30 ноября.
Адрес:
Его высокоблагородию
Кондратью Федоровичу
Рылееву
в С.-Петербург.
У Синего мосту в доме Американской компании.
Пр.<ошу> дост.<авить> г-ну Бестужеву.
229. П. А. Вяземскому.
Конец ноября - начало (не позднее 3) декабря 1825 г. Михайловское.
Ты приказывал, моя радость, прислать тебе стихов для какого-то альманаха (чорт его побери), вот тебе несколько эпиграмм, у меня их пропасть, избираю невиннейших.
Совет
Поверь: когда и мух и комаров
Вокруг тебя летает рой журнальный,
Не рассуждай, не трать учтивых слов,
Не возражай на писк и шум нахальный:
Ни логикой, ни вкусом, милый друг,
Никак не льзя смирить их род упрямый.
Сердиться грех - но замахнись и вдруг
Прихлопни их проворной эпиграммой.
Соловей и кукушка
В лесах, во мраке ночи праздной,
Весны певец разнообразный
Урчит и свищет и гремит;
Но бестолковая кукушка,
Самолюбивая болтушка,
Одно ку-ку свое твердит;
И эхо вслед кукует то же.
Накуковали нам тоску!
Хоть убежать. Избавь нас, боже,
От элегических ку-ку!
Движенье
Движенья нет, сказал мудрец брадатый.
Другой смолчал и стал пред ним ходить.
Сильнее бы не мог он возразить,
Хвалили все ответ замысловатый.
Но, господа, забавный случай сей
Другой пример на память мне приводит:
Ведь каждый день пред нами солнце ходит,
Однакож прав [какой-то] упрямый Галилей.
Дружба
Что дружба? легкий пыл похмелья,
Обиды вольный разговор,
Обмен тщеславия, безделья
Иль покровительства позор.
Мадригал
Нет ни в чем вам благодати,
С счастием у вас разлад:
И прекрасны вы не к стати
И умны вы не в попад.
Адрес: Князю Петру Андреевичу
Вяземскому.
В Москве, в Чернышевском переулке, в собств. доме.
239. П. А. Катенину.
4 декабря 1825 г. Михайловское.
Письмо твое обрадовало меня по многим причинам. 1) что оно писано из П.<етер>Б.<урга>, 2) что Андромаха наконец отдана на театр, 3) что ты собираешься издать свои стихотворения, 4) (и что должно было бы стоять первым) что ты любишь меня по-старому. Может быть нынешняя перемена сблизит меня с моими друзьями. Как верный подданный, должен я конечно печалиться о смерти государя; но, как поэт, радуюсь восшедствию на престол Константина I. В нем очень много романтизма; бурная его молодость, походы с Суворовым, вражда с немцем Барклаем напоминают Генриха V. - К тому ж он умен, а с умными людьми вс° как-то лучше; словом я надеюсь от него много хорошего. Как бы хорошо было, если нынешней зимой я был свидетелем [тв<оего>] и участником твоего торжества! участником, ибо твой успех не может быть для меня чуждым; но вспомнят ли обо мне? Бог весть. Мне право совестно, что тебе так много наговорили о моих Цыганах. Это годится для публики, но тебе надеюсь я представить что-нибудь более достойное твоего внимания. Онегин мне надоел и спит; впроччем я его не бросил. Радуюсь успехам Каратыгина и поздравляю его с твоим ободрением. Признаюсь - мочи нет хочется к Вам. Прощай, милый и почтенный. Вспомни меня во время первого представления Андромахи.
4 декабря.
231. В. К. Кюхельбекеру.
1-6 декабря 1825 г. Михайловское.
Прежде чем поблагодарю тебя, хочу с тобою побраниться. Получив твою комедию, я надеялся найти в ней и письмо. Я трес, трес ее и ждал не выпадет ли хоть четвертушка почтовой бумаги; напрасно: ничего не выдрочил и со злости духом прочел [оба действия] Духов, (130) сперва про себя, а потом и вслух. Нужна ли тебе моя критика? Нет! не правда ли? вс° равно; критикую: ты сознаешься, что характер поэта не правдоподобен; сознание похвальное, но надобно бы сию неправдоподобность оправдать, извинить в самой комедии, а не в предисловии. Поэт мог бы сам совеститься, стыдиться своего суеверия: отселе новые, комические черты. Зато Калибан - прелесть. Не понимаю, что у тебя за охота пародировать Ж<уковско>го. Это простительно Цертелеву, а не тебе. Ты скажешь, что насмешка падает на подражателей, а не на него самого. Милый, вспомни, что ты, если пишешь для нас, то печатаешь для черни; она принимает вещи буквально. Видит твое неуважение к Ж.<уковскому> и рада.
