глубокий, тихий - и оглушающий, торжествующий и немного насмешливый,
исходящий неизвестно откуда.
- Собственно, с чего ты взял, что это рай? - поинтересовался голос.
Радий РАДУТНЫЙ
СТАРЫЙ ВОРЧУН
Да.
Да, я стар. И, возможно, немножко ворчлив. Что поделаешь - уж такой
есть.
Я действительно стар. Все участники той истории давно в могилах, и
только я раз за разом заново ее переживаю. Проклятая память постепенно
крадет всякие мелочи, вроде имен и цвета глаз, но главное - главное! - она
не тронет. Не посмеет. Как всякий старик, я живу только воспоминаниями.
А, вообще говоря, славные были времена. Весь мир был тогда...
активнее, что ли? Это сейчас толпы народу приходят чтобы открыть рот и
сказать "Оооо!". А мы все это строили, создавали. А сейчас? Тьфу, да что
говорить...
Я жил тогда в небольшом замке на берегу... да, вот я уже и название
речки забыл. Хороший был замок, уютный такой и защищенный неплохо. И
соседи были в основном порядочные, со мной не ссорились и границы феода
особо не нарушали. Поскольку я гонять по лесу, как дурак, за каким-нибудь
оленем не любил, то со спокойной совестью позволял это делать соседям, а у
них считалось хорошим тоном после охоты заехать - промочить глотку кубком
вина и оставить гостеприимному хозяину оленью ногу или пол-кабанчика.
Людишек своих я тоже особо не притеснял, право первой ночи употребил
всего с десяток раз, купцов не грабил, а, наоборот, всячески защищал и
зазывал к себе, вот так и дожил до почтенного возраста, врага ни одного не
заимев.
Остальное - слухи. Да, занимался я немного и алхимией, и астрологией,
баловался гороскопами, добыл как-то крупинку золота из бочки ртути...
которая обошлась мне в такого же золота целый кошель. Невыгодное это дело.
Возможное, но экономически невыгодное - так сейчас говорят, правильно? Вот
если бы... Впрочем, я отвлекся.
Так вот, колдовство - это слухи. Может я и увлекся когда, подошел к
границе, которая белую магию от черной отделяет... - но ведь не перешел!
Деньги? А что деньги? Зарабатывал я в основном на торговле. Замок
стоял в хорошем месте, на перекрестке дорог. Река, опять же, а значит и
корабли. Купцов много. Да я тогда еще говорил, что мечом махать - это не
все, надо еще и головой думать. И вот результат.
Вот-вот, и когда король только намекнул насчет похода, все эти
балбесы в доспехах так и взвились! Даешь Иерусалим! Даешь Гроб Господень!
Даешь!...
Как же. В гробу они этот Гроб видали, прости Господи... Добычу они
почуяли, золото, камни. Пропили, промотали все, кроме доспехов, вот и
ломанулись на шару.
А я - нет. Я человек мирный. Когда соседи разъехались - я еще земли
прикупил, городку денег подбросил - плодитесь, мол, размножайтесь. Мысли и
о королевстве проскакивали. Хе-хе, а что, звучит неплохо - купить
королевство...
В общем жил я, не тужил, пока вдруг не встретил в лесу дочь соседа -
старого разбойника. То ли барон он был, то ли граф какой-то, не помню.
Девушка - как лань, гибкая, волосы черные, глаза карие, жгучие. Ух. Как
взглянула на меня, так я к месту и прирос.
Стал я с тех пор к соседям захаживать. Просто так и с подарками.
Папаше-разбойнику - то бочонок редкого вина, то кубок, из черепа
сделанный. Пришлось, поскольку он на меня сначала искоса поглядывал. Дочке
- сначала колечко, сережки, потом и серьезнее. С купцами якшаясь, научился
я комплименты вворачивать неожиданно и к месту - вот, пригодилось. В
общем, когда я ее руки попросил - папаша подумал-подумал, вспомнил, видно,
мой погреб с винами, вспомнил свой - и согласился.
И было все у нас прекрасно. Я в своей женушке души не чаял, и она
меня любила, хоть и моложе была лет на двадцать. Книги любила, музыку, со
мной по лесу прогуляться...
