концепции. Он даже хотел, чтоб на него запальчиво напали, усердно
перетаскивая в свою веру, - тогда, сопротивляясь, он, возможно, свяжет
свои возражения во что-то стройное. Во время споров с Роем так иногда
бывало. И единственный, с кем он наверняка не согласится, будет брат.
В кабинете Араки Рой снова остановился перед экраном пси-поля: хмуро
всматривался в серебристо-золотой поток, струившийся в темной глубине
экрана, в тонкую змейку пси-фактора Андрея. Араки, ни к кому в отдельности
не адресуясь, известил, что перемен у Андрея нет: выздоровление
несомненно, но затянется. Боячек сел, вытянул огромные ноги, откинулся на
спинку кресла, сложил руки на животе: президент Академии наук был слишком
громоздок и плохо вписывался в обстановку. Генрих подумал, что если бы
понадобилось нарисовать посланца иных миров, то вот она, эта массивная
голова, широкое лицо с чересчур даже для него крупным носом и отвислыми
щеками, сутулая фигура, разлапистая походка, руки, похожие на рычаги,
ладони с детскую лопатку - нет, вышел бы инозвездный житель куда
убедительней, нежели ничем не поражающие внимание Спенсер или Гаррисон!
Они были слишком свои, он - нездешний, с удивлением сказал себе Генрих,
именно такой путаной формулой вдруг охарактеризовав Боячека.
Президент подождал, когда все рассядутся, и заговорил. И голос у него
был какой-то очень уж свой, отличный от любых голосов, мощный, конечно, -
все в этом человеке было мощно. Глуховатый, но не хриплый, он выносился из
глубин груди, он был многоинтонационен. Генрих с тем же насмешливым
удивлением определил: разнообразен - в нем были и настойчивость, и
доброта, и доброжелательная ирония, и недоверие; все это выражалось одними
звуками, а не мыслями - звуки, не сочетаясь в логические категории, ясно
высказывали себя. Президент был из тех, кто может спорить без вывязывания
силлогизмов интонациями голоса.
- Итак, философия, - сказал Боячек. - Какую же философскую систему вы
преподнесете нам, друг Рой?
Рой не собирался преподносить новые философские системы. Он будет
придерживаться фактов. Он высказал это сухо и точно. Он последовательно
перечислил недавние открытия. На далекой окраине Галактики обнаружена
новая разумная цивилизация. И степень ее технического развития выше
человеческой - это видно хотя бы из того, что она превратила звезды в
широковещательные станции и ведет свои передачи при помощи агентов,
распространяющихся практически мгновенно. Оставляя в стороне загадочный
вопрос, для чего ей понадобились такие передачи, следует отметить, что в
технике превращения звезд в передатчики не все доработано - картины
катастрофы в Кентавре-3 убедительно о том свидетельствуют. Неясно,
существует ли еще эта цивилизация или уже погибла. Таковы главные новые
открытия в галактическом космосе.
- А на Земле и солнечных планетах свои открытия, - продолжал Рой. - И
нельзя их не соотнести одно с другим. На Земле появились разумные
существа, но не человеческой природы. Первое такое существо - обезьянка
Олли. Генрих считает, что она была послом общества электрических обезьян,
встреча с которыми вызвала трагедию "Цефея". И Рой недавно так считал.
Теперь он отказывается от такой концепции. Она слишком примитивна. Олли не
была посланцем добрых электрических обезьян, во владения которых
безрассудно вторглись люди. Она посланец куда более мощной цивилизации,
чем харибдяне, - возможно, той самой, крохи передачи которой удалось
уловить. И ее облик свидетельствует лишь о том, что она приспособилась к
условиям жизни харибдян. И если уж считать ее послом, то не к людям, а к
жителям Харибды - она передавала информацию о харибдянах тем, кто ее
создал. И когда неожиданно появились люди, естественно еще никому не
знакомые, так как человечество только вышло в космос, создатели Олли
предписали ей срочно сменить местопребывание. Нельзя было упускать случай
познакомиться с людьми поближе. Так она появилась на Земле космическим
шпионом.