Сир слово старое. Прочтут иные сыр etc. - очень мило и дельно. От жеманства надобно нас отучать. - Пас стада главы моей (вшей?). Впроччем везде, где поэт бредит Шекспиром, его легкое воздушное творенье, речь Ариеля и последняя тирада - прекрасно. О стихосложении скажу, что оно небрежно, не всегда натурально, выражения не всегда точно-русские - на пр. слушать в оба уха, брось вид угрюмый, взгляд унылый, молодец ретивый, сдернет чепец на старухе etc. Вс° это я прощаю для Калибана, который чудо как мил. Ты видишь, мой милый, что я с тобою откровенен по прежнему; и уверен, что этим (108) тебя не рассержу - но вот чем тебя рассержу: кн.<язь> Шихматов, несмотря на твой разбор и смотря на твой разбор, бездушный, холодный, надутый, скучный пустомеля.... ай ай, больше не буду! не бей меня.
Адрес: Кюх<ельбекеру>.
232. П. А. Плетневу.
4-6 декабря 1825 г. Михайловское.
Милый, дело не до стихов - слушай в оба уха: Если я друзей моих не слишком отучил от ходатайства, вероятно они вспомнят обо мне... Если брать, так брать - не то, что и совести марать - ради бога, не просить у царя позволения мне жить в Опочке или в Риге; чорт ли в них? а просить или о въезде в столицы, или о чужих краях. В столицу хочется мне для вас, друзья мои, - хочется с вами еще перед смертию поврать; но конечно благоразумнее бы отправиться за море. Что мне в России делать? Покажи это письмо Ж<уковском>у, который, может быть, на меня сердит. Он как-нибудь это сладит. Да нельзя ли дам взбуторажить?... Душа! я пророк, ей богу пророк! Я Андрея Ш.<енье> велю напечатать церковными буквами во имя от.<ца> и сы<на> etc. - выписывайте меня, красавцы мои, - а не то не я прочту вам трагедию свою. К стати: Борька также вывел Юродивого в своем романе. И он байроничает, описывает самого себя! - мой Юродивый впроччем гораздо милее Борьки - увидишь. Вот тебе письма к двум еще Юродивым. Воейков не напроказил (109) ли чего-нибудь? Я его сент.<ябрьской> книжки не читал. Он что-то со мною трусит. Кюхельбекера Духи - дрянь; стихов хороших очень мало; вымысла нет никакого. Предисловие одно порядочно. - Не говори этого ему - он огорчится.
Не уж-то Ил.<ья> Мур<омец> Загорского? если нет, кто ж псеудоним, если да: как жаль, что он умер! (110)
233. Пушкин и Анна Н. Вульф - А. П. Керн.
8 декабря 1825 г. Тригорское.
Je ne m'attendais guиre, enchanteresse, а votre souvenir, c'est du fond de mon вme que je vous en remercie. [D] Byron vient d'acquйril pour moi un nouveau charme - toutes ses hйroпnes vont revкtir dans mon imagination des traits qu'on ne peut oublier. C'est vous que je verrai dans Guinare et dans Leila - l'idйal de Byron lui-mкme ne pouvait кtre plus divin. C'est donc vous, c'est toujours vous que le sort envoie pour enchanter ma solitude! Vous кtes l'ange de consolation - mais je ne suis qu'un ingrat, puisque je murmure encore.... Vous allez а Pйtersbourg, mon exil me pиse plus que jamais. Peut-кtre que le changement qui vient d'arriver me rapprochera de vous, je n'ose l'espйrer. Ne croyons pas а l'espйrance, ce n'est qu'une jolie femme, elle nous traite en vieux maris. Que fait le vфtre, mon doux gйnie? Savez que c'est sous ses traits que je m'imagine les ennemis de Byron, y compris sa femme.
8 dйc.
Je reprends la plume pour vous dire que je suis а vos genoux, que je vous aime toujours, que je vous dйteste quelquefois, qu'avant-hier j'ai dit de vous des horreurs, que je vous baise vos belles mains, que je les rebaise encore en attendant mieux, que je n'en peux plus, que vous кtes divine etc.
