все кончится Марком...
- Не драматизируйте положение вещей, - говорю я ей. - Не стоит
дрожать заранее. Может, все и обойдется.
- Не успокаивайте меня, - нервно перебивает она, - а если хотите хоть
немного успокоить, сделайте что-нибудь.
- Но что я должен сделать? Убить Дрейка?
- Я сказала бы "да", если бы это было возможно. Но поскольку это
невозможно... очень вас прошу, не оставляйте меня одну хотя бы несколько
ночей, до тех пор, пока я не приму решение.
Мы уже почти дошли до ярко освещенного входа в "Еву", и я собираюсь
повернуть обратно, чтобы заскочить в отель, как вдруг перед нами вырастает
горилла Ал.
- А я за вами, сэр. Вас вызывает шеф.
Кивнув Линде на прощание, я направляюсь по коридору к кабинету
директора. Дрейк расположился на фиолетовом диване, который некогда
занимала грациозная Бренда.
- А, это вы, Питер, - лениво поднимает на меня глаза рыжий. -
Присаживайтесь.
Я опускаюсь в кресло и, воспользовавшись наступившей паузой,
закуриваю. Шеф, похоже, не в форме. Лицо его как всегда пылает, глаза
воспалены. Видно, он провел бессонную ночь.
- Ну, теперь-то вы, надеюсь, довольны, - произносит он наконец,
стараясь придать своему тону как можно больше добродушия. - Пророчества
древнего фараона больше не будут тревожить ваш сон...
- Что правда, то правда. И все-таки я не доволен.
- Вот как? - поднимает брови Дрейк. - Чем же?
- Думаю, мы поспешили с ликвидацией Ларкина...
- А что еще нам оставалось делать?
- Дезинформировать... Выиграть время...
- А если бы этот номер не прошел? Если бы у него появились свои
источники информации? Вы представляете, сколько стоят десять килограммов
героина? И чем я рискую в случае провала? В конце концов, за товар плачу
я, а не вы!
- Я просто высказал свои соображения, сэр.
- Естественно. Все эти дни я тоже много думал. И вызвал вас для того,
чтобы сообщить о результате своих размышлений...
Однако он не спешит с этим, а протягивает руку к бутылке и наливает
себе двойную дозу виски. Пробует его и приступает к неизменному ритуалу с
сигарой. И только закурив, изволит продолжать:
- Теперь, когда Ларкина нет среди нас, мы можем исполнить последнее
его желание, мой друг. На этот раз ориентироваться на более солидную
партию. Килограммов на десять-пятнадцать... Потому что вполне возможно
вмешательство этих типов из ЦРУ. Нам нужно сорвать куш побольше, прежде
чем они начнут нам мешать.
- А как быть с реализацией товара?
- Сбыт обеспечим потом. На такой товар всегда найдутся охотники, это
вопрос времени. Самое главное - доставить груз сюда и укрыть его в
надежном месте. Что вы скажете на это?
- Думаю, что нам ничего другого не остается.
- Большой куш, а потом - выждать! - бормочет себе под нос Дрейк. -
Подождем, сколько нужно. А когда все поутихнет, и эти типы забудут о нас,
начнем все сначала.
- Все это чудесно, только вот зачем вам мое мнение, - вставляю я. - Я
уверен, что вы уже заказали новую партию.
- Ах, проныра! - восклицает шеф с преувеличенным восхищением. - Ваше
мнение, Питер, служит подтверждением моего. А это не мало.
Он наклоняется ко мне, с трудом преодолевая сопротивление объемистого
живота, и доверительным шепотом сообщает:
- В сущности, я дал заявку еще в то время, когда Ларкин был жив. И,
между нами говоря, по рекомендации самого Ларкина. Ровно на пятнадцать
килограммов. Пятнадцать килограммов, вы понимаете?! И вы хотите, чтобы при
такой колоссальной партии героина я бы позволил этому мерзавцу и дальше
ходить по земле?
- В таком случае можно полагать, что прибытие товара в Болгарию не
гарантировано...
- Вы угадали снова. Я располагаю уже точными координатами. И вызвал
вас, Питер, для того, чтобы вы написали почтовые открытки.