- Ты обещал придерживаться фактов, - напомнил Генрих.
- Я обещал не развивать философских концепций, - спокойно возразил
Рой. - Комментировать факты я волен как мне угодно.
Хорошо, он не настаивает на термине "шпионаж", если слово "шпион"
выражает что-то скверное. Не доказано, что Олли принесла людям зло, скорее
известно обратное. Ограничимся названием благородней: "космический
разведчик". Телесная форма, целесообразная на Харибде, среди людей не
годилась. Олли, нет сомнения, передавала своим господам массу сведений о
человечестве, среди них - и о структуре человеческого тела. Недаром же она
так старательно изучала человеческие науки, а среди них и биологию. Связь
осуществлялась при помощи того сверхсветового агента, к раскрытию тайны
которого мы вплотную приблизились. Выполнив свои задания, Олли умерла, а
ее создатели и господа разработали план засылки на Землю новых
разведчиков, столь же приспособленных к местным условиям, как Олли была
приспособлена к жизни у харибдян. Выслать к нам живую куклу, имитирующую
человека, они не сумели. Любую информацию и команды они передают
практически мгновенно, а для передачи тел нужно снаряжать корабли, и
скорость звездолетов, даже в сверхсветовой области, не безгранична. Проект
их был точен и надежен. Они не создали людей, но породили мутации в генах
зародышевых клеток. Они переконструировали человека. И так хитро, так
умно, так блестяще, что человек, внешне оставаясь человеком, превращался в
датчик нужной им информации, в исполнителя их команд, в живую станцию
мгновенной связи. Так среди людей появились псевдолюди - Спенсеры и
Гаррисоны. И, возможно, не только они, открытые и погибшие, а еще и
десятки других, нераскрытых и необезвреженных.
Араки кивнул головой. Пока он согласен с Роем. К сожалению, полностью
погиб мозг Спенсера и Гаррисона. Наибольшие отличия были, вероятно, там -
в клетках, укрытых за черепной коробкой. И допустимо, что
специализированный мозг способен принимать и передавать сверхсветовые
сигналы. Даже в обычном состоянии он настроен на излучение и прием - на
этом основана вся работа с пси-факторами и пси-полями. От
усовершенствованного мозга можно ожидать результатов более значительных.
Боячек прогудел, насмешливо улыбнувшись:
- Что называть усовершенствованием? Развитие методов злотворения?
Насколько я догадываюсь, друг Рой будет склонять нас к мысли, что вся
разыгрываемая среди нас спенсериада ведет ко злу и иного назначения у нее
нет.
Рой игнорировал насмешку президента. Он по-прежнему придерживался
одних фактов. Факты свидетельствуют, что присутствие псевдолюдей узнается
лишь по создаваемым ими несчастьям. Спенсер, обладая способностью
принимать сигналы, распространяющиеся со сверхсветовой скоростью, применил
вдруг эту способность в салоне звездолета к командам марсианского
астропорта - и звездолет потерпел аварию. Гаррисон передал свои
математические знания Генриху, но передал в форме бредовых видений. И не
исключено, что в те часы математические истины были ядом для больного
мозга Генриха и что они должны были сыграть роль внутреннего пламени,
сжигающего обессиленные мозговые клетки. Гаррисон погиб, его намерения
остались невыясненными. Зато есть Андрей, руководитель Гаррисона, и
несчастье с Андреем сомнения не вызывает. Андрей воспринял передачи
далекой цивилизации в Кентавре-3 - и мозг его получил удар, лишь немного
уступающий тому, что сжег содержимое черепной коробки Спенсера. Можно ли
отрицать влияние на Андрея совместной работы с Гаррисоном? Все, что
связано с послами или разведчиками инозвездной цивилизации, таит в себе
грозную опасность для людей!
