существом, есть зло.
"Ну, хорошо, дай мне определение слова "невинный"?" - услышал Сол
насмешливый и слегка раздраженный голос, с которым он привык ассоциировать
свои ночные споры.
"Ребенок невинен, - подумал Сол. - Невинным был Исаак. Невинна
Рахиль".
"Невинна только потому, что ребенок?"
"Да".
"И ты уверен, что не существует ситуации, когда кровь невинного
должна быть пролита во имя великого дела?"
"Нет, - подумал Сол, - не существует".
"Но невинные, я полагаю, это не только дети?"
Сол помедлил, чувствуя ловушку и пытаясь определить, куда клонит его
подсознательный собеседник. Ему это не удалось.
"Да, - подумал он, - невинные - это не только дети".
"Значит, и взрослые? Такие, как Рахиль? Как твоя дочь, когда ей было
двадцать четыре года? Невинного нельзя принести в жертву, невзирая на его
возраст?"
"Да, это так".
"Тогда, быть может, это часть урока, который надо было преподать
Аврааму прежде, чем он станет отцом благословеннейшего из народов Земли?"
"Какой урок? - подумал Сол. - Что за урок?" - Но голос его
собеседника утих, и он услышал крики ночных птиц за окном и тихое дыхание
жены, спавшей с ним рядом.
В пять лет Рахиль еще могла читать. Сол никак не мог вспомнить, в
каком возрасте она научилась этому, - ему казалось, что она умела читать
всегда.
- В четыре стандартных, - сказала Сара. - Я помню, это было в начале
лета... через три месяца после ее дня рождения. Мы устроили пикник в
полоза колледжем. Рахиль листала свою книжку про Винни-Пуха и вдруг
сказала: "Я слышу в голове голос".
Тогда вспомнил и Сол. Он вспомнил и ту радость, которая охватила их с
женой оттого, что их малышка такая способная. Он вспомнил, потому что
сейчас все повторялось в обратном порядке.
- Папа, - сказала Рахиль, лежавшая на полу в его кабинете и
сосредоточенно раскрашивавшая картинку, - сколько времени прошло после
маминого дня рождения?
- Это было в понедельник, - ответил Сол, не отрываясь от книги. День
рождения Сары еще не наступил, но для Рахили он был совсем недавно.
- Я знаю. Но сколько времени прошло с тех пор?
- Сегодня четверг, - сказал Сол, продолжая читать длинный
талмудический трактат о повиновении.
- Я знаю, что четверг. Но сколько дней?
Сол отложил книгу в сторону.
- Ты можешь мне назвать все дни недели? - Мир Барнарда пользовался
старым календарем.
- Конечно, - ответила Рахиль. - Суббота, воскресенье, понедельник,
вторник, среда, четверг, пятница, суббота...
- Ты уже называла субботу.
- Да. Но сколько дней прошло с тех пор?
- Можешь ты посчитать от понедельника до четверга?
Рахиль нахмурилась, зашевелила губами. Сразу у нее не получилось, она
стала загибать пальцы.
- Четыре дня? - спросила она.
- Умница, - похвалил Сол. - А можешь ты сказать мне, сколько будет
десять минус четыре, детка?
- Что такое минус?
Усилием воли Сол заставил себя снова уткнуться в трактат.
- Ничего, - ответил он. - Это такая штука, про которую тебе расскажут
в школе.
- Мы поедем домой завтра?
- Да.
Как-то утром, когда Рахиль ушла играть с Джуди (она стала слишком
маленькой, чтобы ходить в школу), Сара сказала:
- Сол, нам надо отвезти ее на Гиперион.
- Что? - Сол изумленно уставился на нее.
- Ты слышал, что. Мы не можем ждать. Скоро она разучится ходить...
говорить. Кроме того, мы не становимся моложе. - Сара невесело
рассмеялась. - Звучит странно. Да? Но мы действительно не молодеем. Через
год-два поульсенизация перестанет действовать.
- Сара, разве ты забыла? Все врачи говорят, что Рахиль не перенесет
криогенную фугу. А без этого нечего думать о сверхсветовом полете. Эффект
Хоукинга может лишить ее рассудка... или хуже.
