Убуби, не подозревая, что его начальник в этот миг прислушивался к своему
Внутреннему Голосу, но заметив его колебания, поспешно сказал:
- Господин мятежный вождь, вам лучше оставаться здесь, пока солдаты
не отрапортуют о победе.
Первым воротился Антон Пустероде. Летающий монах так устал, что не
снизошел с высоты, а неуклюже плюхнулся на грунт. Он сиял не только
фонариками на плечах, но и всем своим худым неистовым лицом.
- Даже крылья вспотели! - похвастался он, вытирая рукой пластмассовые
кружочки, поникшие на спине. В отличие от летающих монахов низшего ранга -
их крылья представляли собой набор из трех кружочков - у Антона Пустероде
каждое крыло составлялось из пяти кружков, он и возносился выше, и летал
быстрей. Правда, когда Пустероде примкнул к мятежу, правительство
постановило лишить его обоих крыльев, но мятежники не дали унизить
знаменитого проповедника. Антон Пустероде продолжал с самодовольством: -
Вам понравилась моя вдохновенная речь, господин вождь? Мне кажется, я
блестяще раскрыл всем врагам вашу блестящую роль в нашей победе.
- Победы еще нет, не слышу рапорта о ней, - надменно возразил Конрад:
Внутренний Голос приказал ему разговаривать только начальственным тоном.
- Победа уже близка, - предсказал летающий монах, и из-за угла
выбежал ликующий Франциск Охлопян; за ним торопились другие мятежники.
- Победа! Полная победа! - возгласил предводитель мятежников. -
Солдаты сдаются в плен! На нашу сторону перешло восемь офицеров, больше
трети вражеских командиров. Мы овладели всем городом! Вас ждут в ратуше
городские власти, наши воины и бывшие сторонники правительства. Все хотят
знать, какие блага вы возвестите нам.
"Иди и возвещай!" - приказал Внутренний Голос, и Конрад ответил
предводителю мятежников:
- Ведите меня. Будут блага, равные блаженству, пусть никто в этом не
усомнится.
Конрад шел по городу, окруженный отрядом мятежников, - верный
охранник, бывший солдат правительства Микаэл Убуби шагал позади, защищая
от коварного удара в спину, - и внутренне терзался. Надо было до появления
в ратуше выстроить программу возвещаемых благ и блаженств, без Внутреннего
Голоса такой план не осилить, а Внутренний Голос в этот важнейший момент
бормотал что-то невразумительное. Чтобы продлить время, Конрад
останавливался у каждого поврежденного здания, спрашивал, из какого орудия
импульсировали по дому, были ли убитые жители или всем удалось скрыться в
подвалах.
- Разрушений хватило, - радостно объяснял Франциск Охлопян, -
правительство не церемонилось с жителями, в каждом оно видело
потенциального врага. И не ошибалось, - с гордостью похвалился
руководитель мятежников, - ибо не было дома, где бы нас не прятали, хоть
при этом и проклинали, - честно добавил он. - Зато и солдатам досталось,
когда они побежали. Вот что значило ваше появление у нас, господин Конрад!
Великолепный поворот событий! Мы ждали нашего дорогого вождя Марка
Фигероя, но с ним и отдаленно не связывали столь радостных надежд, какие
сейчас уже стали не надеждами, а реальностью.
Радостное признание руководителя мятежников пробудило Внутренний
Голос. Он мигом набросал программу поведения, широкими мазками высветив
обстановку. "Победа мятежа - это твоя, Конрад, личная победа. Не двинься
ты по правой дороге, была бы не победа, а разгром. Отсюда первый вывод: ты
достоин высшего почета как единственный спаситель мятежников. Принимай
знаки почета без благодарности, как должное, а не наградное. Как назвал
тебя этот психоватый верзила? "Господин Конрад", - так он сказал.
Поставить нахала на место! Ты не какой-то их неудачный божок Марк Фигерой,
трусливо бежавший от правительственного дракона Фердинанда Шурудана, -
пусть до всех дойдет величие твоих дел".