- Не могу с вами согласиться, - сказал Боячек, когда Рой замолчал.
- Вы отрицаете несчастья, вызванные присутствием среди нас
псевдолюдей? - спросил Рой.
Боячек отрицательно покачал головой. Невозможно отрицать уже
совершившиеся беды. Но позволительно усомниться в том, что их кто-то
зачем-то сознательно вызывал. Друг Рой уклонился от философской концепции.
Он, Боячек, собирается затронуть именно эту область, тот ее конкретный
раздел, который трактует взаимоотношения добра и могущества.
Рой пожал плечами:
- Хороша конкретность! Есть ли понятие абстрактней?
- Есть, и много. А теперь не протестуйте, если мои соображения
покажутся азбучно простыми.
Генрих не любил областей, где лишь общие понятия являлись
единственной конкретностью. Брат тоже не жаловал отвлеченностей, он часто
говорил об этом. Но у Роя протест против абстракций был не больше чем
абстракцией - Рой охотно ввязывался в споры любой сложности. Генрих,
хватая рассуждения Боячека с пятого на десятое, с любопытством
разглядывал, кто как слушает и говорит. Араки суживал и без того узкие
глаза, поджимал губы: он соглашался и возражал, он дополнял и уточнял, не
произнося ни слова, - лицо его, отнюдь не такое выразительное, как у Роя
или Армана, изображало речь без слов. Арман, обычно нетерпеливо выражающий
себя жестами и гримасами, - временами казалось, что он вскочит, оборвет,
начнет страстно опровергать, стремительно дополнять, - только слушал;
различные выражения, торопливо сменяющиеся на его лице, были лишь
признаком внимания - он старался постигнуть чужую мысль. А Рой отстранялся
от чужой мысли, он стремился заранее ее опровергнуть, он опровергал ее
всем в себе, не выговорив еще ни слова, - откинулся, полузакрыл глаза,
полуулыбался, полуморщился - он, казалось, высокомерно-скучающе говорил:
"Ладно, ладно, ну, что еще?" Генрих тихо рассмеялся. Он знал, что после
такого молчаливого, почти обидного неприятия Рой, когда доходила очередь
высказываться, часто вдруг менялся и спокойно объявлял: "Да, вы правы, у
меня будут лишь незначительные замечания". "Ты слушаешь не уважительно, а
провокационно, - говорил ему Генрих нередко, - ты заставляешь подыскивать
все новые и новые аргументы, а потом выясняется, что из пушек били по
воробьям".
А Боячек говорил. И не говорил, а гудел. И хмурый бас, выносящийся из
груди так легко, словно Боячеку и не нужно было набирать дыхание,
настойчиво вторгался в сознание. Звучит музыкально убедительно, думал
Генрих о голосе. Боячек заставлял слушать себя, мысль его давила, а не
скользила; с ней соглашались, даже когда она вовсе не была бесспорной, а
сейчас, определил Генрих, Боячек, как и предупреждал, высказывал истины
почти тривиальные. Настоящее могущество, говорил он, неспособно
противоречить добру. Злотворение - черта несовершенства, оно может быть
особенностью силы, но не могущества. Другому причиняют вред тогда, когда
нужно получить что-то для себя. Могущество предполагает изобилие благ и
возможностей. Вспомните человеческую историю: сколько в ней было вражды,
порожденной лишениями! По мере развития человечества совершенствовалась и
мораль: еще в первобытной общине изжили индивидуальную войну - войну
каждого против всех; затем стихали племенные, религиозные, национальные,
расовые, государственные распри, пока не забыли и о самой стойкой борьбе -
классовой.
- Вы распространяете человеческие законы на Вселенную, - заметил Рой.
- Но разумные существа бесконечно различаются по строению, форме и цели
жизни.
Нет, Боячек не распространял человеческих законов на Вселенную. Он
просто находил в человеческой жизни действие более общих законов. Он не
