Он сгорбился и выхватил меч быстрым, ловким движением,
свидетельствующим о навыке. Пустельга заскрежетала.
Ведьмак стоял неподвижно, опустив руки.
- Чего ждешь? - крикнул чародей.
Геральт медленно поднял голову, некоторое время глядел на
него, потом развернулся на каблуках.
- Нет, Истредд, - сказал он тихо. - Прощай.
- Что это значит, черт побери?
- Истредд, - бросил Геральт через плечо, остановившись. -
Не впутывай в свои дела других. Если иначе не можешь, повесься
в конюшне на вожжах.
- Геральт! - крикнул чародей, и голос у него вдруг
надломился и резанул уши фальшивой злой нотой. - Я не откажусь!
Она не убежит от меня! Я поеду за ней в Венгерберг, поеду за
ней на край света, я найду се! Я не откажусь от нее никогда!
Знай об этом!
- Прощай, Истредд.
Он отошел в переулок, ни разу не обернувшись. Шел, не
обращая внимания на людей, прытко уступающих ему дорогу, на
поспешно захлопывающиеся двери и ставни. Он не замечал никого и
ничего.
Он думал о письме, которое ожидает его в корчме.
Пошел быстрее. Знал, что в изголовье кровати ожидает мокрая
от дождя черная пустельга, держащая в кривом клюве письмо. Он
хотел как можно скорее прочесть его.
Хотя знал содержание.
_______________________________________________________________
* ВЕЧНЫЙ ОГОНЬ *
1
- Ах ты, свинтус! Ах ты, рифмоплет паршивый! Ах ты,
изменщик!
Геральт, заинтригованный, потянул кобылу за угол. Не успел
он установить источник воплей, как к ним присоединился глубокий
липко-стеклянный звон. "Вишневое варенье, - подумал ведьмак. -
Такой звук издает банка вишневого варенья, если запустить ее с
большой высоты и с большой силой". Это-то он знал отлично.
Йеннифэр, когда они жили вместе, доводилось во гневе кидать в
него банками варенья. Которые она получала от клиентов. Потому
что сама-то Йеннифэр понятия не имела о том, как варить
варенье, а магия в этом отношении не всегда давала
положительные результаты.
За углом, перед узким, покрашенным в розовое домиком,
собралась солидная кучка ротозеев. На маленьком, весь в цветах,
балкончике, под наклонным навесом стояла молодая светловолосая
женщина в ночной сорочке. Выгнув пухленькое и кругленькое
плечико, выглядывающее из-под оборок, она с размаху запустила
вниз обитый по краям цветочный горшок.
Худощавый мужчина в сливового цвета шапочке с белым пером
отскочил, словно ошпаренный, горшок шмякнулся о землю прямо у
его ног и разлетелся на куски.
- Ну Веспуля! Ну Веспуленька! Ну радость моя! - крикнул
мужчина в шапочке с пером, - Не верь сплетням! Я хранил тебе
верность, провалиться мне на этом самом месте, если вру!
- Прохвост! Чертово семя! Бродяга! - взвизгнула пухленькая
блондинка и скрылась в глубине дома. Видать, в поисках
очередных снарядов.
- Эй, Лютик! - окликнул мужчину ведьмак, влача на поле боя
упирающуюся и фыркающую кобылу. - Как жизнь? Что происходит?
- Жизнь? Нормально, - осклабившись, проговорил трубадур, -
как всегда. Привет, Геральт! Каким ветром занесло? А, черт,
осторожней!
Оловянный бокал свистнул в воздухе и с грохотом отскочил от
брусчатки. Лютик поднял его, осмотрел и кинул в канаву.
- Забирай свои шмотки! - крикнула блондинка, призывно играя
оборками на пухленьких грудках. - И прочь с глаз моих! Чтоб
ноги твоей больше тут не было, стихоплет!
- Это не мое, - удивился Лютик, поднимая с земли мужские
брюки с гачами разного цвета. - В жизни у меня не было таких
штанов.
- Убирайся! Видеть тебя не желаю! Ты... ты... Знаете, какой
он в постели? Никудышный! Никудышный, слышишь! Слышите, люди?
Очередной горшок просвистел в воздухе, зафурчал торчащим из
него сухим стеблем. Лютик едва увернулся. Вслед за горшком
полетел медный котел никак не меньше чем в два с половиной
галлона. Толпа зевак, держась за пределами обстрела, тряслась
от хохота. Самые большие остряки хлопали в ладоши, кричали
"бис" и убеждали блондинку действовать активнее.