- Это пустяки, - сказала Сара. - Рахили нужно возвратиться на
Гиперион.
- Ну подумай, что ты говоришь? - Сол уже начинал сердиться.
Тогда Сара сжала его руку.
- Ты что, один видел тот сон?
- Сон? - Он еле выговорил это слово.
Она вздохнула и села у белого кухонного стола. Утреннее солнце
заглянуло в окно, осветив, словно желтым прожектором, цветы на
подоконнике.
- Темное помещение, - сказала она. - Красные огни наверху. И этот
голос. Он велит нам... велит нам взять... отправиться на Гиперион.
Совершить... жертвоприношение.
Во рту у Сола пересохло, сердце бешено заколотилось.
- К кому... к кому он обращался в этом сне?
Сара странно на него посмотрела.
- К нам обоим. Если бы тебя не было там... в этом сне, вместе со
мной... как бы я переносила его все эти годы?
Сол рухнул в кресло и удивленно уставился на лежавшую на столе руку.
Суставы, разбухшие от артрита, набрякшие жилы, пятна... Это, конечно же,
его рука. Он, словно со стороны, услышал собственный голос:
- Ты ни разу не упомянула об этом. Ни единого словечка...
На этот раз Сара рассмеялась без горечи.
- А зачем? Каждый раз мы оба сразу же просыпались. И ты был весь в
испарине. Я же догадалась, что это был не просто сон. Надо ехать, отец. На
Гиперион.
Сол пошевелил рукой. Она по-прежнему казалась ему инородным телом.
- Почему? Ну, Бога ради, почему, Сара? Мы ведь не можем... принести
Рахиль...
- Конечно нет, отец. Разве ты не думал обо всем этом? Мы должны
поехать на Гиперион... туда, куда нас призывает наш сон... и принести в
жертву себя вместо нее.
- Себя, - повторил Сол. Ему показалось, что у него начинается
сердечный приступ. Грудь так сильно болела, что он не мог вздохнуть. Он
сидел молча целую минуту, уверенный, что, если попытается произнести хоть
слово, тут же разрыдается. Собравшись с силами, он сказал наконец:
- А ты давно уже... придумала все это, мать?
- Давно ли я знаю, что мы должны делать? Год. Немногим больше года.
Сразу же после того, как ей исполнилось пять лет.
- Целый год! Но почему ты ничего мне не сказала?
- Я ждала. Ждала, что ты поймешь. Что тоже будешь знать.
Сол покачал головой. Комната куда-то уплывала и качалась.
- Нет. То есть пока еще мне кажется, что нет... Мне нужно подумать,
мать.
Сол увидел, как незнакомая рука с набрякшими жилами похлопала по
знакомой руке Сары.
Она кивнула ему.
Сол провел три дня и три ночи в каменной пустыне, питаясь только
черствым хлебом, который запивал водой из конденсаторного термоса.
Десятки тысяч раз за прошедшие двадцать лет он мечтал о том, чтобы
болезнь Рахили перешла к нему: ведь если кто-то должен страдать, то,
конечно, отец, а не ребенок. Вероятно, все родители на его месте думали бы
так же - они так и делают каждый раз, когда их ребенок тяжело заболеет или
угодит в аварию. Но здесь все сложней.
На третий день в этом пекле, когда он дремал в тени большой каменной
плиты, Сол узнал: да, действительно сложней.
"Мог бы Авраам дать такой ответ Богу? Что он сам будет жертвой, а не
Исаак?"
"Авраам мог так ответить. А ты не можешь".
"Почему?"
И словно в ответ Сол, как в бреду, увидел обнаженных людей, шагающих
к печам сквозь строй мужчин, вооруженных автоматами, и матерей, прячущих
своих детей под грудами одежды. Он увидел мужчин и женщин с кожей,
свисавшей обугленными лохмотьями, которые выкапывали перепуганных детей из
пепла еще совсем недавно существовавшего города. Сол знал, что все это не
сон, а реальные картины Первого и Второго Холокоста, и, понимая это, еще
до того, как в его мозгу прозвучал тот голос, он уже знал, каким будет
ответ. Каким он должен быть.
"Родители уже предлагали себя. Эта жертва уже принята. Все это в
прошлом".
"Но что же тогда? Что?"
