Природу элементы, их доселе неизвестные характеристики
выявляются с помощью новых методов исследования (например, с
использованием усовершенствованных инструментов). И в то же
время характеристики, присущие одному элементу, могут быть в
дальнейшем обнаружены в другом. Отсюда следует, что
применительно к природным явлениям никакое сочетание
индуктивных и дедуктивных умозаключений не способно привести к
безусловно значимым выводам. Это положение не касается
абстрактных умозаключений (например, в области математики),
поскольку абстрактные элементы могут быть охарактеризованы
исчерпывающим образом. 2 -- это только 2, и ничего более. Ничто
не может быть "слишком 2" или "примерно 2", и сколько бы ни
продолжались исследования, ни в каком 2 не удастся обнаружить
ничего такого, что сделало бы его качественно отличным от
другого 2.
Под "пониманием" мы имеем в виду процесс закрепления
информации в понятийных цепочках нашей памяти. Чем больше мы
обнаруживали связей между новым и прежним опытом, тем сильнее
ощущение, что это новое нам понятно. Однако понимание никогда
не бывает полным, так как мы всегда воспринимаем лишь одно
звено цепочки понятий и, следовательно, понимаем мир не более
чем фрагментарно [Селье, 24).
Построение теорий
В основе всех великих открытий, когда-либо сделанных
человеком, лежит смелая догадка.
Исаак Ньютон
Меня прежде всего обвиняют в том, что я вышел за границы
экспериментальных доказательств. Я отвечаю, что это качество
вообще присуще людям с научным складом ума, по крайней мере в
том, что касается физических исследований. Создание любой
известной теории -- света, теплоты, магнетизма и электричества
-- подразумевает выход за эти границы.
Кельвин
История науки со всей убедительностью доказывает, что
истинно революционные и значительные достижения проистекают не
из эмпиризма, а из новых теорий.
Джеймс Б. Конант
Факты и теории
Познавать, не размышляя,-- бесполезно; размышлять, не
познавая,-- опасно.
Конфуций
Бесполезно заниматься наблюдением фактов и их
регистрацией, не пытаясь их как-то теоретически оформить;
однако и чистые рассуждения без малейших попыток установить их
практическую применимость зачастую приводят к опасным
заблуждениям. Прошло более 2500 лет с тех пор, как была
высказана этим мысль, но в разные времена в разных частях света
предпочтение отдавалось то фактам, то теориям. В настоящее
время в странах Северной Америки мы сталкиваемся с абсолютно
неоправданным доверием к фактам, преувеличением их значимости и
как следствие этого пренебрежением теорией и интерпретацией
фактов. Причем этот процесс зашел так далеко, что большинство
медицинских журналов просто отклоняют работы, представляющие
собой значительные и новые теоретические разработки, но не
содержащие новых фактов. Наряду с этим редакционные коллегии
этих журналов готовы принять любую статью, если в ней
описываются факты, даже без определения их значимости.
Предубеждение против "чистого теоретизирования" стало в
биологических науках столь распространенным явлением, что
многие исследователи, описывая фактический материал, намеренно
подчеркивают в качестве самооправдания, что они и не пытаются
предлагать интерпретацию обнаруживаемых фактов. А что стоят
факты без их истолкования?
В этом можно было бы усмотреть реакцию на бесплодное
применение диалектики средневековыми схоластами, которые были
настолько поглощены "гимнастикой ума", что не считали нужным
проверять достоверность своих теорий. Нет сомнения, что
высчитывать, сколько ангелов может поместиться на кончике иглы,
бессмысленно, но не менее бессмысленно определять с бесконечной
точностью средний диаметр клетки.
Безусловно, какой-нибудь случайный факт может иметь
определенное сиюминутное применение, даже если его суть не
ясна. Но поиск наугад практически без шансов на успех едва ли
можно считать наукой. Не так давно одно широко известное
учреждение распространило анкету под названием
"Интеллектуальная безнравственность". Пункт 4 этой анкеты
гласил: "Обобщение с выходом за рамки имеющихся данных".
Банкрофт вполне резонно спросил, а не правильнее ли было бы
сформулировать пункт 4 так: "Обобщение без выхода за рамки
имеющихся данных".
Мы уже говорили (с. 128) об основных характеристиках
научных достижений. Здесь же ограничимся указанием на то, что
гипотезы, которые нельзя проверить путем наблюдения, столь, же
бесполезны, как и наблюдения, которые не поддаются
интерпретации в рамках какой-либо теории. Кроме того, любая
гипотеза, которую невозможно проверить на практике доступными
на сегодняшний день методами, может быть завтра подтверждена
методами более совершенными, и тот факт, который сегодня не
поддается интерпретации, будет понятен какое-то время спустя.
Однако на сегодняшний день и такие гипотезы, и такие факты
бесполезны. И если им действительно суждено впоследствии
обрести смысл, свою признательность мы выскажем не тому
человеку, который впервые обнаружил эти факты, а тому, кто
сумел дать им адекватное толкование (разд. "Что такое
открытие?", с. 113).
Значимость фактов и теорий взаимозависима: если женщине
хочется носить нитку жемчуга, едва ли можно определить, что
более важно в этом случае -- нитка или жемчужины. Причина, по
которой эта проблема так часто неправильно понималась, состоит
в том, что построение теории представляется более творческим
процессом, чем простое наблюдение фактов, поскольку считается,
что реальный факт обладает некоторой самостоятельной ценностью,
совершенно не зависящей от его интерпретации. Это мнение
ошибочно. Любая теория -- это связь между фактами, она
связывает факты воедино и приводит нас к установлению новых.