- Слушай, а у нее в доме нет катапульты? - забеспокоился
ведьмак.
- Не исключено, - сказал поэт, задрав голову к балкону. - У
нее дома жуткий склад рухляди. Штаны видел?
- А может, лучше уйти? Вернешься, когда утихомирится.
- Еще чего? - скривился Лютик. - Возвращаться в дом, из
которого в тебя бросают оскорбления и медные котлы. Сей
непороч... виноват, непрочный союз я в одностороннем порядке
объявляю разорванным. Подождем только, пусть выкинет... О мать
моя, нет! Веспуля! Моя лютня!
Он бросился к дому, протянув руки, споткнулся, упал,
схватил инструмент в последний момент, уже над самой
брусчаткой. Лютня проговорила стонуще и певуче.
- Уф-ф, - вздохнул бард, поднимаясь с земли. - Порядок.
Отличная штука, Геральт, теперь можно идти. Там, правда, еще
остался плащ с куньим воротником, но ничего не попишешь, пусть
мне будет хуже. Плащ, насколько я ее знаю, она не выкинет.
- Ах ты, лживое дерьмо! - разоралась блондинка и сплюнула с
балкона, разбрызгивая слюну. - Ах ты, бродяга! Ах ты, фанфарон
хриплый!
- Что это она тебя так, а? Проштрафился в чем?
- Да нет, все нормально, - пожал плечами трубадур. - Она
требует моногамии, мать ее так-то, а сама кидает в людей чужими
портками. Слышал, как она меня обзывала? О боги, мне тоже
известны такие, которые приятнее отказывают, чем она дает, но я
же не кричу об этом на улицах. Пошли отсюда.
- Куда?
- А как думаешь? В Храм Вечного Огня, что ли? Пошли,
завалимся в "Наконечник Пики". Надо успокоить нервы.
Ведьмак, не протестуя, повел кобылу за Лютиком, бодро
нырнувшим в узкий проулок. Трубадур на ходу подкрутил колки
лютни. Потренькал на струнах, взял глубокий вибрирующий аккорд.
Уж осень зиму ветром кличет,
Слова теряют смысл и звук,
И бриллианты слез с ресничек
Дождинками спадают вдруг...
Он замолчал, весело помахал рукой двум девчонкам,
проходившим мимо с корзинками, полными овощей. Девчонки
захихикали.
- Что привело тебя в Новиград, Геральт?
- Закупки. Упряжь, немного снаряжения. И новая куртка. -
Ведьмак одернул шуршащую, пахнущую новизной кожу. - Как тебе
нравится моя новая одежка, Лютик?
- Отстаешь от моды, - поморщился бард, стряхивая куриное
перо со своего блестящего василькового кафтана с рукавами пуфом
и воротником зубчиками. - Ах как я рад, что мы встретились.
Здесь, в Новиграде, столице мира, центре и колыбели культуры.
Здесь просвещенный человек может вздохнуть полной грудью.
- А не перейти ли нам дышать полной грудью на улочку
подальше? - предложил Геральт, глядя на оборванца, который,
присев на корточки и выкатив глаза, справлял большую нужду в
проулке.
- Очень уж язвительным стал твой вечный сарказм. - Лютик
снова поморщился. - Говорю тебе: Новиград - пуп мира. Почти
тридцать тысяч жителей, не считая гостей столицы,
представляешь? Каменные дома, мощеные улицы, морской порт,
склады, четыре водяные мельницы, бойни, лесопилки, крупное
башмачное производство и вдобавок все вообразимые цехи и
ремесла. Монетный двор, восемь банков и девятнадцать ломбардов.
Дворец и кордегардия - аж дух захватывает. И развлечения;
эшафот, шибеница с опускающейся платформой, тридцать пять
трактиров, театр, зверинец, базар и двенадцать борделей. И
храмы, не помню уж сколько. Много. Ну а женщины, Геральт!
Умытые, чистенькие и ароматные, бархат и шелк, корсеты и
ленточки... Ах, Геральт! Стихи так и просятся на уста:
Где ты живешь, белым-бело от снега.
Покрыты льдом и речки, и поля.
В твоих очах печаль, призыв и нега,
Но... зимним сном охвачена земля,
- Новая баллада?