Ответом было молчание. Сол, стоявший на самом солнцепеке, с трудом
держался на ногах. Черная птица кружила у него над головой, а может, то
была просто галлюцинация. Сол погрозил кулаком свинцово-серому небу.
"Ты использовал нацистов как свое оружие. Они безумцы. Чудовища. Ты и
сам чудовище, будь Ты проклят".
"Нет".
Земля закачалась у него под ногами, и Сол рухнул на острые камни. Он
подумал, что это не так уж отличается от прикосновения к шершавой стене.
Камень величиной с кулак жег ему щеку.
"Авраам повиновался, и для него это был правильный выбор, - подумал
Сол. - Ведь этически Авраам сам был ребенком. В те времена все люди были
детьми. Правильным выбором для детей Авраама было стать взрослыми и
принести в жертву себя вместо детей. Каков же правильный ответ для нас?"
Ответа не было. Земля и небо перестали вращаться. Подождав немного,
Сол неуверенно встал, стер кровь и грязь со щеки и медленно побрел к
лежавшему внизу, в долине, городу.
- Нет, - сказал он Саре, - мы не поедем на Гиперион. Это неверное
решение.
- Ты предпочитаешь ничего не делать. - Губы Сары побелели, когда она
произносила эти слова, но голос оставался спокойным.
- Я предпочитаю не совершать ошибок.
Сара громко вздохнула и махнула рукой в сторону окна. Там во дворе их
четырехлетняя дочка каталась на игрушечной лошадке.
- Ты полагаешь, у нее осталось время, чтобы мы с тобой успели
совершить какую-нибудь ошибку... или вообще что-нибудь... совершить?
- Сядь, мать.
Сара не шевельнулась. На ее джинсах поблескивали крупинки сахара.
Солу вспомнилась обнаженная девушка, выходящая из фосфоресцирующей пены,
полоса которой тянулась за плавучим островом на Мауи-Обетованной.
- Мы должны что-то сделать, - сказала она.
- Ее осматривало больше сотни медицинских и научных специалистов. Ее
тестировали, зондировали, обследовали и мучили в двадцати научных центрах.
Я посетил святилища Шрайка во всех мирах Сети; меня там совсем не хотят
видеть. Мелио и другие эксперты по Гипериону из Рейхса утверждают, что в
учении Церкви Шрайка нет никаких упоминаний о болезни Мерлина, а у
туземцев Гипериона нет легенд ни о таком недуге, ни о способах его
излечения. Исследовательская группа провела на Гиперионе целых три года и
не нашла ничего. Продолжать работу им запретили. Доступ к Гробницам
Времени предоставляется теперь только так называемым паломникам. Даже
получить въездную визу на Гиперион практически невозможно. А если мы
возьмем туда Рахиль, поездка может ее убить.
Сол замолчал, переводя дыхание, и прикоснулся к руке Сары.
- Извини, что я повторяю все это. Но кое-что мы с тобой все же
сделали.
- Этого мало, - тихо отозвалась Сара. - А что, если мы поедем как
паломники?
Сол понурился.
- Церковь Шрайка выбирает свои ритуальные жертвы из тысяч
добровольцев. В Сети полно отчаявшихся глупцов, а возвращаются единицы.
- Ну вот, видишь, разве это не доказательство? - быстро прошептала
Сара. - Кто-то или что-то охотится за ними.
- Бандиты, - ответил Сол.
Сара покачала головой.
- Голем.
- Ты хочешь сказать, Шрайк.
- Это голем, - повторила Сара. - Тот, которого мы видим в нашем сне.
- Я не вижу в своих снах никакого голема. - Сол встревожился. - А
какой он?
- Помнишь те красные глаза? - ответила Сара. - Это тот самый голем,
которого Рахиль слышала тогда ночью в Сфинксе.
- Откуда тебе известно, что она слышала?
- Мне это снилось, - сказала Сара. - Мне это снится каждый раз перед
тем, как мы входим туда, где нас ждет голем.
- Значит, мы с тобой видим разные сны, - пробормотал Сол. - Почему ты
не рассказала мне это раньше?
- Я думала, что схожу с ума, - прошептала Сара.
Сол вспомнил о своих тайных беседах с котом и обнял жену.
