заснула.
Ей казалось, она закрыла глаза всего на мгновение. Но когда она
проснулась, солнце уже поднялось над лесными вершинами. А на поляне не
было видно ни души. Ни жрицы, ни пса. И никаких следов ночного костра.
Только корзинка по-прежнему стояла на своем месте, девочка села,
встревоженно озираясь, и обнаружила, что сжимает в кулаке нечто твердое,
успевшее отпечататься в руку. Она раскрыла ладонь. Это была маленькая
серебряная лунница на тонком, но очень прочном волосяном шнурке.
Девочка поднялась на ноги и заметила совсем рядом с собой начало
тропинки, уводившей куда-то сквозь густые кусты. На тропинке лежало
бурое орлиное перо. Девочка задумчиво подобрала перо, подняла корзинку и
пошла вперед. Она все искала глазами следы пса и сама не заметила, как
вышла к знакомой березе. На вершине опять сидел и невозмутимо чистил
клюв большущий орел. Она могла бы поклясться - тот самый. Завидев
Оленюшку, беркут выпрямился, бесстрастно разглядывая человеческое дитя,
девочка запрокинула голову и с обидой обратилась к нему:
- Что ж ты, батюшка орел...
Могучая птица промолчала. Девочка шмыгнула носом, захотела смахнуть
подступившие слезы и...
Вокруг стояли березы. Березы, родные ей до последней отметинки на
белых стволах. А за ними видать было луг и за лугом - дом. И девочка со
всех ног припустила в ту сторону, даже не помня о родительском гневе,
что должен был неминуемо постигнуть ее. Гнев родительский - правый, его
ли бояться! Гроза летняя, после которой с удвоенной силой лезут из земли
зеленые стебли...
К ее удивлению, мать встретила дочку так, словно та вернулась
точнехонько в срок. И хлебная закваска в горшочке не засохла, была
живая, дышала силой. Тогда девочка посмотрела на резную календарную
доску, что висела под изваяниями в Божьем углу, и увидела, что зарубок
на ней не прибавилось. Она вернулась домой в тот же день, когда уходила.
Словно вовсе не было ночи, проведенной в чужом черном лесу.
Она устроила орлиное перо в божнице, за ликом Бога Грозы. А светлую
лунницу вовсе никому не стала показывать. Это, конечно, было нехорошо.
Ее всегда учили, что подобные вещи должны принадлежать всему роду.
Вернее, старшим сестрам на выданье. Но лунница - она это чувствовала -
принадлежала только ей, ей одной.
Волкодав приподнял веки и увидел над собой каменный потолок, а на его
фоне - остренькую черную мордочку, два чутких уха и пару светящихся
глаз. Мыш заглянул ему в лицо, тихо, ласково заворковал и стал тереться
о шею. Венн прислушался к себе и не почувствовал боли. То есть совсем
ничего, кроме потрясающей легкости. И приятного прикосновения меха к
голому телу. Даже свет был тусклым, сумеречным и не резал глаза.
Волкодав был заботливо укрыт теплым меховым одеялом и лежал на широкой
лавке в комнате большого дома. По всей видимости, здесь имелось окно, и
его открыли ради свежести воздуха: он слышал, как снаружи шуршал дождь и
журчала вода, стекавшая по каменным плитам.
- Ишь, ластится, - донесся голос Аптахара. Было похоже, сегван лежал
в этой же комнате, только на другой лавке. Венн понял, что Аптахар
говорил о Мыше, и хотел повернуть голову, но раздумал, вовремя вспомнив,
чем это кончилось для него в прошлый раз. А сегванский старшина
продолжал: - Хорошо, кунс, что ты не отдал его Лучезару. Эх, видел бы ты
его в деле!..
По полу неторопливо прошелестели кожаные подошвы сапог.
- Могу себе представить, - ровным голосом ответил Винитар. - Я же был
у моста. Видел, что натворил твой венн.
- Мой!.. - захохотал Аптахар, но тут же болезненно охнул: знать,
неловко сдвинул обрубок руки. - Да, - сказал он, отдышавшись. - Чтобы
венн был моим!.. А, Винитар?
Тот усмехнулся:
- И чтобы ты ходил под началом у венна, старый друг.
Старый друг, отметил про себя Волкодав. Вот как.