Так говорил - горячо и убедительно - Внутренний Голос, и Конрад
Подольски понимал, что и на этот раз, как и всегда, должен вести себя по
советам своего верного друга и руководителя. Но в какие конкретные
поступки воплотить свое твердое решение взойти на вершину величия?..
"Оставь это на ход обстоятельств", - мудро посоветовал Внутренний Голос.
Ход обстоятельств немедленно указал решение.
- Представлять вас городским сановникам буду я, - сказал летающий
монах. - Как бы вы повелели именоваться? Марка Фигероя мы называли просто
вождем, иногда более скромно - великим Фигероем, иногда и фюрером - в
честь его древнего земного предшественника, некоего Гитлера. Но ваши
заслуги, несомненно, выше и глубже, я бы даже осмелился выразиться, они
более пылающие. Вы не находите, что формула "пылающая заслуга" единственно
точная?.. Может быть, государь или император?
- Я человек скромный, и эти выспренние наименования - вождь, великий
фюрер, император - не по душе мне, - спокойно ответил Конрад. - Вы
просите, чтобы я повелел... назвал вам свой чин и ранг? Вот так и зовите
меня - Повелителем. И даже без господина. Не господин Повелитель, а просто
Повелитель. Скромно и значительно, не так ли?
- Удивительно скромно, необыкновенно значительно! - восторженно
высказался Антон Пустероде. - Я бесконечно горд, Повелитель, что моя
просьба повелевать нам... что она воодушевила вас возложить на себя сан
Повелителя. Повелитель, Повелитель!.. Какое сладостное слово, как радостно
произносить его! Сколь почетно будет выполнить повеление Повелителя!
Отряд мятежников двигался с прежней медлительностью, и тусклая
Москита уже успела закатиться, когда показалась ратуша - трехэтажное
здание на десять окон в каждом этаже. Ратуша мощно возвышалась над одно- и
двухэтажными зданиями великого города - Анатра протянулась в длину почти
на километр и захватывала больше полукилометра в ширину; все остальные
города планеты, вместе собранные, не могли бы сравниться величиной со
столицей. Конрад еще в детстве дважды побывал в Анатре, и с той поры в
душе его застыло восхищение ее красотой и богатством. И сейчас он многое
бы дал, чтобы безмятежно пошляться по улицам, любуясь изысканностью
таверн, роскошью вертепов, удобствами ночных берлог - он как-то
переночевал с отцом в одной такой ночлежке. И во рту у него надолго
остался восхитительный вкус проданного им на последний отцовский медяк
варева, которое отец уважительно назвал гороховой баландой. Но Конрад
сегодня не мог дать волю душе. И хоть при воспоминании о гороховой баланде
непроизвольно облизнулся, он никому не позволил подозревать, какие
плотские вожделения им овладевают. Ибо он теперь был не праздным зевакой,
позвякивающим в кармане двумя-тремя монетками, а Повелителем - и вел себя
соответственно сану.
У входа в ратушу его встретили отцы города - три величавых
седобородых старика. Отряд мятежников остался на улице, а Конрад
прошествовал с отцами города внутрь. Со спины его по-прежнему страховал
бывший солдат, а ныне верный охранник Микаэл Убуби; с боков, на
почтительном отдалении в два шага, двигался предводитель мятежников,
могучий рыцарь Франциск Охлопян и проповедник Антон Пустероде, главный
летающий монах планеты, создатель этого крылатого воинства,
насчитывающего, как он гордостью поведал Повелителю по дороге в ратушу,
уже ровно четырнадцать отважных и красивых летунов, не считая его самого.
Сановники расселись на парадных сосновых пнях у стены, а Конрад уселся на
троне, вывезенном еще с Земли в качестве богатого трофея, о чем
свидетельствовала почтительно сохраненная бирка: "Кресло-кровать. ГОСТ
12345. 2034 год".
