Сергей СНЕГОВ
ДОРОГИ, КОТОРЫЕ НАС ВЫБИРАЮТ
РАЗВИЛКА
Конрад Подольски подошел к шоссе и присел на камешек. Надо было
спокойно обдумать, куда идти и что делать. Позади, под углом к шоссе,
кривилась тропка к отцовскому дому. Всего час назад он выбежал оттуда,
сгибаясь под тяжестью отцовских проклятий и благословений. Среди проклятий
были, несомненно, и пророческие, а среди благословений - полезные. Весь
этот бесценный груз Конрад стряхнул уже на первом километре, и было темно,
чтобы разглядеть, куда что свалилось. Больше других егозил в душе
последний отцовский выкрик: "Все знаю, что сделаешь, хорошего не жду!"
Отец имел великое преимущество перед сыном: он знал, что сын будет делать,
сам Конрад и понятия об этом не имел. Будущее было темно, как ночь в
погребе, но и долго сидеть на камешке не хотелось. Конрад зашагал по
шоссе.
Он решил идти в город, хотя и знал, что Анатра охвачена смутой. В
ночном сообщении - отец в ярости разбил приемник, чтобы не слушать
неприятных вестей, - уже говорилось о баррикадных боях. Сражения на
баррикадах Конрада не привлекали, но коли выбирать между уличными драками
и ссорами с неистовым отцом, то уж лучше баррикады.
Не пройдя и километра, Конрад снова остановился. Шоссе на этом месте
разветвлялось на три дороги, и указателей, куда какая ведет, не было.
Конрад задумался - по какой идти? И тут в нем заговорил Внутренний Голос.
Конрад не раз поступал по его предписаниям и советам, бегство из отчего
дома тожепроизошло по его уговорам. Но раньше Внутренний Голос лишь менял
интонации: то был мягким, то гневным, то категоричным, то молящим - но в
сущности оставался самим собой. А сейчас он как будто был не один, а
разделился на три Голоса. Впрочем, Голоса соблюдали очередность речи и не
наскакивали друг на друга, так что их можно было принять и за прежний
дружественный Внутренний Голос, только вдруг зазвучавший на разные голоса.
- Болван, чего ты остановился? - мощно прогремел первый Внутренний
Голос. - Говорю тебе, крой по правой дорожке. Именно она ведет в Анатру.
Ибо правое всегда правильно, а что на нашей паршивой планете правильней
мерзкого городишки Анатры? Старина, ты ведь всегда мечтал сыграть великую
роль, а где и найти такую роль, как не в смуте и раздоре? Правая ведет к
могуществу и славе! А что слаще славы и могучей могущества? Соображаешь,
старик?
- Иди, дорогой, по средней, - прозвенел второй Внутренний Голос
тоненьким голоском, когда утихли первые громовые раскаты. - Среднее не
знает крайностей, среднему неведомы жалящие углы, разве не так, милый?
Вспомни, как ты хотел прославиться своим умом и добротой, смелостью и
благородством! Вспомни, как по ночам ты плакал в подушку от счастья,
вообразив себя благодетелем нашей маленькой несчастной планетки! Иди по
средней, там ты осуществишь лучшее в себе. Говорю любя тебя - только на
средней ждет тебя истинное счастье!
- Иди по левой, иди по левой, - хмуро пробормотал Внутренний Голос в
третью свою очередь - красноречие его, видимо, иссякло, и он ничем не
сумел расцветить свою последнюю просьбу.
Конрад огляделся. По обе стороны шоссе простиралась каменистая,
неплодоносящая равнина. Всходила Москита - далекое красное светило,
холодная недобрая ночь постепенно превращалась в холодный недобрый день.
Все три дороги, ответвлявшиеся от шоссе, вели в такую же каменную пустыню,
как и та, что раскидывалась вокруг. Конрад зашагал по правой дороге.
- Молодец! - оглушающе рявкнул Внутренний Голос. - Не молодец -
молоток! Не молоток - кувалда! Теперь одна проблема, старик, -
размахнуться пошире, жахнуть покрепче.
ПРАВАЯ ДОРОГА
Конрад Подольски больше часа одиноко шагал по пустынному шоссе.
