бросить на поиски Семена. Завтра следует поинтересоваться в спортобществах
всеми Семенами, занимающимися самбо. Это сделает лейтенант Пугач. А вас я
попрошу пойти в сберкассу. Тринадцатого мая Семен получил в сберкассе, что
на Главпочтамте, четыреста рублей и шел в дом на центральной площади.
- В этом что-то есть, - пробормотал Шульга.
- Возьмите у прокурора разрешение и поинтересуйтесь вкладчиком,
получившим тринадцатого мая четыреста рублей. Вот вам и Семен.
Омельян Иваницкий стоял в очереди на такси на остановке возле
Смоленской площади.
Приезжая в Москву, он всегда испытывал сложное чувство духовной
подавленности и в то же время какой-то раскованности. Город давил его
своими масштабами. Раздражали людские потоки, рев автомобильных моторов на
проспектах.
Но, с другой стороны, именно эта безграничность человеческого моря
придавала ему и уверенности, приглушала острое чувство опасности, иногда
мучившее в родном городе. Там все время казалось, что уже напали на его
след, что вот-вот позвонят ночью или же, вежливо остановив на улице,
предложат сесть в машину...
А тут никому нет дела до Омельяна Иваницкого, тут можно позволить
себе кой-какие вольности. Правда, в этот свой приезд в Москву Иваницкий
пока что ничего не позволил себе, хотя ему и хотелось позвонить нескольким
знакомым девушкам. На сей раз у него было очень серьезное дело...
Иваницкий немного нервничал. Получил командировку на семь дней,
прошло уже шесть, а он все еще нащупывал связи с нужными людьми, боясь
даже намекнуть на подлинные масштабы операции. Только сегодня утром один
знакомый дал ему телефон и адрес какой-то Марины Алексеевны Яковлевой,
которая должна была свести его с нужным человеком.
Иваницкий сразу позвонил Марине Алексеевне. Сказал, что обращается к
ней по рекомендации Юзефа Тадеевича, и та ответила, что в шесть будет
ждать его.
Наконец подошла машина, и Иваницкий назвал адрес. В район Кунцева, -
когда-то там был чуть не край света, а теперь это в черте города.
Такси мчалось по широким московским улицам, а Иваницкий - с тревогой
думал о встрече, которая должна была состояться. Его предупредили, что
разговаривать придется с молодой женщиной, что она красива и эксцентрична.
И это особенно беспокоило. Разговоры с женщинами всегда немножко пугали
его. Он знал, что не вызывает у них симпатий, и поэтому волновался.
Лифт поднял его на шестой этаж комфортабельного кооперативного дома.
Иваницкий позвонил, но ему долго никто не открывал. Было, правда, такое
ощущение, будто кто-то пристально разглядывает его в глазок.
Наконец дверь открылась, в щель выглянула женщина.
- Вы к кому?
- Марина Алексеевна здесь живет?
- Это я.
- Меня рекомендовал Юзеф Тадеевич... Я звонил вам сегодня.
Брякнула цепочка, и дверь распахнулась. Иваницкий вошел в прихожую, с
любопытством разглядывая хозяйку. Она и правда была молода и красива.
Они прошли в просторную комнату.
Марина Алексеевна кивнула Иваницкому на кресло, сама принялась
возиться у бара. Хозяйка поставила на журнальный столик перед гостем
бутылку коньяка и наполнила рюмки.
- Юзеф Тадеевич сказал мне, - сухо начал Иваницкий, - что вы
интересуетесь иконами...
- Давайте сначала немножко выпьем, - игриво сказала Марина
Алексеевна, - а потом уже поговорим о серьезных делах, У меня сегодня
алкогольное настроение. К тому же Юзеф знает свое дело, и если уж
рекомендует он!.. - Марина Алексеевна улыбнулась.
Иваницкий не понял, то ли это дань уму Юзефа Тадеевича, то ли
признание его, Иваницкого, деловой весомости. На всякий случай заявил
несколько надменно:
- Я, правда, не знаю, сможете ли вы удовлетворить мои интересы. Речь
идет о достаточно большой сумме...
- Не беспокойтесь, - махнула рукой хозяйка. - У нас хватит денег,
чтобы купить и не такую мазню. Но не надо сейчас об этом. Выпьем.