<Анна H. Вульф:>
Enfin, chиre amie, P. m'a apportй aujourd'hui une lettre de toi. Il йtait bien temps que je reзoive de tes nouvelles, car je ne savais plus que penser de ton silence, cependant je n'y vois pas ce qui pouvait t'empкcher de m'йcrire, et le ne puis voir а quelle lettre tu me rйponds, est-ce а celle que je t'ai йcrit par m-lle Nindele ou а une autre, tes lettres me dйroutent toujours. Alexis m'avait йcrit que tu avais abandonnй tous tes projets de dйpart, et que tu йtais rйsolue de rester, je commenзais donc а devenir tranquille sur ton compte quand ta lettre vient me dйtromper si dйsagrйablement! - Pourquoi ne me dis tu rien de positif et te plais-tu а me laisser ainsi dans l'inquiйtude. Ne crains rien pour tes lettres, tu peux m'йcrire maintenant simplement а mon adresse а Опочка, on ne lit plus mes lettres, elles traоnent toujours par Novorgeff et peuvent mкme se perdre. Ton projet pour Pйtersbourg est-il arrкtй pour sыr, l'йvйnement qui vient d'arriver, ne changera-t-il pas ce projet?. - Byron t'a reconciliй avec P.., il t'envoie l'argent 125 roubles, qu'il coыte aujourd'hui mкme, la poste prochaine je tвcherai de t'envoyer ce que je te dois, je suis bien fвchйe de t'avoir fait attendre si longtemps. Pour le moment je ne puis en parler а ma Mиre qui est trиs malade - elle est au lit depuis plusieurs jours, elle a une йrysipиle (111) а la figure... Que te dirai-je encore, je compte absolument partir pour Twer cet hiver, en attendant je languis, je souffre et je patiente, йcris-moi plus vite. Betcher est depuis longtemps а Ostroff, но нам от этого не легче. Прощай, мой друг, pour jamais ton amie Annette.
234. А. А. Дельвигу.
Середина декабря 1824 г. - первая половина декабря 1825 г. Михайловское.
Путешествие по Тавриде прочел я с чрезвычайным удовольствием. Я был на полуострове в тот же год и почти в то же время, как и И. М.<уравьев-Апостол>. Очень жалею, что мы не встретились. Оставляю в стороне остроумные его изыскания; для поверки оных потребны обширные сведения самого автора. Но знаешь ли, что более всего поразило меня в этой книге? различие наших впечатлений. Посуди сам. (112)
Из Азии переехали мы в Европу (131) на корабле. Я тотчас отправился на так называемую Митридатову Гробницу (развалины какой-то башни), там (113) сорвал цветок для памяти и на другой день потерял [его] без всякого сожаления. Развалины Пантикапеи не сильнее (114) подействовали на мое воображение. Я видел следы улиц, полузаросший ров, старые кирпичи - и только. Из Феодосии до самого Юрзуфа ехал я морем. Всю ночь не спал. Луны не было, звезды блистали; передо мною, в тумане, тянулись полуденные горы.... "Вот Чатырдаг", сказал мне капитан. Я не различил его, да и не любопытствовал. Перед светом я заснул. Между тем корабль остановился в виду Юрзуфа. Проснувшись, увидел я картину пленительную: разноцветные горы сияли; плоские кровли хижин татарских издали казались ульями, прилепленными к горам; тополи, как зеленые колонны, стройно возвышались между ими; с права огромный Аю-Даг.... и кругом это синее, чистое небо и светлое море, и блеск и воздух полуденный.....
[На полуденном берегу] В Юрзуфе жил я сиднем, купался в море и объедался виноградом; я тотчас привык к полуденной природе и наслаждался ею со всем равнодушием и беспечностию (115) неаполитанского Lazzaroni. Я любил, проснувшись ночью, слушать шум моря - и заслушивался целые часы. В двух шагах от дома рос молодой кипарис; каждое утро я навещал его и к нему привязался чувством, похожим на дружество. Вот вс°, что пребывание мое в Юрзуфе оставило у меня в памяти.
Я объехал полуденный берег, и путешествие М.<уравьева-Апостола> оживило во мне много воспоминаний; но страшный переход его по скалам Кикенеиса не оставил ни малейшего следа в моей памяти. По горной лестнице взобрались мы пешком, держа за хвост татарских лошадей наших. Это забавляло меня чрезвычайно и казалось каким-то таинственным, восточным обрядом. Мы переехали горы, и (116) первый предмет, поразивший меня, была бер°за, северная бер°за! сердце мое сжалось. Я начал уже (117) тосковать о милом полудне - хотя вс° еще [я] находился [я] в Тавриде, вс° еще видел и тополи и виноградные лозы. Георгиевской монастырь и его (118) крутая лестница к морю оставили во мне сильное впечатление. Тут же видел я и (119) баснословные развалины храма Дианы. Видно мифологические предания счастливее для меня воспоминаний исторических; по крайней мере тут посетили меня рифмы, я думал стихами [о **]. Вот они