мне, определенно, непоздоровилось бы, если бы сама природа не пришла мне
на помощь. Ослабев, пальчики мои разжались, и трубка выскользнула из них,
снова обеспечив приток живительного кислорода в мой организм.
Отдышавшись, я вернулся к прерванным исследованиям и вскоре пришел к
окончательному выводу, что я ни что иное, как эмбрион, или, если быть
вполне точным, плод девяти месяцев отро... э-э, от зачатия. Плавал я в
околоплодных водах, окружавшая меня оболочка была плодовым пузырем, а
дыхательная трубка обыкновенной пуповиной, врастающей, как водится, в
плаценту.
Возраст свой я определил довольно просто по некоторым признакам. У
меня было уже вполне сложившееся тело, на котором почти совсем не осталось
этого цыплячьего пушка, что явно говорило о мужественности и раннем
развитии. Под кожей накопились достаточные жировые запасы, что
свидетельствовало о мудрости и предусмотрительности. Ногти доросли до
кончиков пальцев, что означало силу и умение постоять за себя. Но самое
главное: мои яички уже выкатились в мошонку. Только подумайте: мои яички
уже выкатились в мошонку!
"Не может быть, - сказал я сам себе, - не может быть, чтобы у
человека таких неоспоримых достоинств, какими обладаю я, не было высшего
предназначения!" Красноречие, какое я выказал этой мудрой сентенцией,
окончательно убедило меня в моей гениальности, исключительности и
избранности - короче, в том, что я и есть тот самый Мессия, прихода
которого с таким нетерпением ожидают иудеи всего мира.
Но не успел я отметить это радостное открытие подбрасыванием кверху
своей собственной пуповины, как услышал голос, который мне сразу не
приглянулся. Голос этот доносился из-за той самой мягкой и податливой
перегородки, о которой я уже упоминал. "Эй, ты, чего толкаешься? -
пробурчал он. - Зря людей будишь." От неожиданности я выпустил пуповину из
рук, и она тут же, как удавка, обвилась вокруг моей шеи, едва не переломив
мой нежный, еще не вполне окрепший хребет, а равно и, выражаясь
фигурально, становой хребет всего человечества, каковым (хребтом) я, без
всяких сомнений, являлся. Справившись с пуповиной, я, заикаясь, спросил:
"Кто это обращается ко мне? И почему я тебя не вижу?" - "Почему, почему, -
пробурчал в ответ противный голос, - а потому, что ты не видишь дальше
собственного носа, да и носа своего ты тоже, сказать по правде, не видишь.
Кроме того, судя по всему, ты еще и непроходимо глуп, если до сих пор не
смекнул, что я твой брат, к тому же старший. Да-да, мы с тобой
одноутробные и, более того, однояйцевые братья-близнецы. Должен тебе
сказать, что я давно уже дожидаюсь, когда ты перестанешь дрыхнуть и
пускать пузыри через заднее отверстие". Признаться, мне очень не
понравился тон этого замечания, но еще меньше мне понравился его смысл,
возмутивший меня до глубины души, и я хотел было уже презрительно
отвернуться, но сообразил, что это было бы глупо, ведь мой сосед (кто бы
он ни был на самом деле) все равно ничего не мог увидеть в такой темноте,
к тому же мы были разделены хотя и тонкой, но прочной перегородкой. И
тогда, чтобы он не подумал, что может оскорблять меня безнаказанно, я
прижался лицом к самой перегородке и закричал: "Эй, ты, грубиян, кретин,
мудила, безмозглый осел и старый пердун! Если ты воображаешь, что можешь
болтать всякую чепуху и молоть разный вздор, то ты ошибаешься, и очень
сильно!" - И для внушительности я толкнул его через тонкую перегородку
кулаком в бок и пихнул пяткой под дых. Должно быть, этот бездельник,
посмевший назваться моим братом, да еще и старшим, не ожидал такого
решительного отпора с моей стороны, потому что в ответ он только проблеял
жалобно, как ягненок, и немедленно заткнулся. Я же, вполне удовлетворясь
произведенным впечатлением, с чувством исполненного долга, вернулся к
прерванному занятию, которое состояло в осмыслении моей незаурядной
личности, и некоторое время предавался ему со всем присущим мне
самоотречением и самоотверженностью.