Она поставила долгоиграющую пластинку, выдавила в свою рюмку
пол-лимона, выпила все, не поморщившись и не закусив, одним духом и
закурила ароматный "Кент". Улыбнулась и снова наполнила рюмки.
Потом, анализируя свое поведение в гостях у Марины Алексеевны,
Иваницкий очень упрекал себя: ведь держался как последний дурак, - должно
быть, сразу опьянел. Он закурил из хозяйкиной пачки и зачем-то начал
рассказывать о вчерашней встрече с известным художником. Омельян Иванович
и правда встречался с ним. Его познакомили с мэтром, назвав "нашим
коллегой". Известный равнодушно, едва взглянув, пожал ему руку, и это
задело за живое Иваницкого. Он мысленно перебрал последние произведения
мэтра, придумывая им язвительные характеристики. Но теперь хвалился, что
высказал все это мэтру прямо в глаза. Московские коллеги, мол, были
страшно довольны, что он утер нос маститому. Марина Алексеевна кивала
головой и подливала ему в рюмку, Омельян чем дальше, тем выше поднимался в
собственных глазах. А долгоиграющая пластинка все вращалась, звучала
нежная интимная мелодия, и Марина Алексеевна, очевидно проникшись
уважением к Омельяну, вдруг назвала его на "ты" и пригласила потанцевать.
Она так и сказала: "Я люблю танцевать с красивыми мужчинами", и
Иваницкий не мог не согласиться с ней: что-то в нем все-таки есть...
Вдруг он подумал: наплевать на все, когда рядом такая удивительная
женщина... Очевидно, Марина думала иначе, потому что она поправила
прическу и сказала:
- Сейчас придет один человек. С ним и решим ваши иконные дела...
Но Иваницкий был настроен на лирический лад.
- Зачем нам третий? - просюсюкал он.
Марина оттолкнула его.
- Не будь остолопом. Я же говорю: сейчас придет Павел Петрович. С ним
и договоришься.
- А я думал, что буду иметь дело... - несколько растерянно сказал
Иваницкий.
- Со мной? - обернулась Марина. - Нет, я только познакомлю тебя с
Павлом Петровичем. Кстати, - в ее голосе зазвучали бархатные интонации, -
я беру двадцать процентов.
- Каких двадцать процентов? - не понял Омельян.
- Не придуривайся, мой милый. От общей суммы сделки.
Иваницкий позеленел.
- Больше чем шесть процентов ты не получишь, - решительно сказал он.
- Будь здоров, милый... - указала красивым длинным пальцем на дверь.
- Чао.
- Если б ты знала, во что выльются эти шесть процентов, то прикусила
бы язык.
- Все так говорят...
- Сколько же ты собираешься заработать на мне?
- Вообще меньше тысячи я не беру. А с тебя? - смерила она Иваницкого
острым взглядом. - С тебя тысячи полторы...
Омельян сел напротив Марины, нагло положил ногу на ногу так, что
носок туфли очутился чуть ли не перед ее носом.
- Шесть процентов составят приблизительно такую сумму только от одной
иконы.
- Десять процентов, - настаивала Марина.
- Хорошо, семь. И ни копейки больше!
- Ладно. Семь так семь! - Марина потянулась к коньяку. - Хочешь
выпить?
- А сколько ты берешь с этого?.. - щелкнул пальцами Иваницкий. - С
Павла Петровича?
- Платит клиент, - ответила Марина. - У нас с Павлом Петровичем свои
расчеты.
- В конце концов, меня это не касается, - согласился Омельян. Он
хотел прибавить еще что-то, но прозвучал звонок, и Марина пошла открывать.
Вернулась с мужчиной лет под пятьдесят, одетым в светлый костюм. Широкий
яркий галстук выглядывал из-под пиджака. Он крепко пожал Омельяну руку,
сел в кресло, где только что сидела Марина, и бросил взгляд на нее.
- Я приготовлю вам ужин... - поняла та и вышла.
Павел Петрович многозначительно посмотрел ей вслед.
- Золото, а не женщина! - воскликнул он. - Все есть - и тут, - ткнул
пальцем в лоб, - и тут... - показал ниже. - Но не будем терять времени.
