болван?"
