оказаться вне этого зала, подальше уйти от их отражений в этом грязном
зеркале?
Неужели он полагал, что они уйдут вместе вот так просто, даже не
познакомившись?
Она принялась есть яичницу с раздражающей медлительностью, отвлекаясь
время от времени на то, чтобы подсыпать перцу в стакан томатного сока,
который только что заказала.
Это было похоже на фильм, снятый замедленной съемкой. В углу один из
моряков страдал от той же болезни, от которой именно в эти минуты должна
была страдать Винни. Его спутник трогательно, по-братски заботился о
нем, а негр взирал на них с полнейшим равнодушием.
Прошло не меньше часа. Они по-прежнему сидели там же, а он так ничего
и не узнал о ней. Его раздражало, что она непрестанно искала повод
продлить пребывание в этом заведении.
Он вбил себе в голову, как будто это само собой разумеющееся, что они
уйдут вместе, а в таком случае она своим необъяснимым упрямством как бы
отбирала у них часть того времени, которое им было отпущено судьбой.
Между тем его занимали разные мелочи. Например, акцент. Хотя она и
говорила на безупречном французском, все же он различил какой-то легкий
акцент, который никак не мог определить.
Только когда он ее спросил, американка ли она, и в ответ она сказала,
что родилась в Вене, тогда все он понял.
- Здесь меня называют Кэй, но когда я была маленькой, меня звали
Катрин. Вы бывали в Вене?
- Да, бывал.
- Ах!
Она посмотрела на него примерно так же, как он до этого смотрел на
нее. В общем-то, она ничего не знала о нем, а он - о ней. Было уже
больше четырех часов утра. Время от времени кто-нибудь входил, взявшись
Бог знает откуда, и усаживался на один из табуретов с усталым вздохом.
Она все продолжала есть, заказала какой-то ужасный на вид торт,
покрытый бледноватым кремом, и кончиком чайной ложки стала отламывать от
него маленькие кусочки.
В тот момент, когда он решил, что наконец все кончено, она подозвала
негра, чтобы заказать кофе. А поскольку ей подали его очень горячим,
нужно было еще ждать.
- Дайте мне, пожалуйста, сигарету. У меня больше не осталось.
Он знал, что она не уйдет, пока не докурит, и не исключено, что
попросит еще одну. Он сам изумлялся своему бессмысленному нетерпению.
А оказавшись на улице, разве она не может просто протянуть ему руку и
попрощаться?
Когда же, в конце концов, они все-таки выбрались наружу, на
перекрестке было пусто, лишь какой-то мужчина спал стоя, прислонившись к
входу в метро. Она не предложила взять такси и самым естественным
образом уверенно двинулась по тротуару, как будто этот тротуар должен
был куда-то привести ее.
И только когда они прошли уже сотню метров и после того, как она раза
два споткнулась из-за своих высоких каблуков, женщина взяла под руку
своего спутника так непринужденно, как если бы они ходили всегда по
улицам Нью-Йорка в пять часов утра.
Он, очевидно, будет помнить все самые мельчайшие подробности этой
ночи. Но пока она длилась, он никак не мог отделаться от ощущения
несуразности, странности всего происходящего; оно казалось ему каким-то
ирреальным.
Только когда они прошли мимо десятка зданий, он вдруг понял, при виде
маленькой церквушки, что они идут по нескончаемой 5-й авеню...
- Интересно, не открыта ли она? - спросила Кэй, остановившись.
Потом с неожиданной ностальгией добавила:
- Я так хотела бы, чтобы она была открыта!
Ему пришлось по ее настойчивой просьбе пойти и убедиться, что все
двери церкви были закрыты.
- Тем хуже... - вздохнула она, снова взяв его под руку.
Потом, когда они чуть отошли:
- Мне больно ногу, жмет туфля.
- Может быть, стоит поискать такси?
- Нет, идем дальше.