Что можете предложить?
Иваницкий решил сразу пойти ва-банк.
- Рублева... - сказал он тихо. - Вас интересует Рублев?
- А ты не того? - бесцеремонно покрутил пальцем возле виска Павел
Петрович.
- Разве я похож на сумасшедшего?
- Нет, конечно, нет. Но, может, ты ошибся? Дай взглянуть.
- Вы же сами понимаете, что такие вещи с собой не возят.
- Кота в мешке не покупаем.
- Я приехал, чтобы установить непосредственные контакты...
Павел Петрович откинулся на спинку кресла.
- Рублев? - вдруг переспросил он и испуганно посмотрел на Иваницкого.
- А ты из... - Он назвал город, где жил Иваницкий. - Мне говорили, что
Рублев там есть только в одной частной коллекции профессора... А позавчера
я узнал...
- Меня не интересует, о чем вы узнали, - перебил его Иваницкий. - Я
предлагаю вам икону Рублева, которая оценивается по крайней мере в
пятьдесят тысяч долларов.
- Но ведь за этой иконой будет охотиться милиция...
- Вы говорите так, будто все, что мы делаем, скрепляется подписью
участкового инспектора.
Павел Петрович расхохотался.
- А ты мне нравишься. Ты прав, по канату ходим. Ну что ж, такова уж
наша судьба! - вдруг глаза его посуровели. - А вы там не наследили?
- Я вас не знаю, вы - меня...
- Так-то оно так, - согласился Павел Петрович, - и рекомендовал тебя
Юзеф. А он плохих людей не рекомендует. Итак, если Рублев подлинный, даю
двадцать пять.
- Тридцать пять тысяч долларов! - бросил Иваницкий.
- Риск... Рискованное дело, икону придется вывозить за рубеж, а это,
сам понимаешь, как сложно!
- А мне плевать! - вдруг рассердился Иваницкий, но сразу же дал
задний ход: горячность в таких делах неуместна.
- А-а... - махнул рукой Павел Петрович. - Тебе плевать, а мне деньги
платить. Хорошо, тридцать - и считай, что я щедрый.
- А я сегодня уступчивый, - повеселел Иваницкий.
- Все долларами не получишь. Часть золотом.
- Вполне устраивает. Но у нас есть не только Рублев...
- Будто я этого не знал! Давай, на все найдется свой покупатель.
- Приятно иметь дело с деловым человеком, - Иваницкий налил коньяку,
и они чокнулись, скрепляя сделку.
Шульга задумчиво шел по центральной улице города. Первая неудача
постигла его в сберкассе. Балабан не солгал: правда, тринадцатого мая
сберкасса выплатила одному из клиентов ровно четыреста рублей. Но
установить личность этого клиента было невозможно - вкладчик получил
деньги по книжке на предъявителя.
"Ну что ж, - утешал себя Шульга, - было бы очень просто: в сберкассе
тебе называют фамилию бандита, дают его адрес и даже знакомят с образцом
подписи. И тебе остается только вызвать оперативную машину..."
Шульга позвонил Козюренко и доложил о неудаче. Но тот не смутился.
Только посочувствовал:
- Дом на центральной площади большой - придется повозиться. Я могу
выделить вам в помощь...
- Не надо, - не совсем вежливо перебил его Шульга. - Справлюсь и
один.
- А я хотел себя предложить в помощь, - засмеялся в трубку Козюренко.
- Ну что ж, снимаю свою кандидатуру.
Он положил трубку. Майор вытер платком вспотевшее ухо. Неловко как-то
вышло. Следователь хорошо проучил его.
Шульга позвонил в квартиру на последнем этаже. Очевидно, это была
большая коммунальная квартира - об этом свидетельствовало несколько кнопок
звонков. Открыл майору старичок с седой козлиной бородкой. Приветливо
улыбнулся и попятился, уступая дорогу.
Майор знал, что этот дом после войны отстраивался с помощью
работников университета. Конечно, большинство из них уже получили квартиры
в новых комфортабельных домах, но кое-кто еще остался, и Шульга подумал,
что старичок, должно быть, университетский доцент или профессор.
- Простите, - начал он, - я из милиции. Мы выясняем одно дело - хотел
