- Вот еще! - с вызовом ответила Чари и уставилась на Ринальдо. -
Теперь все так носят, - добавила она отчаянно, - когда хотят понравиться.
- Ринальдо, - сказала Айрис устало. - Уходи.
- Мама...
- Помолчи. Ринальдо, я тебя прошу. Ты здесь не нужен. Ты же всегда
это понимал, и сейчас понимаешь.
- Нет, - ответил он с непривычным и оттого еще более сладким
ощущением причинения ответной боли. Запретным и великолепным. - Не
понимаю.
Лицо Айрис покрылось красными пятнами.
- Выметайся.
- Мама! - вспыхнула Чари. - Как тебе не стыдно!
- Молчи, ты не понимаешь.
Ринальдо медленно поднялся. Чари подскочила к нему и с силой ухватила
за локоть.
- Не вздумайте уйти, - быстро произнесла она. - Это бывает с ней. Это
оттого, что Дахра нет и отец снова перестал прилетать. Я уже поставила на
стол замечательную окрошку, вы в жизни такой не пробовали...
- Чари-и... - с мукой выдавила Айрис. - Ты не понимаешь!
- И не желаю, - энергично возразила Чари. - Не желаю понимать, как
можно так обижать человека. Когда поймешь такую гадость - надо перестать
жить.
- Чари, - укоризненно произнес Ринальдо, осторожно освобождаясь от ее
крепких пальцев. Чари озадаченно смотрела на него. Айрис бессильно уронила
голову на сомкнутые ладони; длинные белые волосы упали почти до колен,
слабо раскачиваясь единой слитной массой.
- Этот чижик - мой первый муж, - глухо произнесла она из-под волос.
Глаза Чари стали на пол-лица.
- И... правда? И я - вот его дочь?
- Нет! - выкрикнула Айрис, вскочив и сделав непонятный жест руками. -
Никогда!
- А что же ты... Все равно не понимаю. Его дочь, скажи!
- Нет, Чари, нет, - мягко сказал Ринальдо. - Мы с твоей мамой были
очень недолго. Подо мной взорвался тренажер, и я стал смешной. А твоя мама
- трагическая натура, она не любит смешного.
Тогда компания студентов разлеталась с пляжа; Ринальдо не было, он,
как всегда, не сумел выкроить время, был занят, и Айрис загорала сама по
себе, одна, и им с Чаном, которого она давно знала как близкого друга
мужа, было по дороге. Он вел орнитоптер в двух метрах над морем, вдоль
скалистого берега, лавируя на предельной скорости с немыслимым
мастерством, в полумраке, грозившем стать тьмою. Айрис вскрикивала
ежеминутно, и Чанаргван оборачивался к ней, сверкая безукоризненной
улыбкой. "Мы убьемся... столкнемся..." - пробормотала она, судорожно
цепляясь за его локоть. "Не убьемся", - просто ответил он, и она поняла,
что это правда. "Мы убьем кого-нибудь..." - беспомощно прошептала она, в
глубине души ожидая, что он ответит: "Не убьем" - и это тоже будет правда,
но он снова осветил ее абсолютно правильным полумесяцем улыбки и ответил:
"Пусть не зевают" - и все в мире внезапно стало на свои места - так
правильно, как она и помыслить не могла до той поры, только предощущала,
что возможна некая высшая правильность и точность: кровь зазвенела
раскрепощенным гонгом, а Ринальдо с его куцей мудростью, с его
вымученными, причудливо и бесплодно сплетенными моралите пропал навсегда.
Чан помолчал еще, потом полуобернулся к Айрис: "Это сама жизнь летит под
крыло. Преданно стелется, и отлетает, и кричит: задержись, возьми меня! -
Он помедлил. - И ты берешь".
Этот вечер все решил. Но Чанаргван был порядочным человеком, и Айрис
тоже. Он взял ее лишь через год, когда Ринальдо был уже в реанимации, и
взял не подло, а на целых шесть лет.
За окном гомонили птицы.
- Мама... - беззащитно сказала Чари.
- Ну не так же это было, не так, - болезненно выговорила Айрис. -
Почему ты всегда лжешь?
- Чтобы мне верили, - мгновенно ответил Ринальдо.
- Слышала? - крикнула Айрис.
- Ты, например, мне верила только когда я врал и притворялся не
собой. А стоило мне по рассеянности или усталости захотеть внимания к
собственной персоне, а не к желанной тебе модели, я сразу вываливался из
отношений. Все связи рвались. Это такая жуть была - даже когда ты меня
ласкала, я не мог отделаться от чувства, что ты не меня ласкаешь, а того,
кем я прикидываюсь тебе в угоду. Нам в угоду. При этом ты до самой аварии
утверждала, что, кроме меня, тебе никто не нужен, что во мне твои корни...
- Перестань!
- А я всегда всем верил и очень хотел, чтобы всегда верили мне. Хотя
бы в главном. Совершенно не переносил недоверия. Совершенно не понимал,
как это можно - не верить. Потому что верить - это и значит: понимать, не
отмахиваться от чужих слов, как от маловажной ерунды, а принимать их как
требующий осмысления, учета, уважения факт природы. И, готовясь к
какому-то главному - я тогда думал еще, что у нас будет главное, - я
принуждал себя лгать, чтобы ты привыкла, что я не обманываю.
- Болтун... - Айрис села опять, глаза ее блестели торжеством. -
Сколько лет прошло, а я не могу без отвращения слышать твой голос.
Ринальдо почувствовал, как Чари снова взяла его за руку.
- Пойдемте, - сказала она тихо. - Вы хотите есть? Или... хотите, я
вас провожу?
- Хочу, - сказал Ринальдо. Это была правда. Странно, подумал он, я
был убежден, что давно уже разучился хотеть для себя...
- Чари, - мертво произнесла Айрис. - Если ты выйдешь сейчас из дома,
можешь больше не возвращаться. Я тебя не впущу.
- Ты думаешь, я так люблю этот дом? - звонко спросила Чари.
На крыльце они остановились, и Чари глубоко вдохнула лучистый,
зеленый от летних листьев воздух.
- А знаете, Ринальдо, у нас здесь птицы ручные, - вдруг сообщила она.
- Вот так руку подставить - и тут же прилетит. Раньше мне нравилось их с
ладони кормить, а теперь разонравилось. Не люблю ничего ручного.
- На мой взгляд, - улыбнулся Ринальдо, - для птиц быть ручными не
зазорно.
Удивительное существо была эта Чари. Ей открыто можно было, не боясь
обидеть или нажить противника, заявить о своем несогласии, да еще по
такому чудесному вопросу, как кормление с ладони птиц.
- Для птиц - да, - нетерпеливо сказала Чари, - но и люди... Вот мама
- устраивает трагедии из любящих людей, и в трагедиях этих прямо купается,
рыдает, не спит... И ничего не чувствует, по-моему.
- Отчего же непременно из любящих?
- Так вот именно потому что ручные и риска никакого! Как птица.
Подставишь пустую ладонь, без зернышек, - прилетит, растерянно так
покрутит головкой... на один бок, на другой бок, дескать, что ж вы так
обманываете... улетит. Через пять минут опять подставишь пустую ладонь - и
тут как тут. И она-то рада-радешенька, что к ней прилетают именно впустую!
На корм-то к кому угодно прилетят! Тщеславие одно...
- Чари, а вам никогда не приходило в голову, что синицы прекрасно все
видят издалека, но просто не хотят разочаровывать пустую ладонь. Хотят
сделать ей приятное, что ли... Обман на обман - а в итоге все-таки
общение. Побыли вместе.
- Никак не пойму, - проговорила Чари. - Неужели вы все еще любите?
Ринальдо смущенно погладил свою лысеющую голову.
- Есть столько состояний между "любишь" и "не любишь"...
- Не могу представить, - решительно сказала Чари. - Уж или да, или
нет.
- Это не совсем так, - с удовольствием не согласился Ринальдо. - И
потом, Чари... Надо расставаться вовремя. Чтобы застраховать себя от
одиночества. Понимаете?
- Не понимаю, Ринальдо.
- Чари. Если разойтись, покуда еще любишь, только не можешь быть
вместе, - остается воспоминание. Остается надежда на новую встречу. Есть
для чего жить, есть для чего становиться лучше, делать все что можешь как
можно лучше... Если промедлить - душа выгорит в бесплодной борьбе и
останется пепелище. - Он помедлил. - Мне часто бывает грустно, но пусто -
никогда. А ведь пустота хуже грусти. Грусть помогает работать. Пустота
сушит, останавливает. Я никогда не стану одинок.