- Ага. Назову ее "Зима". Только она еще не готова, никак не
могу окончить. Из-за Веспули меня так и трясет, и рифмы не
держатся в голове. Да, Геральт, совсем забыл, как там Йеннифэр?
- Никак.
- Понимаю.
- Ничего ты не понимаешь. Ну где твоя корчма, далеко еще?
- За углом. О, мы уже на месте. Видишь вывеску?
- Вижу.
- Приветствую и низко кланяюсь, - улыбнулся Лютик девушке,
подметавшей лестницу. - Вам, милостивая государыня, уже
кто-нибудь говорил, что вы прелестны?
Девушка покраснела и крепче ухватилась за метлу. Геральт
подумал было, что она вот-вот приложит трубадуру палкой. Но
ошибся. Девушка мило улыбнулась и затрепыхала ресницами. Лютик,
как обычно, не обратил на это никакого внимания.
- Приветствую и желаю всего наилучшего! Добрый день! -
загремел он, входя в корчму, и резко провел большим пальцем по
струнам лютни. - Мэтр Лютик, знаменитейший поэт в сей
благодатной стране, посетил твой неопрятный кабак, хозяин! Ибо
возжелал выпить пива. Ценишь ли ты честь, оказываемую тебе
мною, мошенник?
- Ценю, - буркнул трактирщик, выходя из-за стойки. - Рад
вас видеть, господин певун. Вижу, ваше слово и взаправду не
дым. Вы ведь обещали зайти сразу же поутру и заплатить за
вчерашнее. А я-то, это ж надо, подумал, вы врете, как всегда. Я
прям-таки сгораю со стыда.
- Совершенно напрасно сгораешь, добрый человек, - беспечно
бросил трубадур. - Потому как денег у меня нет. Поговорим об
этом после.
- Нет уж, - холодно бросил трактирщик. - Поговорим сейчас.
Кредит кончился, уважаемый господин поэт. Два раза меня не
проведешь.
Лютик повесил лютню на торчащий в стене крюк, уселся за
стол, снял шапочку и задумчиво пригладил пришпиленную к ней
эгретку.
- Ты при деньгах, Геральт? - вопросил он с надеждой в
голосе.
- Нет. Все, что было, ушло на куртку.
- Скверно и паршиво, - вздохнул Лютик. - Черт, ни одной
живой души, ну никого, кто мог бы угостить. Эй, хозяин, что так
пусто нынче?
- Еще слишком рано для обычных гостей. А подмастерья
каменщицкие, те, что храм ремонтируют, уже побывали и вернулись
на стройку, забрав мастера.
- И никого больше? Никогошеньки?
- Никого, акромя благородного купца Бибервельта, который
завтракает в большом эркере.
- Э, так Даинти тут? - обрадовался Лютик. - Надо было сразу
сказать. Пошли в эркер, Геральт. Бибервельта, низУшка, знаешь?
- Нет.
- Не беда. Познакомишься. Ого! - воскликнул трубадур,
направляясь в боковую комнату. - Чую с запада веяние и дух
луковой похлебки, столь милые моему обонянию. Ку-ку! Это мы!
Нежданчики!
В эркере, за средним столом, у столба, украшенного
гирляндами чеснока и пучками трав, сидел пухлощекий кудрявый
низушек в фисташково-зеленой жилетке. В правой руке у него была
ложка, левой он придерживал глиняную тарелку. При виде Лютика и
Геральта низушек замер, раскрыв рот, а его огромные орехового
цвета глаза расширились от страха.
- Привет, Даинти, - сказал Лютик, весело помахав шапочкой.
Низушек по-прежнему не изменил позы и не прикрыл рта. Рука у
него, как заметил Геральт, слегка подрагивала, а свисающая с
ложки длинная ниточка вареного лука раскачивалась, словно
маятник.
- Пппп-приве-ет, Лю-ю-тик, - заикаясь, выдавил он и громко
сглотнул.
- Икота замучила? Хочешь, напугаю? Сразу пройдет! Слушай;
на заставе видели твою женушку! Вот-вот явится! Гардения
Бибервельт собственной персоной, ха-ха-ха!
- Дурак ты, Лютик, - укоризненно проговорил низушек.
Лютик снова жемчужно рассмеялся, одновременно взяв два
сложных аккорда на струнах лютни.
- Потому как мина у тебя исключительно глупая, братец, а
таращишься ты на нас так, словно у нас рога и хвосты выросли. А
может, ведьмака испугался? А? Или, думаешь, начался сезон охоты
