А ведь вся эта куча титулов совершенно мной не заслужена. Ну... почти
не заслужена. Я не убийца. Все, чего я хотел и хочу - это жить. Жить,
жить, жить, выжить при любых условиях и выбраться из любой заварухи,
спасти себя... а если кто-то случайно (а обычно - далеко не случайно) -
очутился на пути - то сам и виноват. Я-то тут при чем?
Я стар. Я очень стар. Связующая нить тел, в которых я жил, тянется
глубоко в прошлое - глубоко, невероятно глубоко, и теряется где-то в
теплом кембрийском море, среди трилобитов и моллюсков. Мне страшно думать
об этом. Страшно - потому что я не знаю, на сколько лет тянется эта нить в
противоположную сторону. Я, как и все, могу умереть в любой момент.
Впрочем, все мы, ныне живущие - счастливчики. Удачливые игроки в
самой большой и безжалостной лотерее под странным названием Жизнь. В игре
с невероятно малыми шансами.
Кто скажет, сколько шансов у трилобита? Шансов выжить, выжить и
произвести потомство? Думаю, немного. Процентов пять. Ну, у человека,
конечно, побольше - под пятьдесят. В среднем двадцать, учитывая скорость
эволюции.
А у потомка трилобита? Тоже самое. И далее, соответственно.
0.2 * 0.2 * 0.2 * 0.2 * 0.2 * 0.2 * 0.2 * 0.2 * 0.2...
Уже в десятом поколении получается 0.0000001024. Шесть нулей перед
жалкой скромной единичкой. Уже в десятом поколении шансов практически нет!
Мы все мертвы, мы все никогда не рождались и не существовали, потому
что для нас умножать надо не десять, а сотни тысяч, миллионы раз.
Мы все мертвы.
Однако факт налицо - мы живы и в общем-то, процветаем, не считая
отдельных моментов. Что-то неладно с нашей статистикой.
Мы выжили. Выжили те, кто хотел выжить.
Выжили те, кто не задумывался - ползти или плыть, выйти на сушу или
углубиться в ил, взлететь или зарыться под землю.
Выжили те, кто сделал это.
И среди них - я.
За одного битого, как говорится... Меня били три миллиона лет.
И я жив.
Трудно придумать что-нибудь новое после трех миллионов лет
непрерывных попыток, правда?
И в случае самой серьезной заварухи я смогу вспомнить практически
все, все, все свои прошлые жизни, подобрать ситуацию и... и повторить то,
что сделал мой предок сто/тысячу/миллион лет назад. Или просто передать
ему руль.
И выжить.
Я не убийца. Я - Выживатель.
За мной - погоня.
Три здоровенных серых пса с торчащими из черепушек антеннами, три
собачника-оператора, взвод солдат и пара очаровательных птичек... с тремя
пулеметами на турелях.
Как ни странно, первыми меня догнали солдаты.
Одна очередь проревела над головой, другая вздыбила землю под ногами,
в мозгу вспыхнуло огненными буквами: "_З_А_В_А_Р_У_Х_А_!!!_"
И все остановилось.
- Что скажешь, Сержант?
- Ничего. Я в такой ситуации не был.
- А ты, Снайпер?
- Я - тем более.
- Капитан?
- Что, что... Сваливать надо.
- Весьма ценный совет. Охотник?
- Притворись убитым.
О'кей.
Два ублюдка в пятнистых комбинезонах нагло выруливают из кустов -
рожи чуть не лопаются от самодовольства. Еще бы - двумя очередями
завалили.
- Эй, Драчун! Повеселимся?
Первому - носком в живот, второму - в колено, а пока первый оседает -
выхватить автомат... и по затылку прикладом.
Драчун понятия не имеет, что существует оружие, из которого можно
стрелять много раз подряд. А так ничего, хороший парень.
Скала.
- Эй! Альпинисты есть?
Невзрачны хилый парнишка - впрочем, призрак, конечно, и кости его уже
давно превратились в пыль, - овладевает моими глазами, крутит головой,
хмыкает и уходит, бросив напоследок что-то о обидно-насмешливое о куриной
слепых и ближайшем валуне.
Точно. Прямо за ним - узкая промоина, по которой можно забраться без
крючьев и вообще, без особых усилий.