Летающий монах вышел вперед и возвестил собранию, что на Марите
произошел успешный и внеплановый переворот. Он успешен, ибо
правительственная армия сложила оружие. А внеочередной он потому, что
совершился раньше нормального срока. С того незабываемого дня, когда отряд
Архидео Марадоны, покинув Землю на захваченном им звездолете, высадился на
Марите, прошло ровно 105 лет, и в этот не такой уж огромный исторический
интервал вместилось ровно 35 государственных переворотов. Иначе говоря,
перевороты совершались с точностью астрономического события каждые три
года. А этот возник на год раньше, ибо правление военного вождя
правительства майора Фердинанда Шурудана стало поистине нестерпимым и его
великий противник, Марк Фигерой, министр экономики, счет нужным поднять
народ на досрочный мятеж. А внеплановость мятежа в том, что, во-первых,
благодаря его внеочередности в душах солдат не накопилось достаточно
отвращения к правительству и армия поддержала майора Фердинанда Шурудана,
хотя не только на улицах, но и в казармах майора и шепотом и громко
именовали страшным драконом и он сам, это точно известно, гордился своим
несколько нехорошим прозвищем. А во-вторых, ни Шурудан, ни Фигерой не
одержали победы, а, наоборот, оба погибли; а исход мятежа непредвиденно
решил новый человек, удивительный человек Конрад Подольски, принявший на
себя титул и сан Повелителя. Итак, в связи с вышеизложенным, мятеж против
ныне не существующего майора Шурудана следует считать не мятежом, а
освободительным переворотом, что же до последующего, то пусть сам
Повелитель объявит свои повеления.
- Прежде чем высказать повеления, прошу ознакомить меня с
обстановкой. Что в Анатре и в других городах?
Отвечал старший из трех отцов города. Анатра покорна своему
Повелителю. По всем улицам объявлена мирная обстановка. Уже открываются
бытовые и увеселительные заведения - пивные таверны, танцевальные вертепы,
пищевые берлоги, трущобы для командированных, подвалы для почтенных
гостей, а также казематы для торжественных приемов. Отцы города, конечно,
знают, что при государственном перевороте победители требуют
благодарственных денег. На этот случай заранее подготовлен особый,
неприкасаемый - в мирное время, естественно, - денежный фонд. Но в связи с
досрочностью и внеплановостью переворота... Денег меньше, чем, возможно,
потребует Повелитель.
- Все деньги передать армии, - повелел Конрад. - И срочно собрать
такую же сумму для моих личных государственных нужд. Слушаю дальше.
Франциск Охлопян доложил, что положение в армии стабилизируется. В
Анатре правительственные войска побеждены, в других городах они без
сопротивления переходят под власть Повелителя. Он с радостью извещает, что
все двадцать три офицера армии высказались за новую власть. Такой
ошеломительно быстрой, такой всецело полной победы еще не бывало ни при
каких прежних переворотах. В знак особого величия одержанной победы надо
бы выдать каждому офицеру поощрительную награду или наградное поощрение.
Если Повелитель не возражает, для этого можно использовать
благодарственный финансовый дар города Анатры.
- Не возражаю. Как настроение крестьянства?
О настроениях крестьянства доложил летающий монах.
- Крестьянство затаилось в своих хижинах. Крестьян гораздо больше,
чем горожан, - почти шесть тысяч по налоговой переписи, - но они исстари
ненавидят всякую власть. Крестьяне на Марите традиционно скупы, и хотя
правительство никогда не требовало от них больше половины их доходов, но и
эту жалкую мзду без армии не сыскать. А ведь половина доходов крестьянства
- тот минимум, без которого власть не может функционировать. И безвременно
погибший великий Марк Фигерой, и злой дракон Фердинанд Шурудан в этом
единственном пункте были одинакового мнения. Слушаю повеления по проблеме
крестьянства.
Конрад со злорадством припомнил, как кричал отец, выгоняя его из