Ему был неизвестен ее адрес, а спросить он не решался. Странным было
это ощущение - так вот идти и идти по огромному городу, не имея ни
малейшего представления ни о месте, где они находятся, ни об их самом
ближайшем будущем. Он увидел их отражение в витрине. Не иначе как от
усталости, она несколько склонилась к его плечу, и он подумал, что их
можно принять за влюбленных, таких, какие еще вчера у него, в его
одиночестве, вызывали раздражение.
Ему приходилось, особенно в последние недели, не раз сжимать яростно
зубы, когда мимо него проходила пара, от которой исходило почти
физическое ощущение любовной близости.
И вот теперь в глазах других людей они тоже кажутся такой парой -
странная пара!
- А вы не против выпить сейчас немного виски?
- Я думаю, это запрещено в такое время.
Но она уже ухватилась за эту новую идею и потянула его в ближайшую
улицу, пересекающую 5-ю авеню.
- Нет, погодите... Это не здесь... Это на следующей...
Она дважды от волнения ошибалась, не могла найти нужный дом" пока
наконец ее нервные усилия не увенчались успехом: открылась запертая
дверь маленького бара, откуда просачивалась небольшая полоска света. На
них с изумлением уставился мойщик посуды. Но это ее не остановило. Она
принялась его настойчиво расспрашивать, и в конце концов, после примерно
четверти часа каких-то хождений, они очутились в подвальном помещении,
где трое мужчин с сумрачным видом пили у стойки. Место было явно ей
знакомо. Она назвала бармена по имени - Джимми, правда, вскоре
вспомнила, что его звали Тедди. Тогда она подробно принялась разъяснять
свою ошибку равнодушному бармену. Она также стала говорить о людях, с
которыми приходила сюда однажды, но тот продолжал смотреть на нее
пустым, ничего не выражающим взглядом.
Ей понадобилось примерно полчаса, чтобы выпить стакан виски, и она
захотела еще один, а затем закурила сигарету, как всегда якобы
последнюю.
- Вот докурю эту сигарету, - обещала она, - и мы пойдем...
Она стала более словоохотливой. На улице ее рука сильнее сжала локоть
Комба, она едва не упала, выходя на тротуар.
Вдруг она заговорила о своей дочери. Ее дочь жила где-то в Европе, но
он так и не смог выяснить, где и почему она с ней рассталась.
Они оказались в районе 52-й улицы и теперь могли видеть в глубине
каждой из пересекающих ее улиц огни Бродвея и темную подвижную массу
людей на его тротуарах.
Было уже почти шесть часов. Они проделали большой путь. Оба изрядно
устали. И Комб наконец решился спросить:
- А где вы живете?
Она резко остановилась и посмотрела на него, как ему показалось,
очень сердито. Но вскоре он понял, что ошибся Сильное волнение и, может
быть, неподдельное отчаянье отразилось в ее глазах, о которых он пока не
мог даже сказать, какого они цвета.
Она оторвалась от него, сделала несколько быстрых шагов, будто
собиралась убежать. Потом остановилась и подождала, пока он подойдет.
- Начиная с сегодняшнего утра, - сказала она, обратив к нему свое
лицо, ставшее вдруг неподвижным, - я нигде не живу.
Почему он вдруг разволновался настолько, что чуть не заплакал? Так и
стояли они около витрины, шатаясь от усталости, ощущая утреннюю сухость
во рту и легкое головокружение.
Неужели два стакана виски так взвинтили их нервы?
Это было просто смешно. У обоих повлажнели глаза, они, казалось,
следят друг за другом. И мужчина в порыве чувств неловким жестом схватил
спутницу за запястья.
- Пойдемте... - предложил он.
И добавил после небольшой заминки:
- Пойдемте, Кэй.
Впервые он произнес ее имя. Она спросила уже совсем покорным голосом:
- А куда мы идем?
Он и сам не знал. Но не мог он привести ее к себе, в это неуютное
здание, которое не выносил, в эту комнату, где не убирал больше недели и
оставил в ужасном беспорядке свою незастеленную постель...
Они снова тронулись в путь. И теперь, после того как она призналась,
что ей даже негде было жить, он стал бояться потерять ее.
Она принялась рассказывать свою историю, полную разных имен и
фамилий, которые ничего ему не говорили, но она произносила их так,
будто все должны были их знать.