- Сначала он ходил у меня под началом, - сказал Аптахар. - Весной,
когда Фитела нанял его в Большом Погосте. Купец сначала не хотел его
брать, беспортошного. Как же он накостылял нам обоим, и мне, и Авдике...
- Надо быть очень хорошим бойцом, чтобы одолеть тебя, Аптахар, -
проговорил кунс. - Надо будет поближе познакомиться с твоим венном, если
он оживет.
- Много нового узнаешь, - снова засмеялся старшина. - За тебя, кунс,
не поручусь, но я бы с ним не связывался один на один!
Волкодав опять услышал шаги: Винитар прошелся по комнате, постоял у
раскрытого окна и вновь подсел к Аптахару.
- Иногда, - все тем же ровным голосом проговорил он, - мне кажется,
что мой отец был бы жив, если бы ты был по-прежнему с ним.
Потолок закружился над Волкодавом и начал медленно падать. А может,
это небо падало наземь. Венн закрыл глаза.
Аптахару явно не хотелось говорить о том, что, по-видимому, стояло
между ним и отцом молодого кунса.
- Я не мог остаться! - сказал он, помявшись. - Прости, Винитар, но
моя честь и так пострадала. Ты не поверишь, но никто в войске не знает,
что я у твоего батьки шесть лет пиво пил. Мне было стыдно рассказывать!
Потому что тогда пришлось бы говорить и о том, чем все кончилось!
Кунс снова заходил по комнате: ни дать ни взять какая-то сила гоняла
его из угла в угол. Он ответил:
- Не мне осуждать тебя и тем более моего отца, но все могло быть
иначе.
- Тот сопляк убил моего брата! - запальчиво возразил Аптахар. - Я бы
кишки ему выпустил!.. Что, несправедливо? Справедливо! Так нет же,
твоему отцу непременно понадобилось оставить ублюдка в живых. На
счастье, ха!.. Все удачу испытывал! Собаки, видите ли, не бросались!..
Винитар задумчиво повторил:
- Все могло быть иначе.
Аптахар наполовину устыдился собственной вспышки. Он проворчал:
- Ладно. Не сердись, кунс. Тот невесело усмехнулся:
- Мне сердиться на тебя, дядька Аптахар! Ты же меня вырастил. Вот
этой рукой, которую тебе отрубили, за ухо трепал.
Волкодав почувствовал, что Винитар остановился прямо над ним. Венн
открыл глаза, кое-как разлепил губы и просипел:
- Нашли госпожу?..
Ему казалось, будто он выговорил это достаточно громко, но молодой
кунс наклонился к самому его лицу, и он повторил:
- Нашли госпожу?..
На сей раз Винитар расслышал его. И ответил, покачав головой:
- Нет, пока не нашли.
Они опять посмотрели в глаза друг другу, и теперь у Волкодава не
оставалось ни малейших сомнений: Винитар знал про него все. В том числе
и то, что Волкодав сразу догадался об этом его знании. Еще Волкодав ни к
селу ни к городу подумал о том, что кнесинка и Винитар, если бы
поставить, их рядом, вышли бы парой просто на заглядение.
- Она... жива, - кое-как выдавил венн. - Она... по мосту...
- Я знаю, - сказал Винитар.
- Во имя штанов Храмна, порвавшихся не скажу где!!.. - возликовал
Аптахар, запоздало сообразивший, что венн, которому давно полагалось бы
умереть, очнулся и даже заговорил. - Винитар, сынок, помоги встать!..
Винитар помог, и скоро венн увидел над собой сразу обоих. Человека, у
которого были все причины убить его, Волкодава. И другого человека.
Которого он сам должен был бы убить. Слишком много забот для одной души,
еще толком не водворившейся назад в тело. Волкодав закрыл глаза, и мир
снова перестал существовать для него. Только теперь это было не забытье,
а обычный сон, приносящий исцеление если не духу, так плоти.
"Мама, беги! - Серый Пес двенадцати лет от роду подхватил с земли
кем-то брошенную сулицу и кинулся наперерез молодому комесу,
выскочившему из-за амбара. - Мама, беги!.."
Бывалый воин не глядя, небрежно отмахнулся окровавленным мечом.
Однако молокосос оказался увертлив. Меч свистнул над русой головой, не
причинив вреда, мальчишка метнулся под руку сегвана, и тонкое, острое
жало сулицы воткнулось тому в лицо, как раз под бровь.