Чари, чуть приоткрыв рот, потрясенно и зачарованно смотрела ему в
лицо. Когда он замолчал, она отвернулась, оглядывая лес, но в лесу
раздался приближающийся топот, и Чжуэр, вздымая тяжелыми бутсами песок
тропинки, вылетел галопом из-за поворота. Он тяжело дышал, и воротник его
перетянутого ремнями комбинезона был расстегнут на одну пуговицу; но еще
на бегу, поймав удивленный взгляд Ринальдо и истолковав его по-своему, как
относящийся к форме происходящего, а не к самому происходящему, он
застегнулся ловким, скользящим пролетом левой руки. А в правой трепетал
белоснежный бланк шифрованной депеши.
Ринальдо успел увидеть, как изумились глаза Чари, и мгновенное удушье
сжало грудь. Ринальдо на миг ослеп и оглох - но тут же пришел в себя,
откинувшись спиной на резную опору, и первое, что он увидел прозрев, снова
были ослепительные глаза девушки, с испугом и беспокойством устремленные
на него.
- Ну, что там взорвалось еще? - услышал он собственный небрежный
голос.
- Зашифровано вашим шифром!
Ринальдо уже привычно, с ледяной душой, наложил дешифратор. Он думал,
что готов ко всему. Он снова ошибся.
"Координационный центр - Комиссии. С Ганимеда, из Института физики
пространства, поступил крайне странный запрос. Не исключено, что он имеет
связь с событиями последних дней. Во-первых, дирекция просит прислать
звездолетный нейтринный запал для проведения неких экспериментов.
Во-вторых, по просьбе сотрудника института Саранцева М.Ю. - специально
оговорено, что по частной просьбе, - институт запрашивает, не было ли
замечено неполадок и сбоев в работе нейтринных запалов при последних
стартах".
Вот теперь ноги перестали держать Ринальдо. Все спалось и бесформенно
слепилось вокруг, и погасло. Чжуэр попытался поддержать Ринальдо, но Чари
порывисто опередила секретаря; слепая ладонь, падавшая в бессильной
надежде на случайную опору, встретила ее твердую, горячую руку.
- Вот... - выдохнул Ринальдо и больше ничего не смог произнести. Он
чувствовал себя сделанным из мокрой ваты. - Вот, - он сразу понял все. -
Опять как с Солнцем... Чари!
- Я здесь, - поспешно сказала она. - Здесь, Ринальдо.
И тут он понял совсем все.
- Чжуэр! - протяжно крикнул он - так кричат, получив смертельную
рану. - Председателю это пошло?!
- Я вручил, - бесстрастно ответил Чжуэр, но Ринальдо показалось, что
где-то в глубине его голоса отзвенел торжественный звук фанфар.
- Он не сказал, что в шифрограмме? - тихо спросил Ринальдо.
- Никак нет.
- Что он сказал?
- Он не сказал ничего. Он попросил у меня мой излучатель.
- С какой целью?
- Не могу знать.
- И вы дали?! - потрясенно спросил Рннальдо.
- Так точно, - и вновь за непроницаемой стеной точеного ответа запел
победный горн.
- И не спросили, зачем?
- Это было бы бестактно с моей стороны, - твердо ответил Чжуэр.
Ринальдо стал пружиной.
- Чари, - бросил он, задыхаясь, - милая девочка, хорошая, спасибо
тебе, прости, я бегу. Твой отец в опасности!
И он действительно побежал.
- Чжуэр! - хлестнуло уже от поворота.
Он бежал так, что Чжуэр с трудом догнал его лишь на полдороге к
прикорнувшему на песчаном берегу озерца орнитоптеру.
Внизу, медленно поворачиваясь, возникала из дымки устремленная ввысь
угловатая громада Совета. Орнитоптер снижался, планируя вдоль нее на
предельной скорости, и огненным частоколом летящие окна фасада перебирали,
перебрасывали друг другу прерывистый отсвет солнца.
Ринальдо опоздал.
Опоздал буквально на несколько секунд. А возможно, Чанаргван,
понимая, что Ринальдо появится вскоре, специально медлил и ждал с
излучателем в руке, когда распахнется громадная дверь кабинета, воздух,