Дрейк выливает в рот остатки виски и пустым стаканом указывает мне на
письменный стол:
- Так что садитесь вон туда, достаньте открытки и чернила из ящика и
беритесь за дело.
Выполняю его приказания. Обмакнув тонкое перо в пузырек с бесцветной
жидкостью, спрашиваю:
- Что писать?
Шеф встает и медленно приближается к столу.
- Пишите: "Фрина", 23 октября, Варна.
Выполняю и это приказание, нанося текст миниатюрными буквами в
предназначенный для марки квадратик.
Склонившись надо мной, Дрейк внимательно следит за моими действиями.
Когда все пять открыток написаны, он замечает:
- Во всяком случае, должен признать, что вы, Питер, очень хитро все
придумали.
- Что именно?
- Да вот это: посылаете сообщение, написанное по-болгарски и вашим
почерком.
- Зачем возбуждать у людей ненужные подозрения? Должен вам сказать,
что не вижу оснований для вашего раздражения, сэр. Люди верят мне, а не
вам по той простой причине, что не знают вас.
- Меня это ничуть не раздражает, наоборот, я в восторге от вашей
ловкости. Хотя в данном случае она ни к чему. Мне кажется, я уже говорил,
пока вы мне нужны, у вас не может быть повода для опасений. Я тоже, как вы
понимаете, нуждаюсь в верном приятеле.
И видя, что чернила уже высохли, он добавляет:
- А теперь наклейте марку и напишите текст.
"Мою" открытку я посылаю от имени некоего болгарина, пребывающего в
Лондоне в командировке. Он подписывается одним именем - иногда это Васко,
иногда - Коле, словом, первым пришедшим мне в голову именем. Остальные
четыре открытки Дрейк раздает разным людям, которые должны опустить их в
различное время дня в разные почтовые ящики, поскольку однообразный текст
послания может возбудить подозрение.
По окончании письменной работы я отдаю открытки шефу и тот кладет их
в ящик письменного стола. Заперев ящик на ключ, он говорит мне:
- А теперь можем пойти посмотреть программу. Надеюсь, что номер Линды
еще не снят...
- А что это за "Фрина"? - спрашиваю я, пропуская мимо ушей его
реплику.
- Я вам говорю о Линде, а вы спрашиваете о Фрине! - недовольно ворчит
шеф. - Фрина - греческая торговая фелюга, если вас это так интересует.
Не знаю, упоминал ли я, что сегодня воскресенье. Но если даже и не
упоминал, это ясно и так: зал переполнен. Хорошо, что я с шефом, а иначе
остался бы без места. Стентон, который тут же замечает наше появление,
усаживает нас на лучшие места, неподалеку от дансинга, демонстрируя при
этом подобострастие лакея и ловкость опытного официанта. Счастливчик, не
ведающий конфликтов драматического героя, вовремя сообразивший, что в
такие времена и в такой обстановке роль верного слуги наиболее безопасна -
вот что такое Стентон.
- Шампанское? - рявкает Дрейк в ответ на вопрос официанта. - Ты за
кого нас принимаешь, милейший...
И когда в нарушение установленного порядка на столике появляется
бутылка "Баллантайна", шеф собственноручно наливает в свой стакан двойную
дозу виски и после некоторых колебаний разбавляет его крохотным кубиком
льда.
- Эта программа в самом деле тянется слишком долго, - ворчит рыжий,
отхлебывая виски и пренебрежительно глядя на дансинг, где в это время
знакомая мулатка борется со своей плюшевой зеленой змеей. - Впрочем,
Стентон прав: какой смысл тратить деньги на подготовку новых номеров,
когда старые еще не вышли в тираж. Хотя, конечно... время от времени...
Ему, собственно, плевать на все эти номера - и на старые, и на новые,
все они не имеют значения, кроме, пожалуй, одного, чья очередь пока не
настала. И он разглагольствует только потому, что выпил слишком много и
дошел до такого состояния, когда уже не может молчать.