"Мама, беги..."
Когда Волкодав проснулся, за окном опять стоял вечер, а в комнате с
ним была Эртан. Вельхинка держала деревянный меч и, временами кривясь от
боли, вполсилы разминала правую руку. Левую она пока берегла.
- Я с Аптахаром поменялась, - сообщила она Волкодаву. - Еле
уговорила. Надоело синяки ставить засранцам. Волкодав прошептал:
- Нашли госпожу?..
Эртан охотно рассказала, как Винитар повсюду разослал своих людей и
пытался говорить с горцами через Препону. Ичендары весьма сдержанно
ответили ему, что правительница, приехавшая с севера, гостит у вождя, а
он, жених, не сумевший как следует оборонить драгоценную гостью,
недостоин даже упоминать ее имя. Ни о каких сроках ее возвращения они не
желали и слышать.
- Сколько я?.. - спросил Волкодав.
- Сегодня девятый день, - сказала Эртан. - Я тебе уже и волосы
заплела, как у вас принято... - Потом с надеждой спросила: - Ты, может,
поесть хочешь, а? Молочка тепленького с хлебцем? Меда ложечку?..
Девятый день. Значит, если и приходил кто из убитых разбойников, то
так и убрался.
- Мне кунсу... сказать надо, - выдохнул венн.
Эртан внимательно посмотрела на него, кивнула и вышла за дверь.
Волкодав проводил ее глазами. Воительница поправлялась отменно. Она еще
держала правое плечо выше левого, потому что рана стягивала ей бок, но
это скоро пройдет. Снова будет править боевыми конями, натягивать лук и
раздавать оплеухи не в меру пылким парням, восхищенным ее красотой...
Винитар пришел в мокрых сапогах, с каплями влаги на золотых волосах,
собранных в хвост на макушке, как носили островные сегваны. Видно, Эртан
разыскала его во дворе. Вместе с молодым кунсом явился слуга, принесший
на деревянном подносике большую кружку, кусок белого хлеба, масло и
чашечку меда. От кружки шел уютный домашний запах свежего молока. Слуга
поставил поднос, поклонился своему господину и вышел, оставив кровных
врагов наедине.
Винитар стоял посреди маленькой комнаты, заложив руки за спину, и
молча смотрел на Волкодава. Лежавший перед ним мужчина выглядел так, что
краше в гроб кладут. Лекарь, приставленный ходить за ранеными, только
удивлялся звериной живучести венна. Одна из стрел, попавшая в грудь,
прошла совсем рядом с сердцем. По счастью, стрела была бронебойная. Она
проткнула венна насквозь, но узкий граненый наконечник обширной раны не
причинил. Волкодав смотрел на Винитара глубоко запавшими мутными
серо-зелеными глазами в черных кругах синяков, какие бывают от сильного
удара по голове. А на животе у него сидела летучая мышь. Человек с
летучей мышью, которого видели на Светыни незадолго перед тем, как...
- Ты что-то хотел сказать мне, телохранитель? - ничем не выдав себя,
спросил Винитар. Он говорил по-веннски. Он хорошо знал этот язык.
- Ты кормишь меня у себя в доме, - сказал Волкодав. Он хотел кивнуть
на подносик с едой, но стоило шевельнуться, как вновь окатила дурнота
хуже всякой боли. Он передохнул, собираясь с силами, и докончил: - Я
убил кунса Винитария, твоего отца.
Тому, кто пытается заслониться от мести, причащаясь одного хлеба с
мстителем, незачем называться мужчиной.
Винитар выслушал его, не показав удивления, и кивнул головой.
- Да, это так, - сказал он, помолчав. - Ты убил его, и притом ночью,
в чем немного достоинства. Однако на грабителя ты не очень похож...
Волкодав ответил:
- Люди называли нас Серыми Псами, Винитар. Молодой кунс владел собой,
как подобает вождю. Он не переменился в лице, только синие глаза
потемнели, точно океан в непогоду. Он довольно долго молчал, потом
проговорил:
- Значит, правы были те, кто советовал отцу истребить вас всех до
единого.
Волкодав упрямо ответил:
- Может... правы были те... кто советовал ему... совсем нас не
трогать.
Винитар впервые повысил голос:
