дело, которое будет интересовать нас...
- Как вы это узнали?
- В число типов, набранных Анджелино, входил Патавян, Это он сообщил нам
о Вольфе... Чтобы проверить его сообщение, я подбросил Вольфу фальшивые
документы... Это сработало: два дня спустя Патавян передал мне, что их
содержание известно Анджелино...
- Патавян должен знать, что готовит итальяшка, нет?- спрашиваю я.
Шеф качает головой.
- Патавян больше ничего не знает... На прошлой неделе его нашли на
пустыре с горлом, перерезанным от уха до уха. Очевидно, Анджелино понял, что
армянин ел из двух кормушек. На этот счет он шутить не любит... Смерть этого
человека прервала всякий контакт между нами и сицилийцем. Поэтому я решил
убрать Вольфа. Понимаете?
Он пододвигает ко мне свою шкатулку с сигаретами.
- Угощайтесь.
Эта шкатулка настоящая табачная фабрика. Я выбираю длинную женскую
сигарету.
Я закуриваю и, забыв, что нахожусь в кабинете большого босса,
разваливаюсь в кресле.
Он уважает мое молчание, как капрал жандармерии свою жену.
- Слушайте, шеф, я предчувствую красивый тарарам в самое ближайшее время.
Вольф умер не сразу. Он успел пробормотать несколько слов: "завтра, убьют,
Орсей".
Он смотрит на меня с отсутствующим видом, но я его хорошо знаю. Я знаю,
что сейчас в его котелке кипят мысли.
- Вы уверены, что он сказал "Орсей"?
- Или "Орсель"... Это его последнее слово, понимаете? Шеф кивает.
- Он сказал одной фразой: "Завтра убьют Орсея"?.. Что означает, что некий
Орсей будет завтра убит? Или произносил отрывисто, с паузами, как человек,
борющийся со смертью?
- Второй вариант, патрон. Он пробормотал: "Завтра убьют..." Потом тишина,
он уже умирал, а затем открыл рот, как будто хотел закончить фразу, секунду
пытался издать хоть один звук, после чего выдавил из себя: "Орсей..." Вот...
Босс играет ножом для разрезания бумаг. Подумав секунду, шепчет:
- Значит, Орсей не обязательно фамилия человека... Это может быть
названием места...
- Патрон, вы думаете о Ке д'Орсей?
- А вы нет?
- Я тоже...
Он спрашивает меня таким тоном" каким скорее спрашивают самого себя:
- Какова главная характеристика Ке д'Орсей?
Я отвечаю:
- Там находится Министерство иностранных дел
- Да.
Он резко отталкивает нож.
Это производит сухой щелчок, заставляющий меня вздрогнуть.
Шеф открывает ящик своего стола и достает вечернюю газету.
- Завтра,- говорит он,- на Ке д'Орсей состоится конференция министров
четырех великих держав! Сан-Антонио... Если там произойдет заваруха, это
может иметь непредсказуемые последствия.
- Вы думаете, Анджелино способен впутаться в политическое убийство такого
масштаба?
- Анджелино способен на все. Если у него нет денег, он подожжет весь мир
с той же легкостью, с какой вы прикуриваете сигарету. ФБР прислало мне очень
красноречивое досье на него!
- Ну и что?
- Мои опасения укрепляет то, что макаронник попросил у Вольфа подробные
сведения о наших методах охраны. Я немедленно встречусь с министром
внутренних дел... Меры безопасности будут усилены.
Он направляет свой указательный палец мне в грудь.
- Вы пойдете по следу Анджелино. Сделайте все возможное и невозможное,
чтобы найти этого субчика. Мы не можем предъявить ему никакого обвинения, но
вы должны во что бы то ни стало обезвредить его. Это ясно?
Я давлю сигарету роскошной телки о свой каблук и щелчком отправляю ее в
бронзовую пепельницу.
- Вы знаете, где найти эту птичку?
- Не имею ни малейшего понятия...
Я смотрю на него, спрашивая себя, кто этот тип: начальник Секретной
службы или грузчик с Восточного вокзала?
Он видит мое немое осуждение.
- Я ведь не Господь Бог,- вздыхает он. И добавляет:- Зато Анджелино сущий
дьявол!
Глава 5
Одна вещь меня все-таки успокаивает; дьявол никогда не внушая мне страха.