Кто-то мелкий и пакостный на миг выскакивает из глубин мозга и,
исчезая, дико хохочет.
...Да, отличная идея! А вот и подходящий камень.
Двое преследователей размазаны по стенам, промоины, один катится
вниз, и еще двое дико матерятся внизу, а валун, который я слегка
подтолкнул, как раз вкатывает в землю еще одного.
А где же десятый?
ЧЕРТ!!!
Мы стоим лицом к лицу, на скале, автоматы смотрят друг другу в ствол,
и выхода нет, потому что курки нажать успеем оба, а ему достаточно просто
подождать, пока подойдут собачники, или спикирует "птичка", а лицо его
расплывается в слегка дебильной ухмылке, и тогда дед - крепкий старик со
странным тяжелым взглядом берет мое тело и ласково так, почти нежно
бормочет:
- Спи! Спи, сынок, ты устал, тебе тяжело, полежи, поспи, отдохни, у
тебя за спиной мягкая трава, ложись...
За спиной у него - пропасть.
Сотни лет назад деда сожгли на костре. За колдовство.
И правильно сделали. С большим трудом мне удалось выжать его из
сознания.
А вот и собачки.
Что такое автомат - они знают. Знают! Не знают только, что магазин
пуст, как не знал и тот солдатик. Коззззел...
Приехали.
Среди шеренги моих прямых предков - здоровенный мохнатый обезьян -
двухметрового роста, сильный, ловкий... правда, весьма тупой. Но в данном
случае это не важно.
Мой мозг, наверное, кажется ему баллистическим компьютером. Еще бы -
стопроцентное попадание. Два камня из двух. Два черепа из трех. Собачьих,
конечно.
А ведь когда он родился, собак еще не было.
Третий пес с диким ревом взлетает из-за пригорка, и пасть его светит
красным жаром, как домна, и что делать я не знаю...
- Черт возьми, парень, не путайся по ногами! Смотри - псы думают, что
главное оружие человека - руки. Одна отвлекает, другая хватает и душит.
Понял? Обмани его!
Несколько удивленный пес пролетает в десяти сантиметрах над головой,
щелкает зубами, а поскольку аэродинамика его оставляет желать лучшего,
приземляется мордой, и не просто, а прямо в щебень.
Скулит.
Больно, понимаю.
- Правильно, а теперь - по хребту его. Перебил? О'кей, теперь
попрыгай, сломай ребра, и все в порядке. Как там Аляска?
Аляска выжжена бомбами и напалмом много лет назад, и старый
укротитель ездовых псов уходит весьма огорченным.
А я жив.
Собачники - это не враги. Это так, тьфу.
Тем более обидно от кого-то из них получить пулю чуть выше колена.
Пустяки, кость не задета. А через минуту все трое мертвы и разбросаны по
камням в живописных позах.
Птички.
Вот это уже серьезно.
Одному из предков пришлось как-то уворачиваться от трасс
"Мессершмидта", другой гонял вьетконговцев на "Ирокезе", но "Мессер" не
мог зависать неподвижно, а "Ирокез" не имел баллистического инфракрасного
прицела и шлема-целеуказателя.
Я падаю.
Я лечу вниз, в самую бездну, и мимо стремительно проносятся лица -
перепуганные, умоляющие, скандирующие:
- Вы-жить! Вы-жить!! Выжить!!!
Лица все больше напоминают морды, растут челюсти, появляется шерсть,
а мозгов становится все меньше и меньше.
Я не уловил момент, когда шерсть стала чешуей, ее шелест заполнил
сознание, и я ушел...
Помню, словно в тумане, как полз между камней, оставляя на них клочья
одежды и кожи, вжимался в землю, бросался в пропасть, когда сверху падала
огромная крылатая тень с железным клювом, смутно помню, как сильно мешали
странные суставчатые отростки, растущие из плеч.
Птички ушли.
Я их обманул. Я жив. Это новое тело несколько непривычно, но зато
какой мозг! Невероятно, как легко определить расстояние, скорость, силу
прыжка - жаль, нет ядовитых зубов, но все остальное...
- Змей, уходи!