Временами от основной дороги к невидимым за холмами домикам ответвлялись
боковые тропки, но и на тропках не встречалось ни людей, ни машин: время
было плохое, крестьяне побаивались ехать в город. Красная Москита
совершила треть своего унылого небесного пути, когда Конрад, утомленный,
воззвал к Внутреннему Голосу - правильно ли он все-таки делает, что шагает
в город, куда кроме него никто не стремится? Он не успел, однако, услышать
ответа, ибо как раз в эту минуту услышал грохот приближающейся машины:
прямо с каменного бездорожья на шоссе вырвался стреломобиль, пролетел
несколько метров и с визгом опрокинулся на правое крыло. Из стреломобиля
вывалился израненный, окровавленный человек и, судорожно извиваясь всем
телом, пополз на обочину. Он, видимо, хотел укрыться в придорожных камнях.
Конрад поспешил к нему и сделал попытку поднять. Но незнакомец на ногах не
стоял, он был страшно бледен, на шее кровоточила открытая рана, глаза
непроизвольно закрывались. Конрад осторожно положил раненого на клочок
травки и стал искать в карманах, чем бы перевязать рану. До Конрада
донесся прерывистый шепот:
- Друг, спеши в Анатру... Скажи, Марк Фигерой... Пусть продолжают...
Победа близка... Приказываю... Друг, берегись!
Последние слова прозвучали как тихий крик. На шоссе вывалился второй
стреломобиль и остановился в трех шагах. Из него вылезли два зверомордых
военных с импульсаторами в руках.
- Фигерой и перед смертью вербует слуг в свою шайку, - насмешливо
сказал одни из военных, он был в офицерской форме. - Вот же неугомонная
натура! Парень, отойди. Мы с тобой поговорим после, а пока прикончим этого
бандита.
Внутренний Голос немедля приказал отойти в сторону от раненого, и
Конрад послушался. Лучше всего было бы вообще бежать подальше, но Голос не
разрешил бегства, ибо второй военный - по всему, простой солдат - держал
имульсатор дулом на Конрада и только ждал команды, чтобы послать в него
убийственный резонансный луч. Офицер подошел к Марку Фигерою, тот сделал
слабую попытку приподняться, но офицер ткнул его дулом импульсатора в
лицо, и раненый снова бессильно распластался на грунте.
- Итак - конец, великий Марк Фигерой! - с издевкой заговорил офицер.
- Больше тебе не орать в тавернах, не взбудораживать бешеных ночлежников,
не устраивать тайных сборищ в вертепах, не смущать армию в казармах. Думал
стоять сотнями собственных статуй на площадях и перекрестках? Нет, будешь
лежать и распадаться в грязи, и скоро никто не припомнит, как тебя звали,
министр экономики Марк Фигерой!
Офицер нажал на спуск и водил дулом, облучая тело Фигероя
резонансными импульсами. И там, куда ударял убийственный луч, вспухала и
чернела кожа. Не прошло и минуты, как вместо молодого, довольно красивого,
стройного мужчины на грунте громоздилась черная горка, потерявшая всякие
человеческие очертания.
Покончив с Фигероем, офицер обернулся к трепещущему безгласному
Конраду и почти печально сказал:
- Мне очень жаль, парень, ты выглядишь довольно безобидным. Но ты
смотрел, как я расправился с подлым бандитом, два года служившим у меня
министром. А у него столько сторонников, и они будут так пылко жаждать
мести! А моя жизнь - важное достояние общества, и ее нельзя прерывать без
вреда для хороших людей. Надеюсь, я убедил тебя, что для блага нашей
страны ты должен пойти вслед за Марком Фигероем. И уверен, что ты сам
благоразумно и благородно поставишь общее благо выше маленького своего
сопливого личного благополучьица. Я не ошибся, парень?