Я даже несколько раз брал над ним верх.
До сих пор дело было абсолютно простым. Анджелино замышляет гадость на Ке
д'Орсей. Один гад из наших давал ему информацию; с этим я рассчитался.
Здание МИДа тщательно обыщут, меры безопасности усилят, а я. как большой,
буду стараться побеседовать с Анджелино. Обожаю разговаривать с бандитами.
Супергангстеры - это моя любовь, честное слово! Будь я при хрустах, я бы их
коллекционировал.
Единственная неприятность - я не имею ни малейшего представления о том,
где находится Анджелино.
Проходя мимо бара, что напротив конторы, я кое-что вспоминаю. В кармане
Вольфа лежала отправленная вчера телеграмма с просьбой позвонить некоему
Клоду сегодня в полдень. А сегодня в полдень Вольф как раз листал телефонную
книгу. Готов поспорить, он искал номер этого самого Клода... Я могу
ошибаться, но ведь только римский папа никогда на попадает пальцем в небо.
Поскольку моя память - отличный записывающий механизм, я вспоминаю и то,
что Вольф опрокинул стакан чинзано на страницу, которую изучал.
Захожу в тошниловку. Эмиль, ее хозяин, дремлет за стойкой. Среди предков
этого типа наверняка была муха цеце. Начиная с одиннадцати утра он спит, как
боа, заглотнувший целую семью плантаторов, включая бабулю. Он выходит из
комы только затем, чтобы рявкнуть, от чего дрожат бутылки на полках.
Его официантка относится к типу чокнутых девиц, считающих себя жертвой
социальной несправедливости. Она воображает, что на съемочной площадке
смотрелась бы куда лучше, чем во второразрядном бистро. Она машет ресницами,
как Марлен, а той краской, которой она намазала лицо, вы могли бы заново
покрасить свой загородный дом.
- Что вы хотите?- спрашивает она, округляя рот в куриную гузку.
- Я пришел ради твоих глаз,- говорю,- но если сверх того ты дашь мне
телефонный справочник и рюмочку коньячку, я Просто бухнусь перед тобой на
колени.
Она пожимает плечами и приносит мне книгу. Я размышляю. Если мне не
изменяет память, справочник был открыт в конце.
Я раскрываю его и замечаю, что попал на версальских абонентов Как
говорится, горячо: телеграмма Вольфу была отправлена из Версаля...
Я листаю эту часть справочника и скоро нахожу запачканную страницу. На
ней фамилии на Р и С, всего двести двадцать три штуки. Вырываю страницу и
сую в свой карман.
Шум разрываемой бумаги выводит хозяина из дремы. Второй раз за день он
жутко орет из-за этой чертовой книги. Он вопит на всю свою забегаловку, что
второго такого нахала, как я, нет в целом мире, что он сыт по горло этим
кварталом, кишащим легавыми, и живет одной надеждой - увидеть нас висящими
на крюках мясника. После чего, очевидно сорвав голос, он наливает себе
стакан коньяку и наполняет мой.
Мы чокаемся.
Я приезжаю в Версаль в девять часов вечера. На город Короля-Солнца падает
мелкий нудный дождик.
Остановив машину на улочке возле префектуры, я захожу в унылый бар,
кажущийся мне удобным местом для размышлений.
Сидя перед дымящимся грогом, я смотрю на вырванную из телефонной книги
страницу. Не обходить же всех типов, чьи фамилии напечатаны на ней! Тут я
вспоминаю, что телеграмма Вольфа была подписана: "Клод". Пробегаю взглядом
бумажку и через четыре минуты констатирую, что только одного мужика зовут
Клод. Клод Ринкс, по профессии скульптор...
Эта деталь меня очень удивляет. Не понимаю, как скульптор может быть
причастен к делу, которым я занимаюсь. Лица творческих профессий обычно не
имеют; ничего общего с субъектами вроде Вольфа или Анджелино. Может, это
просто приятель Вольфа, никак не связанный с его темными делишками?
Наконец, поскольку другого лучика надежды не брезжит, и тем более я уже в
Версале, решаю связаться с Ринксом.
Думаю, действовать надо осторожно, так как я ступаю на совершенно
неизвестную почву.
Я подхожу к телефону и набираю номер Ринкса.
Нежный голосок отвечает:
- Алло?