Шеф с явной досадой следит за тем, как мулатка в бешеном ритме
вихляет бедрами, осыпая пол пластмассовыми бананами. Когда наконец-то
мулатка удаляется, провожаемая вялыми хлопками, и оркестр замолкает, давая
нам возможность снова слышать друг друга, шеф замечает:
- Нет, эти бесконечные повторения в самом деле начинают досаждать...
даже в такой стране, как наша, где чтут традиции...
- Зачем напрасно тратить средства, - повторяю я его собственную
мысль, - ведь вы же знаете, что интересует клиента...
- Совсем не нужно тратить средства, дружище... Достаточно немного
напрячь воображение... разумеется, если оно у вас есть. Беда, однако, в
том, что у Стентона его нет. Стентон незаменим при таких арифметических
действиях, как сложение и вычитание, но что касается воображения...
Он смолкает, чтобы добавить горючего, а потом снова продолжает:
- ...Воображение, Питер, - это ваша сфера. Вот недавно мне пришла в
голову такая мысль: не сделать ли вас художественным директором "Евы"? В
конце концов, не можете же вы всю жизнь метаться между кафе на углу и
книжной лавкой Оливера, до которой всего каких-нибудь три метра... Это
становится чем-то вроде китайских пыток, а я вам уже говорил, что я не их
поклонник... Радикальные меры - да, но не утонченная инквизиция... Нет,
это не во вкусе старины Дрейка... Так что пусть Стентон занимается
бухгалтерией, а вы будете отвечать за программу... Но чтобы денег не
транжирить! Будете тратить воображение, а не средства. Небольшая переделка
в одном месте, трансформация в другом - и старое тотчас приобретает вид
нового. Что скажете, например, если мы заставим мулатку петь, а мисс Линда
у нас займется стриптизом?
- Это идея, - соглашаюсь я, - но, насколько я могу судить по
некоторым поверхностным впечатлениям, формы мисс Грей несколько более
округлены, чем это допускают требования современного вкуса... к тому же
она очень флегматична...
- Лгунишка! - добродушно грозит мне пальцем рыжий; его уголек в
данный момент не только раскален до предела, но, как это ни странно,
покрыт капельками пота. - Каждое ваше слово - чистая ложь... Поверхностные
впечатления... флегматична... и что там еще?.. Не соответствует
современному вкусу... Неужели мы с вами, Питер, не современные люди?
В любое другое время обстоятельство, что он ставит меня на одну доску
с собой, вероятно, повысило бы мое самочувствие, но в данной ситуации оно
внушает известные опасения. Тут Дрейк умолкает, потому что оркестр снова
грохочет, оповещая появление самки в золотом платье. Но вот и это
раздевание позади, и когда наконец самка удаляется уже без всяких
признаков одежды, шеф бормочет:
- Грустный номер... Особенно в конце я чуть не расплакался... - И,
беря в руки почти пустой стакан, он поясняет:
- Она мне напомнила Бренду...
Он делает предостерегающий жест, хотя я вовсе не намереваюсь
перебивать его.
- Молчите, Питер... Мне очень хорошо известна ваша точка зрения. Не
стоит труда убеждать меня, что мы поспешили с Брендой, точно так же, как и
с Ларкиным. Я не могу не торопиться, мой друг. Потому что торопится...
сама жизнь... И еще потому, что, если я буду медлить, все полетит к
черту... Неужели вы думаете, что мне легко? Неужели вы не видите, что у
меня сердце обливается кровью, когда я смотрю этот номер со стриптизом,
который моя Бренда исполняла не в пример лучше? Моя Бренда... Моя... и еще
многих других...
Он мрачно наливает себе новую лошадиную дозу, если можно допустить,
что лошади пьют виски, введенные в заблуждение тем обстоятельством, что
одна из разновидностей этого напитка называется "Белая лошадь".
В этот миг конферансье, одетый в темно-синий смокинг, чтобы его не
путали с кельнерами, торжественно объявляет:
- Мисс Линда Грей!
Мисс Линда, как всегда, царственна, как всегда, держится с большим
достоинством, но, то ли потому, что я еще нахожусь под впечатлением нашего
разговора в кондитерской, то ли по какой-нибудь другой причине, эта ее
