Выходит, овцепауки с точеными из дерева телами наблюдали за пришельцем? А может статься, и за ней тоже? Нет, вряд ли - их удивление и испуг, когда они выскочили из-за пирамиды, выглядели искренними и неподдельными.
И как только она вспомнила об овцепауках, они явились ей на экране. Конепес колыхнулся и исчез, а вместо него показались эти твари, бредущие по узкому дну сухого каньона. Вид у них был мрачно целеустремленный - они брели не наугад, они знали дорогу.
Убраться бы нам отсюда, подумала Инид. Что-то подсказывало ей; чем скорее, тем лучше, надо только самой вернуться к неводу и дождаться возвращения его изобретателя. И опять изображение дернулось и сменилось: едва она помянула пришельца про себя, телевизор показал его, вновь согнувшегося под неподъемной ношей.
Удивительно - довольно было подумать о ком-то, и этот кто-то возникал на экране. Настройка под воздействием мысли? Ответа она не знала, но было ясно, что это не простой телевизор, а устройство слежения, для которого, наверное, нет недоступных мест и неведомых ситуаций. Она подняла ящик - он оказался нетяжелым - и быстро двинулась под уклон. Внезапно осознала, что не оправдала доверия, бросив невод без присмотра, и когда разглядела наконец, что невод никуда не делся, испытала огромное облегчение. Последний отрезок пути преодолела бегом.
Взгляд направо - и она увидела пришельца воочию, все так же ковыляющего в сторону невода с сундуком на плече. Без всяких на то причин она ощущала потребность покинуть планету незамедлительно и полагала, что Конепес испытывает сходное чувство, и даже с большими основаниями. Сундук не мог принадлежать ему по праву. Он, вероятно, украл сундук.
Достигнув невода, она первым делом взметнула вверх телевизионный ящик. К счастью, ящик был достаточно велик, чтобы надежно улечься на стыке двух прутьев. Конепес в свой черед пустился бегом, задыхаясь и шумно пыхтя, еле-еле удерживая скачущую на плече ношу.
Вспрыгнув на прутья, Инид нашла устойчивую равновесную позу и немедля потянулась помочь пришельцу справиться с сундуком. Конепес, напрягая все силы, поднял ношу с плеча и кое-как втолкнул ее на невод.
Инид ухватилась за кожаную ручку на боку сундука и, упершись попрочнее, потащила-поволокла кладь на себя. Сундук стукнулся о прутья, спружинил и стал соскальзывать наружу. Инид воткнула каблуки в какие-то углубления и потянула его в сторону, пытаясь застопорить.
И тут уголком глаза она заметила, как от пурпура травы отделяется нечто багровое, извивается, тянет щупальца. Конепес взвыл от страха и, уклонившись от щупалец, прыгнул вверх. Руки сумели достать до прутьев, он подтянулся, однако ноги болтались в воздухе. Инид схватила пришельца за руку и поволокла на себя, как прежде сундук. Багровость устремилась к ним обоим - пораженная ужасом Инид успела различить распахнутую пасть с блестящими острыми зубами, извивы щупалец, злобный посверк какого-то органа, смахивающего на глаз. Одно из щупалец вцепилось в нижние прутья, и невод основательно тряхнуло.
Наконец Конепес влез на невод целиком и сразу же взвился по прутьям куда-то выше. Невод стал подниматься, вцепившаяся в него багровость оторвалась от почвы и повисла, болтаясь в воздухе. На фоне травы ее было почти не различить, но щупальце несомненно продолжало цепляться за нижний прут. Инид вслепую нащупала у себя в кармане желтый камень и, размахнувшись, саданула им по багровому пятну. Багровость издала пронзительный крик боли, щупальце отпало. Инид смотрела во все глаза, но так и не уловила момента, когда багровый ужас шмякнулся на землю. Багровость растворилась в пурпуре, и больше ничего было не разглядеть.
Конепес стремглав карабкался по прутьям вверх, волоча за собой с таким риском добытый сундук. Невод все поднимался, и Инид тоже поползла по прутьям, перемещаясь подальше от края. Телевизор сорвался с уготованного ему места, но она сумела подхватить его на лету. Он замерцал, и когда она опустила взгляд на экран, там был Бун. Бун находился в каком-то сером пространстве, и сам казался серым, а рядом с ним был совершенно серый волк.
- Бун! - закричала она. - Оставайся на месте, Бун! Я сейчас прилечу к тебе!
Глава 8.
Коркоран.