Однако вскоре я почувствовал скуку. Я жаждал поделиться с кем-нибудь
мыслями о своей гениальности, ведь какой интерес в сотый раз говорить об
этом самому себе, если и так уже все знаешь? Хотя мне и не хотелось первым
начинать разговор, прерванный таким образом, но я все же ткнул кулаком в
перегородку и как можно более грубо сказал: "Эй, ты! Спишь, что ли? Давай
поболтаем." - "О чем?" - буркнул он довольно хмуро, но я все же
почувствовал, что ему очень хочется поговорить со мной (видимо, ему тоже
не улыбалось проводить время в одиночестве), что окончательно убедило меня
в его бесхребетности и заурядности. - "О чем угодно, - сказал я (не мог же
я прямо сказать, что хочу говорить о своей гениальности). - Ну, хотя бы
давай рассказывать друг другу забавные истории". - "Давай, - охотно
согласился он. - Только ты начинай, а то я ни одной истории не знаю, ни
забавной, ни какой". - "Ну, тогда слушай", - снисходительно ответил я и
объявил:
История об акселерации современной молодежи.
У одной женщины родилась двойня: мальчик и девочка. Мать купила для
них большую кроватку, в которой они лежали хотя и порознь, но вместе.
Когда они немножко подросли, они, как и всякие детишки в их возрасте,
принялись играться, залазить друг на дружку, кувыркаться и баловаться. Но
когда малышке исполнился год, у нее заболел животик. Его начало пучить, и
никакие лекарства не помогали. Мать с ног сбилась, бегая по врачам, но
никто не мог понять, в чем же дело. Кишочки, желудок, печень,
поджелудочная железа, селезенка, почки - все это было тщательно проверено
и найдено в совершенном здравии. Мать обратилась к знахаркам; те сказали,
что девочку, определенно, сглазили, но ни отвар из колдовских трав, ни
святая вода - ничто не помогало: животик девочки продолжал пучиться,
становился все больше и больше - и вдруг, ровно через девять месяцев,
малышка разродилась маленьким ребеночком, которого она прижила со своим
родным годовалым братиком!
- Не знаю, может ли такое быть, - с сомнением сказал мой братец.
- Какая разница, может или не может, - совершенно справедливо
возразил я, - главное, что история забавная.
- Нет, я люблю правдивые истории, - сказал он.
- Правдивые? Ну, хорошо, я расскажу самую правдивую на свете историю.
Знаешь ли ты, куда девают умерших младенцев, от которых отказываются их
матери?
- Нет, - дрожащим голоском ответил он.
- Ну, так я тебе скажу. Сначала их разрезают на части, вот так, - я
показал руками, как это делается, хотя он (по слепоте своей) не мог этого
видеть, - ручки складывают отдельно, ножки отдельно, головки отдельно. (Я
чувствовал, как содрогается мой братец при этих словах, и это доставляло
мне величайшее удовольствие.) Затем берут труп взрослого: мужчины или
женщины - неважно. Выпотрашивают его, кишки выбрасывают на помойку, а
внутрь зашивают расчлененных младенцев: кому с десяток ручек, кому с
десяток ножек, а кому и пару головок. Потом эти фаршированные трупы
возвращаются их родственникам, и те хоронят их за свой счет. Вот тебе
самая правдивая на свете история.
- Знаешь, - твердо сказал он, - мне что-то расхотелось рассказывать
истории.