Внутренний Голос панически прокричал в Конраде: "Он убьет тебя,
беги!" Конрад прыгнул в сторону в тот миг, когда офицер направил на него
дуло импульсатора. Офицер был решителен, но неповоротлив. Он только успел
повернуться к Конраду, как тот уже схватил камень и метнул его. Камень
ударил офицера в висок, офицер зашатался, выронил импульсатор. Конрад
схватил оружие еще до того, как оно упало на грунт, и направил дуло на
солдата. Солдат, растерянный, стоял неподвижно, как столб, только
переводил глаза с Конрада на тяжело ворочающегося на грунте офицера. Он
крепко сжимал обеими руками свой импульсатор, но не собирался пускать его
в ход - солдат был из тех, кто без приказа не стреляет.
- Бросай оружие! - приказал Конрад. - И отойди на десять шагов.
Солдат покорно опустил на грунт импульсатор и отошел на предписанное
расстояние. Конрад проворно овладел вторым стволом.
- Слушай меня, солдат! - сказал Конрад. - Я уйду, а вы оба десять
минут не двигайтесь с места. И не смейте меня преследовать, в моих руках
стволы излучают без промаха.
- Так не пойдет, господин прохожий! - ответил солдат. - Знаете, кого
вы свалили? Перед вами лежит майор Шурудан! Величайший воин и глава
правительства, вот на кого вы подняли руку, господин!
- Фердинанд Шурудан! - Конрад с любопытством поглядел на офицера, со
стонами старавшегося подняться и снова падавшего. Лицо его было залито
кровью, мундир в пыли. В таком жалком виде он и отдаленно не напоминал
грозного командира правительственных войск, имя которого по всей стране
произносили только шепотом. - Уж не хочешь ли ты, солдат, чтобы я помог
человеку, который собирался без всякой моей вины уничтожить меня?
- Если вы поможете майору Шурудану, он казнит и вас, и меня, -
рассудительно возразил солдат. - Вас - за то, что вы ранили его самого, а
меня - за то, что я не успел вам помешать. Надо убить моего командира и
бежать в Анатру, вы будете там приняты как герой.
- Подойди поближе и облучи Шурудана! - велел Конрад и протянул
солдату импульсатор.
Солдат, и шага не сделав, грустно сказал:
- Лучше казните меня, ибо у меня рука не поднимется на моего великого
командира майора Фердинанда Шурудана!
Внутренний Голос свирепо заорал в душе Конрада: "Бей сам, остолоп!
Бей сам, говорю тебе! И поживей, майор вот-вот оклемается!" Повинуясь
велению своего наставника, Конрад быстро провел лучом по лицу и груди
офицера. Только увидев, как чернеет безжизненное тело командира, солдат
осмелился подойти поближе.
- Дайте мне импульсатор, господин мятежник! - сказал солдат. - Боже
мой, как вы с ним разделались! Никто бы в армии не поверил, что с самим
господином майором можно так легко!.. Возьмите меня в охранники, господин.
Я буду ваш раб, теперь только в вас моя защита от кары правительства.
Конрад вернул солдату оружие. Внутренний Голос подсказал, что этому
коренастому уродливому крестьянину можно верить. Конрад понимал, что
совершилось абсолютно непредвиденное и чрезвычайно опасное событие: он,
отнюдь этого не желая, замахнулся на само правительство и так преуспел,
что один из влиятельнейших его членов, его военный вождь, превращен рукой
Конрада в горку мусора. Сбывались мрачные предсказания отца: тот не ждал
ничего хорошего от выхода сына в самостоятельность и грозил заранее его
покарать собственными узловатыми кулаками за преступления, какие он,
несомненно, совершит по выходе из дома. От отцовских кулаков удалось
увильнуть, от отцовского предвидения - нет. Конрад два часа шагал по
правой дороге "наобум Лазаря", со смутной надеждой чем-нибудь выдвинуться
в городской смуте. Как страшно сузилась сейчас дорога, показавшаяся
поначалу столь широкой! Она обернулась кривой тропкой в мятеж. И, хоть
повинуясь ору Внутреннего Голоса и доброму совету неизвестного солдата,
Конрад своевременно, до того как тот покончил с ним, расправился с грозным
вождем правительственных войск, теперь его бил запоздалый страх.
Дальнейшая жизнь стала чудовищно необеспеченной. И Конрада утешала
спокойная рассудительность, с какой этот немолодой, крестьянского вида