Джей Коркоран высадился из времялета в чудесное весеннее утро. Видимо, был конец апреля. Машина села на небольшой горный лужок. Внизу лежала неширокая долина с серебряной полосой воды, сверху нависали иззубренные вершины. Деревья уже оделись юной бледно-зеленой листвой, а лужок был застлан ковром нежно окрашенных диких цветов.
Дэвид подошел, встал рядом и произнес:
- Мы залетели несколько дальше, чем я намеревался. Не было времени задать точный курс. Надо было убраться оттуда подобру-поздорову.
- И куда же нас занесло? - спросил Коркоран. - Не то чтоб это имело особое значение...
- Наверное, это действительно не так уж важно, - ответил Дэвид, - но мы оказались ближе к моей собственной эпохе, чем мне хотелось бы. Если грубо, плюс-минус несколько веков, то мы сейчас находимся за 975 тысяч лет от начала вашего летоисчисления. А наше вероятное географическое положение - где-нибудь в районе, который у вас назывался колонией Пенсильвания. Возможно, вы про нее слышали.
- В мое время Пенсильвания уже не была колонией.
- Дайте мне небольшой срок на расчеты, и я укажу вам место посадки с точностью до двух миль, а время с точностью до года или даже месяца. Если, конечно, вам это интересно.
Коркоран, покачав головой, указал на гребень горы прямо над приютившим их лужком:
- Там что-то не совсем обычное. Какая-то асимметричность. Может быть, руины?
- Может быть. В эти, для вас далекие, тысячелетия вся Земля захламлена древними заброшенными постройками. Умершими городами, захиревшими дорогами, храмами и культовыми сооружениями, покинутыми, когда верования изменились. Хотите взобраться туда и взглянуть поближе?
- Можно, - согласился Коркоран. - Сверху, по крайней мере, вся местность будет как на ладони.
Что гребень в самом деле увенчан руинами, стало ясно, пожалуй, еще на полпути.
- Не много же здесь сохранилось, - заметил Дэвид, - Еще век или два, и останется только бугор, могильный курган. Сколько таких рассыпано по планете! И никто никогда не дознается, что тут было. Эта эпоха давно забыла об археологии. Раса утратила интерес к своему прошлому. Ноша истории стала слишком тяжела. Вполне вероятно, что где-нибудь хранятся письменные источники, излагающие происхождение этих руин и развернутую их историю. Только ни одна душа в эти источники уже не заглянет. Историков нынче тоже нет...
Почти у самой вершины они натолкнулись на стену, вернее, на остатки стены. Кладка обрушилась и нигде не поднималась выше чем футов на десять над землей. Чтобы добраться до стены, пришлось искать проход меж каменных глыб, полузасыпанных землей.
- Должны же где-нибудь быть ворота! - воскликнул Коркоран.
- Должны быть, - согласился Дэвид. - Однако руины обширнее, чем казалось снизу, с лужка...
Следуя вдоль стены, они в конце концов вышли к воротам. У ворот на голой земле, прислонясь спиной к стене, сидел старик. Ветерок, играющий на гребне, шевелил прикрывающие его лохмотья. Ботинок на нем не было вовсе. Белая борода ниспадала на грудь. Волосы, такие же белые, как борода, лежали на плечах. На всем лице видимыми оставались лишь лоб, нос и глаза.
Заметив старика, они замерли как вкопанные. В свою очередь, он посмотрел на них без всякого интереса и не двинулся с места, только слегка пошевелил пальцами ног. А потом сказал:
- Давно уже слышу, как вы идете. Ходоки вы, надо признать, никудышные...
- Извините, что потревожили вас, - откликнулся Коркоран. - Но мы же не знали, что вы тут сидите...
- Ничего вы меня не потревожили. Я просто не позволяю себе тревожиться ни по какому поводу. Вот уже много лет не было ничего, что меня встревожило бы. Прежде я был изыскателем, бродил по этим горкам с котомкой и заступом в поисках каких-нибудь завалящих сокровищ. Кое-что нашел, хоть и немного, а в конце концов понял, что все сокровища - суета сует. Нынче я беседую с деревьями и с камнями - с лучшими друзьями, каких может пожелать человек. В этом мире развелось слишком много никчемных людишек. Занятых только тем, что разглагольствуют друг с другом, а зачем? Только затем, чтоб упиваться звуками собственного голоса. Любое дело они перепоручают роботам. А вот у меня нет робота, я не удостоен подобной чести. Беседую себе помаленьку с деревьями и камнями. Сам много не говорю. Я не влюблен в собственный голос, как многие другие. Чем говорить, я предпочитаю внимать деревьям и камням...