Много недоразумений возникает от неправильного
употребления терминов "гипотеза", "теория" и "биологическая
истина". Гипотеза -- это догадка, теория -- это частично
доказанная догадка, биологическая истина -- это антинаучное
преувеличение, постулирующее возможность полного доказательства
теории, то есть положение, не существующее в биологии. Давайте
в биологии вместо слова "истина" будем использовать термин
"факт", поскольку он происходит от латинского "factum" ("дело"
или "действие") и подразумевает только действие --
доказательство наличия чего-либо.
Существует поговорка: никто не верит в гипотезу, кроме
того, кто ее выдвинул, но все верят в эксперимент, за
исключением того, кто его проводил. Люди готовы поверить
"экспериментальным данным" -- фактам, полученным в процессе
эксперимента, но сам экспериментатор глубоко осознает
искажающее влияние тех мелочей, которые могут повлиять на
чистоту эксперимента. Вот почему сам первооткрыватель нередко
бывает менее уверен в своем открытии, чем другие. И наоборот,
человек, выдвинувший какую-то идею, эмоционально привязан к
ней, а потому меньше других склонен проявлять критическое
отношение к плодам своего ума.
Необходимо точно знать, когда следует отказаться от
концепции, которую ничем нельзя подтвердить. Если гипотеза
недостаточно согласуется с наблюдениями, не отказывайтесь от
нее ни слишком рано, ни слишком поздно. Большинство
исследователей с легкостью расстаются с гипотезами,
высказанными другими людьми, если первые же эксперименты не
подтверждают эти гипотезы, и, напротив, проявляют завидное
упорство в попытках найти какие-нибудь доказательства в пользу
излюбленных ими идей. Однако если у нас есть новая гипотеза,
способная заменить старую, с последней легче расстаться.
Значение ошибочных теорий
Один из основных принципов, вытекающих из изучения истории
науки, состоит в том, что свержению теории способствует только
лучшая теория и никогда -- просто противоречащие ей факты..
Джеймс Конант
Каждый раз, когда экспериментальные данные противоречат
существующей теории, это означает новый успех, так как в этом
случае в теорию необходимо внести изменения и коррективы.
Макс Планк
Даже такая теория, которая соответствует не всем известным
фактам, представляет собой определенную ценность, если она
соответствует им лучше, чем любая другая. Неверно, что
"исключения подтверждают правило", однако вовсе необязательно
исключения опровергают правила. Иногда те факты, которые
первоначально казались несовместимыми с теорией, по мере
появления новых фактов начинают постепенно находить свое
естественное место в ней. В иных же случаях сама теория
оказывается достаточно гибкой и с готовностью приспосабливается
к новым наблюдениям, кажущимся парадоксальными и несовместимыми
с ней. "Самая лучшая теория та, которая, основываясь на
наименьшем количестве предпосылок, объединяет наибольшее
количество фактов, ибо она наилучшим образом соответствует
тому, чтобы ассимилировать еще большее количество фактов без
ущерба для своей собственной структуры" [Селье, 23].
Существует огромное различие между бесплодной и ошибочной
теорией. Бесплодная теория не поддается экспериментальной
проверке. Таких теорий можно сформулировать сколько угодно, но
они никоим образом не способствуют пониманию природы вещей, их
итог -- бессмысленное словоблудие. В то же время ошибочная
теория может быть чрезвычайно полезной, ибо, если она
достаточно разработана, это поможет спланировать такие
эксперименты, которые смогут заполнить значительные пробелы в
нашей системе знаний. Факты должны быть правильными, теории
должны быть плодотворными. Если "факт" неверен, он бесполезен,
иначе говоря, это просто Не факт, а вот ошибочная теория может
оказаться лаже более полезной, чем правильная, если она более
плодотворна в том смысле, что ведет к новым фактам.
Разработка Вассерманом реакции на сифилис является
блестящим примером ценности ошибочной теории. В силу
технических причин оказалось невозможным приготовить чистую
культуру спирохет, вызывающих сифилис. И тогда Вассерман
использовал в качестве антигена (вещества, необходимого для
"реакции связывания комплемента", по которой диагностируется
сифилис) экстракт печени мертворожденных детей, матери которых
были больны сифилисом, ибо, как ему было известно, такая печень
богата спирохетами. Этот экстракт оказался прекрасным
диагностическим препаратом, хотя впоследствии было обнаружено,
что никакой необходимости использовать печень больных сифилисом
нет, для этих целей вполне приемлема печень здоровых людей.
Более того, не менее активные антигены можно приготовить даже
из органов других животных. Нам до сих пор неизвестно, почему
эти антигены дают реакцию связывания комплемента, хотя
достоверно известно, что Вассерман ошибался, используя печень
именно больных сифилисом. И тем не менее вполне вероятно, что
мы бы до сих пор не располагали каким-либо серологическим
тестом для диагностики этого заболевания, если бы не ошибочная
и все же чрезвычайно плодотворная идея Вассермана [Беверидж,
2].
Только в совершенно исключительных случаях новая смелая
концепция выдерживает испытание временем, не подвергаясь
каким-либо изменениям. Вспоминая, как развивались его взгляды
на эволюцию, Ч. Дарвин писал: "За исключением [теории