- Я бы хотел поговорить с месье Клодом Ринксом. Нежный голосок уверяет
меня, что Клода Ринкса мужского пола не существует, а Клод Ринкс - это она.
Только тут я осознаю, что имя Клод может носить и мужчина, и женщина.
- О, простите!- говорю я.- Могу ли я с вами поговорить, мадам Ринкс?
- Мадемуазель... А о чем?
- Скажем, поличному делу.
- Может, завтра?
- Скажем, что личное дело еще и срочное...
- Кто вы? Иду напролом:
- Друг Вольфа... мое имя вам ничего не скажет. Молчание.
- Кто такой Вольф?- спрашивает голос. В тоне моей собеседницы звучит
искреннее удивление. Я говорю себе, что пошел неверным путем, и уже
собираюсь извиниться и повесить трубку, но в моей черепушке начинает сильно
звонить колокольчик тревоги. А когда он звонит, значит, мне пудрят мозги...
- Могу я вам это объяснить при личной встрече?- отвечаю я на ее последний
вопрос. Опять молчание.
- Я в двух шагах от вас,- продолжаю я.
- Ладно, приходите. Я живу на верхнем этаже... Дождавшись, пока она
положит трубку, я вешаю на рычаг свою. Я задумчив, как роденовский
"Мыслитель". Я так задумался, что забыл допить свой стаканчик... Заметив это
на улице, возвращаюсь исправить оплошность, но уже слишком поздно: хозяин
успел вылить остаток моего конь-яка назад в бутылку. Дом богатый.
Монументальная деревянная лестница с медными перилами покрыта красным
ковром.
Взобравшись на четвертый этаж, я оказываюсь на конечной остановке перед
широкой дверью, покрашенной в изумрудно-зеленый цвет.
В тот момент, когда я протягиваю руку к звонку, дверь открывается. На мои
плечи падает прямоугольник оранжевого света, а посреди этого прямоугольника
стоит красотка, от которой просто дух захватывает.
Она довольно высокого роста, стройная, хорошо сложена. Тяжелые золотистые
волосы собраны сзади в длинную гриву а-ля Аттила Она кутается в синий
атласный халат, черные глаза пристально смотрят на меня.
Делаю усилие, чтобы проглотить слюну, и снимаю шляпу.
- Мадемуазель Ринкс?
- Она самая. Я кланяюсь:
- Комиссар Сан-Антонио.
Кажется, я поскромничал, уверив мадемуазель, что мое имя ей ничего не
скажет.
Она вздрагивает, и выражение ее глаз меняется от любопытства к
настороженности.
- Входите,-говорит она.
Я вхожу в мастерскую скульптора, обставленную с безупречным вкусом. Во
всех углах статуи, драпировки ярких цветов, мебель из лимонного дерева. В
величественном камине из красного кирпича горят дрова.
Она указывает на кресло.
- О чем идет речь, господин комиссар?
- О Вольфе...
Я смотрю на нее. Она моргает. Я был прав, что пришел. Могу поставить
истертую зубную щетку против тонны черной икры, что эта куколка знает
Вольфа. Я решаю не давать ей времени соврать и, пользуясь своим
преимуществом, начинаю блеф...
- Вольф умер,- бросаю я. Она страшно бледнеет и шепчет:
- Умер?
- Погиб в конце дня от руки преступника, которого мы обложили в его
логове... Детали вы узнаете завтра, из утренних газет...
Она проводит рукой по лбу. Кажется, сейчас хлопнется в обморок.
- С вами все в порядке?
Она утвердительно кивает головой.
Она сильная. Мне это нравится. Терпеть не могу девчонок, считающих своим
долгом падать без чувств, чтобы показать глубину своей скорби.
- Перед смертью Вольф, который был моим приятелем, прошептал: "Навести...
Клод Ринкс... Версаль..." Больше он ничего сказать не смог Вот. Я решил, что
обязан приехать, понимаете? Я не знал, что вы женщина...
Делаю паузу, чтобы она успела осмыслить сказанное. Потом задаю вопрос,
щекочущий мне язык:
- Почему по телефону вы мне ответили, что не знаете его?
Она пожимает плечами:
- Не знаю. Ваш звонок в такой час показался мне необычным... Я... Я не
подумала... Я смотрю на нее,
- Вы были очень близки с Вольфом?