Давит со всех сторон, и снова, как сто миллионов лет назад
наваливается Тьма, тьма и холод, я знаю, это смерть, но я хочу жить, жить,
жить...
Змей мертв. Убит. Я не смог его вытеснить. Надеюсь, мне не придется
больше забираться так далеко в прошлое - можно сойти с ума от жуткой,
нестерпимой тоски и боли.
А ведь он меня спас.
Прости, Змей.
А теперь можно спокойно и не спеша разобраться, как я здесь оказался
и в честь чего за мной снарядили такую банду.
Боже мой!
Руки... Мои руки!...
Пальцы вдвое длиннее нормальных.
Я - мутант?
Лысый череп, мелкие ровные зубы, необычно гибкий позвоночник...
Неужели мутант?
- НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!
- Да нет, же, нет! - вопит что-то (кто-то?) тщательно спрятанное в
подкорке. - Это не мутация. Это нормальные эволюционные изменения. Все
нормально...
Эволюционные изменения? Значит..
- Ну да, все правильно. Ты мертв. Ты вошел в несколько легенд... и
умер примерно тысячу лет назад. Для современного человека - ты монстр,
чудовище, дикое, опасное и непредсказуемое, а для тебя сегодняшние люди -
слабаки и слюнтяи, телом и духом. Вот, когда мне пришлось туго, и я тебя
позвал, а теперь...
Он был неправ, этот мой дальний потомок. Он не должен был говорить
мне об этом.
Ведь я - Выживатель.
Радий РАДУТНЫЙ
КОГДА СМЕЕТСЯ ДЬЯВОЛ
И снова настало утро, и снова яркий солнечный свет разогнал
предрассветную серость, и снова исчезли ночные призраки, похожие на клочья
серого тумана, и вернулись тепло и свет, жизнь и радость.
И боль.
Боль, вечная привычная и непрерывная, вот уже сорок лет обжигающая с
неослабевающей силой, разрывающая на куски сердце, душащая, ослепляющая,
всепожирающая боль!
Он встал, несмотря на возраст, потянулся, подошел к окну.
- Доброе утро! - запищал будильник. - Сегодня двадцать восьмое марта
две тысячи...
- Заткнись!
Обиженно пискнув, автомат умолк, затем, подумав, выключил свет и
раздвинул жалюзи.
За окном буйствовала весна, над черным вспаханным полем таяли клубы
пара, в полуметре от звуконепроницаемого стекла беззвучно надрывала горло
серая неприметная птичка, и на какой-то неуловимый миг боль ушла, исчезла,
и остались только спокойствие и умиротворение, и человек улыбнулся, а
затем все вернулось.
Почтительно склонив голову, молоденькая, глупенькая, откровенно
влюбленная секретарша пожелала доброго утра, напомнила о предстоящей
встрече и про-между-прочим упомянула о том, что ночью звонил доктор Ковач,
просил соединить, но так как время было позднее (или, скорее, раннее),
то...
Она все еще приходила в себя от молниеносного увольнения, когда
легкий самолет хозяина сделал круг над замком и исчез, набирая скорость, в
лучах восходящего солнца.
Меньше получаса длился полет и за это время более сотни раз боль
успела одержать победу над надеждой, и надежда не меньше тысячи раз
уничтожила боль, они пожирали друг друга, сгорали и воплощались, словно
армии фениксов над опаленной, стерильной равниной со странным названием -
Душа, и отблески битв вспыхивали и гасли в зрачках человека, но, как
обычно, каменным было его лицо, и как обычно, вежливо и почтительно
приветствовали его рабочие в серых комбинезонах, затянутые в серый кевлар
охранники, строгие серопиджачные администраторы и ученые в
традиционно-белых (с серым оттенком) халатах, и не менее вежливо
здоровался и улыбался Хозяин, перебрасывался парой шуток с близкими
знакомыми, невозмутимо отражал влюбленные взгляды секретарш и лаборанток,
внимательно выслушивал стариковские жалобы вахтера, спокойно заглядывал в
глазок оптического идентификатора, проходил через датчики металла,
взрывчатки, отравляющих веществ, алкогольного и наркотического опьянения,
радиоактивности - и все это время боль была рядом, она разрушала мозг и