И тут начали эти освободители возвращаться. Битые-перебитые. Из
добычи - редко кому удалось кошелек у сарацина стащить - и все.
Израненные, без денег, злые. Я нескольких нанял, чтобы замок защищали -
так они своих же близко не подпускали!
И родственничек объявился. Какой-то то ли внучатый троюродный
племянник, то ли двоюродный внук. Приперся, оттарабанил всю родословную
нашу, чуть ли не от Адама, дошел до места, где ветви разделились,
прослезился, дядей назвал... В общем, принял я его, пустил переночевать.
Здоровый такой парень был, красивый, мечом махать умел, воспитанный и
не без ума. Рассказывал интересно - мы с женушкой заслушались. Хвастал,
конечно, - и как он сарацинов бил, и как Грааль чуть не захватил... но
хвастал красиво и с юмором. И женушку мою постоянно хвалил, с сарацинками
сравнивал и говорил, что такой жгучей красоты еще никогда не видел.
Ну не знаю я, когда они сговориться успели! Женушка моя наверняка ни
о чем плохом и не думала, захотелось просто с молодым красивым парнем по
стене крепостной прогуляться, на башню взойти при луне... Не верю я, что
бежать они хотели.
В общем, проснулся я, жены рядом не нашел, вышел в коридор - а там
как раз этот герой крадется - в одной руке меч, а в другой свечка и
сапоги. Подошел к стене, открыл тайный ход - черт его знает, откуда о нем
узнал! - я следом, конечно. Шагов через десять остановился я и тихонечко
так покашлял. Как этот бедолага подпрыгнул! Хорошо, что без шлема был, а
то привет бы потолку пришел.
- Что, - говорю, - сэр рыцарь. Никак прогуляться решили?
Молчит, собака, и дышит тяжело. Затравленно. Как олень.
- А где же, позвольте узнать, жена моя?
Ошибся я. Не как олень он дышал, а как вепрь. Не убежать хотел -
напасть. Думал, наверное, что ночь, все спят, ход тайный, меня зарубит - и
никто не узнает... Правильно думал, вообще-то.
Только я нажал кирпичик секретный, пол у него под ногами раскрылся
и... Замок дед мой строил, любил он такие шуточки - ходы тайные, ловушки,
ямы...
Но я все равно проиграл. Парень был опытный, боевой и хвастал
заслуженно. Видно, и в самом деле пришлось ему немало мечом помахать. А я
вот никогда не знал, что меч можно и метнуть, как копье...
Лучше б он за края ямы схватился, они все равно скользкие.
В общем, попал он мне в живот, упал я, дополз, кишки за собой
оставляя, до двери каменной, которая вход закрывает, а открыть уже и не
смог. Там и остался. Там до сих пор и лежу. Был, кстати, там недавно -
проклятые крысы уже и до черепа добрались.
А вот женушку мою так и не нашел. Так и не узнал никогда - где,
что... Так, наверное, и не узнаю - вон сколько лет прошло, чуть ли не
тысяча. Уже и праха не найти. Но ищу. Хожу вот. Ворчу. Хочу спросить - а
все убегают.
А вы? ВЫ НЕ ВИДЕЛИ?
Радий РАДУТНЫЙ
КОГДА СМЕЕТСЯ ДЬЯВОЛ
И снова настало утро, и снова яркий солнечный свет разогнал
предрассветную серость, и снова исчезли ночные призраки, похожие на клочья
серого тумана, и вернулись тепло и свет, жизнь и радость.
И боль.
Боль, вечная привычная и непрерывная, вот уже сорок лет обжигающая с
неослабевающей силой, разрывающая на куски сердце, душащая, ослепляющая,
всепожирающая боль!
Он встал, несмотря на возраст, потянулся, подошел к окну.
- Доброе утро! - запищал будильник. - Сегодня двадцать восьмое марта
две тысячи...
- Заткнись!
Обиженно пискнув, автомат умолк, затем, подумав, выключил свет и
раздвинул жалюзи.