- Я жила в одной квартире вместе с Джесси... Я так хотела бы, чтобы
вы познакомились с Джесси!.. Это самая соблазнительная женщина, которую
я когда-либо встречала... Ее муж, Роналд, три года тому назад получил
солидный пост в Панаме... Джесси попыталась там жить вместе с ним, но не
смогла из-за здоровья...
Она вернулась в Нью-Йорк с согласия Роналда, и мы сняли с ней
квартиру на двоих... Она находится в Грии Вич-Виледж, недалеко от того
места, где мы встретитил...
Он слушал ее и одновременно искал глазами вывеску какого-нибудь
подходящего отеля. Они не прекращали шагать, и их усталость была до того
велика, что они даже уже не чувствовали ее.
- У Джесси был любовник, Энрико, чилиец, женатый, с двумя детьми. Но
он собирался разводиться... Вы понимаете?
Он, конечно, понимал. Но очень вяло следил за ходом этой истории.
- Роналда, должно быть, кто-то известил, я даже знаю кто... В это
утро, едва я вышла, как он неожиданно нагрянул... Еще висели пижама и
халат Энрико в шкафу. Разыгралась, по-видимому, ужасная сцена... Роналд
принадлежит к тому типу людей, которые обычно сохраняют спокойствие в
самых трудных обстоятельствах, но я даже не берусь описать, каким он
бывает в минуты гнева... Когда я вернулась в два часа дня, дверь была
заперта... Один сосед услышал, что я стучу... Джесси до отъезда сумела
оставить для меня письмо... Оно у меня с собой.
Она хотела открыть свою сумочку, достать письмо, показать ему.
Но они только что пересекли 6-ю авеню, и Комб остановился под ярко
освещенной вывеской гостиницы. Вывеска была неоновой с резким,
вульгарным фиолетовым отсветом.
Отель "Лотос".
Он подтолкнул Кэй к вестибюлю, и еще сильнее, чем прежде, казалось,
что он чего-то боится. Он заговорил вполголоса с ночным портье,
склонившись к нему. В конце концов ему вручили ключ с медной планкой.
Тот же портье вызвал для них маленький лифт, в котором пахло уборной.
Кэй ущипнула руку своего спутника и сказала тихим голосом:
- Попробуй достать виски... могу держать пари, что у него есть...
Только позже он осознал, что она обратилась к нему на ты.
В этот час Винни обычно бесшумно вставала, выходила из влажной
постели Ж. К. С. и проскальзывала в ванную.
Комната в "Лотосе" казалась такой же серой, как и полоска света,
который начал просачиваться сквозь занавеси.
Кэй села в кресло, кинув на его спинку меховое манто, и машинальным
движением сбросила замшевые черные туфли на высоких каблуках. Они лежали
теперь на ковре.
В руках она держала стакан и пила мелкими глотками, уставившись
взглядом в одну точку. На коленях у нее лежала раскрытая сумочка.
Спустившаяся петля на чулке стрелкой прочертила ногу так, что казалось,
будто это длинный шрам от раны.
- Налей мне еще стакан, пожалуйста. Клянусь, это последний.
У нее явно кружилась голова. Она выпила этот стакан быстрее, чем
предыдущие, и на какой-то момент застыла, замкнулась в себе, как будто
унеслась мысленно куда-то далеко, очень далеко и от комнаты, и от
мужчины, который ожидал, не зная еще толком, чего именно он ожидает.
Наконец она встала. Сквозь тонкий чулок просвечивали розоватые пальцы ее
ног. Поначалу она буквально на секунду повернула голову в сторону, а
потом совсем просто так, будто уже давно это задумала, шагнула в сторону
своего спутника, широко расставила руки, чтобы обхватить его за плечи,
приподнялась на цыпочках и прижалась ртом к его рту.
В коридорах служащие приступили к уборке, включили пылесосы, а ночной
портье внизу уже стал собираться уходить домой.
2
Самым нелепым было то, что он даже почти обрадовался, не обнаружив ее
рядом с собой, тогда как чуть позже, примерно через час или даже через