- Но я еще не кончил, - возразил я. Я почувствовал, что обрел власть
над своим братцем и теперь совершенно держу его в руках. Я мог управлять
им при помощи слов - а это куда как тоньше, чем зарабатывать себе
авторитет кулаками. Поэтому я продолжал:
- А вот не хочешь ли послушать, что ожидает тебя самого? А ожидает
тебя ни что иное, как плодоразрушительная операция, которая применяется,
когда плод не может родиться безопасно для его матери. Выглядеть это будет
следующим образом - ты следишь за ходом моих рассуждений? Сначала они
возьмут так называемый копьевидный перфоратор - это такой блестящий
инструмент с тяжелым граненым острием - и начнут сверлить и долбить им
твою маленькую глупую головку. Проделав в ней небольшую дырку, перемешают
специальной палочкой мозг вместе со всеми твоими жиденькими мыслишками и
удалят его, как это делалось в Древнем Египте при мумифицировании трупов.
Затем сдавят твою черепушку специальным приспособлением, которое
называется краниокластом, да не просто сдавят, а сломают, сомнут, как
картонку, благо, она у тебя еще мягкая и податливая. Потом, просунув руку
в материнскую матку, схватят тебя за шею, переломят ее крючком и, разрезав
мягкие ткани ножницами, отделят голову от туловища. После чего засунут
средний палец затянутой в резиновую перчатку руки тебе в рот (тут не зевай
- кусай своего обидчика за палец!), вытянут твой котелок на всеобщее
обозрение и выбросят на помойку. В завершение рассекут оставшееся в утробе
тельце на части и по кускам вытащат его наружу. Вот что, мой милый бедный
олигофрен и микроцефал, ожидает тебя в ближайшем будущем!
Но не успел я закончить, как почувствовал что-то неладное. Мой братец
больше не слушал меня, но не потому, что не хотел, а оттого, что
обстоятельства переменились. Мне даже показалось, что он исчез куда-то,
что его больше нет рядом со мной. Все вокруг неожиданно пришло в движение.
Сначала я ощутил равномерные сокращения оболочки, окружавшей меня; они
происходили каждые десять-пятнадцать минут, но затем стали чаще и
значительно сильнее. Со свойственной мне сообразительностью я сразу понял,
что это ни что иное, как родовые схватки. Нельзя было терять ни мгновения,
иначе этот недотепа запросто мог опередить меня и первым явиться на свет!
Извиваясь, как змея, я принялся что есть мочи пробираться вперед, к
выходу. Какая-то внешняя сила подхватила меня и неудержимо повлекла все
дальше и дальше по темному туннелю к свету. Оболочка плодного пузыря,
девять месяцев служившая мне темницей, разорвалась над моей головой,
передние околоплодные воды хлынули наружу. К схваткам добавились потуги, и
вскоре моя голова вылезла из половой щели на свежий воздух: сначала
затылок, потом теменные бугры и, наконец, личико. Я почувствовал, как
чьи-то крепкие руки хватают меня за плечи и извлекают на свет Божий. От
радости, что я наконец-то оказался на воле, я вздохнул полной грудью и
завопил во всю силу своих недюжинных легких, оповещая мир о явлении в него
величайшего гения и пророка!
Примечание издателя. Когда близнецов-братьев поочередно вытягивали из
утробы, одному из них при этом вывихнули шею. Вправляя ее, под густыми
черными волосиками на головке младенца акушерка увидела большое родимое
пятно замысловатой формы, в которой без труда узнавались три одинаковых
цифры: 666. Причем, несмотря на все наши старания, нам так и не удалось
установить, кто именно из двух близнецов является автором опубликованных
выше записок.
ЦАРЕВИЧ, НЕ ПОМНЯЩИЙ ЗЛА
Древнеегипетская сказка
Мой милый задул светильник,
теперь нас и Ра не увидит,
его барк тянут души блаженных.
Безымянный поэт
Несомненно, читателю хорошо знакомо название одного из самых
популярных произведений древнеегипетской литературы - "Сказки о двух
братьях". Однако о самой рукописи, хранящейся ныне в Британском музее, мы
знаем очень мало. Около 1850 года англичанка миссис д'Орбинэ купила
единственную копию этого шедевра у какой-то неизвестной личности в Италии.
Спустя два года французский ученый виконт Эммануэль де Руже, которому