За окном буйствовала весна, над черным вспаханным полем таяли клубы
пара, в полуметре от звуконепроницаемого стекла беззвучно надрывала горло
серая неприметная птичка, и на какой-то неуловимый миг боль ушла, исчезла,
и остались только спокойствие и умиротворение, и человек улыбнулся, а
затем все вернулось.
Почтительно склонив голову, молоденькая, глупенькая, откровенно
влюбленная секретарша пожелала доброго утра, напомнила о предстоящей
встрече и про-между-прочим упомянула о том, что ночью звонил доктор Ковач,
просил соединить, но так как время было позднее (или, скорее, раннее),
то...
Она все еще приходила в себя от молниеносного увольнения, когда
легкий самолет хозяина сделал круг над замком и исчез, набирая скорость, в
лучах восходящего солнца.
Меньше получаса длился полет и за это время более сотни раз боль
успела одержать победу над надеждой, и надежда не меньше тысячи раз
уничтожила боль, они пожирали друг друга, сгорали и воплощались, словно
армии фениксов над опаленной, стерильной равниной со странным названием -
Душа, и отблески битв вспыхивали и гасли в зрачках человека, но, как
обычно, каменным было его лицо, и как обычно, вежливо и почтительно
приветствовали его рабочие в серых комбинезонах, затянутые в серый кевлар
охранники, строгие серопиджачные администраторы и ученые в
традиционно-белых (с серым оттенком) халатах, и не менее вежливо
здоровался и улыбался Хозяин, перебрасывался парой шуток с близкими
знакомыми, невозмутимо отражал влюбленные взгляды секретарш и лаборанток,
внимательно выслушивал стариковские жалобы вахтера, спокойно заглядывал в
глазок оптического идентификатора, проходил через датчики металла,
взрывчатки, отравляющих веществ, алкогольного и наркотического опьянения,
радиоактивности - и все это время боль была рядом, она разрушала мозг и
наслаждалась, не убивая его совсем, понимая, что не сможет и секунды
прожить без носителя.
И все это время иннастр Хозяина горел ровным зеленым цветом - цветом
спокойствия и стабильности, рабочего настроения с чуть заметным оттенком
сексуальности, но любой электронщик, разобрав прибор, увидел бы вместо
привычных датчиков настроения крохотную микросхему-фальшивку, но только
Хозяин знал об этой хитрости, потому что человек, который ее устроил, был
мертв уже полтора десятка лет - с момента введения закона об иннастрах, с
момента, когда Хозяин сжег один за другим три прибора, каждый из которых
едва успевал полыхнуть кроваво-рубиновой вспышкой - цветом боли и гнева, и
один из разработчиков сделал маленькую модификацию - единственную в мире.
Он был жадным человеком, и мир совсем немного потерял от его смерти.
- Привет! - сказал Хозяин.
- Привет! - сказал Ковач. - Садись, я сейчас.
Оба были примерно одного возраста, один гладко выбритый, в строгом
костюме, и другой, взъерошенный бородач в прожженном халате, они
представляли собой странную пару, но были близки и Ковач был одним из
немногих, с чьей стороны Хозяин не опасался предательства... почти... и
электронные клопы с острым взглядом и чуткими микрофонами притаились в
лаборатории просто так, - на всякий случай, - мало ли что...
- Можешь меня поздравить, - бормотал тем временем Ковач из недр
странного аппарата, ощетинившегося остриями антенн, затянутого в
обтекаемый кокон из высокомолекулярной органики, более всего напоминающего
самолет - если можно представить реактивный самолет с корпусом батискафа;
или танк с короткими крыльями и килями; или ракету, слепую, могучую и
беспощадную в своей ярости, - но с прозрачной жемчужиной явно авиационного
фонаря и открытыми створками кабины; или... в общем, было в этой машине
что-то хищное, боевое, яростное и непокорное, и неясно было, куда она
сможет... взлететь? уплыть? уехать? - из глухого подземного ангара, но не
было ни малейшего сомнения в том, что это машина - солдат машина-убийца, и
Хозяин знал, что сразиться ей предстоит с их общим врагом, и враг этот не
должен быть убит, уничтожен полностью, а, напротив, должен быть взят