В течение монолога тело старика соскальзывало по стене, на которую он опирался спиной, все ниже и ниже. Теперь он спохватился, сел прямее и переключился на новую тему:
- Когда-то мне привелось странствовать среди звезд и беседовать с разными инопланетянами, и могу доложить вам: что бы инопланетяне ни говорили, все сплошь тарабарщина. Вместе со своим экипажем я занимался оценкой новых планет и сочинял увесистые доклады, набивая их фактами, добытыми потом и кровью, в надежде порадовать этими фактами родную планету. Но когда мы вернулись на Землю, считанные единицы проявили к нашим открытиям хоть какой-нибудь интерес. Человечество повернулось к нам спиной. Ну а я в ответ повернулся спиной к человечеству. Там, в космосе, я встречал инопланетян. Много разных инопланетян, слишком много. Есть болтуны, заявляющие, что, если заглянуть им в душу, инопланетяне нам братья. А я говорю вам честь по чести, что в большинстве своем инопланетяне мерзки и отвратительны...
- За годы, проведенные в космосе, - прервал старика Дэвид, - а может статься, и не в космосе, а прямо здесь на Земле, слышали ли вы что-нибудь об инопланетянах, называемых бесконечниками?
- Нет. Кажется, нет, хоть я ни с кем не встречался толком уже многие годы. Я не тот, кого можно назвать общительным...
- А есть тут, не слишком далеко, кто-нибудь, кто мог бы слышать о бесконечниках?
- За это, - отвечал старик, - поручиться не могу. Но если вы о том, есть ли тут в округе более разговорчивые, чем я, то в долине под горой живет кучка престарелых бездельников. До них всего-то миля или около того. Задайте им любой вопрос, и они осчастливят вас ответом. Только и делают, что болтают день-деньской. А уж если им подвернется новый вопрос или кто-то сунется к ним с предложением, то уж будьте уверены - они не упустят такой возможности, пока не обсосут ее со всех сторон.
- Вы, как погляжу, тоже не слишком застенчивы, - съязвил Коркоран и обратился к Дэвиду: - Раз уж мы здесь, может, осмотрим руины, прежде чем спуститься в долину?
- Нечего там осматривать, - рассердился старик. - Груды кирпича да кое-где остатки мостовой.
Идите, если хочется, но все равно ничего стоящего не высмотрите. А я останусь здесь на солнышке. Деревья и камни мне друзья, и солнышко тоже. С ним, правда, не поговоришь, зато оно дает вам тепло, поднимает настроение, а это дружеские поступки.
- Благодарим вас, - подвел черту Дэвид, - за то, что вы уделили нам столько времени...
С этими словами он круто повернулся и вошел в ворота. За воротами не было ни дороги, ни хотя бы тропинки, но в каменных завалах были кое-где заметны проплешины. Старик оказался прав: осматривать тут было, в общем, нечего. Отдельные стены еще держались, скелеты древних построек еще сохраняли подобие формы, но не подсказывали, что тут было прежде, даже намеком.
- Мы попусту теряем время, - заявил Дэвид. - Ничего интересного для нас тут нет.
- Но если не терять время попусту, - съехидничал Коркоран, - куда прикажете его девать?
- Тоже верно, - согласился Дэвид.
- Мне не дает покоя одна мысль, - признался Коркоран. - Вот мы попали почти за миллион лет от моего времени. Между вами и мной - тысяча тысячелетий. Вам я должен бы казаться дикарем, неуклюжим и невежественным, а вы мне - изощренным до зауми. Но ни вы, ни я не видим друг в друге особых странностей. В чем тут дело? Неужели человечество за миллион лет совсем не развивалось?
- Примите в расчет, что я из провинциалов. Мы в своей эпохе оставались дикими горцами, отчаянно цепляющимися за прежние ценности и прежний образ жизни. Возможно, мы даже перестарались, нами двигало чувство протеста, и мы как бы выпали за борт. Но в нашей эпохе нет недостатка в умных и утонченных. Люди построили великую техническую цивилизацию, исследовали космос. Люди сумели утихомирить политиков и извести национальные распри. Люди постигли уровня высочайшего общественного сознания. В мире, где мы живем, никто не может остаться без крыши над головой, без пищи на столе и медицинской помощи. По правде говоря, медикам теперь делать почти нечего. Болезни, убивавшие вас миллионами, искоренены без следа. Продолжительность жизни по сравнению с вашей выросла более чем вдвое. Присмотритесь к нашей эпохе, и у вас появится искушение назвать ее утопией.
