сходные по своей обобщенности с грамматикой языка. С другой стороны,
А.Н.Веселовскому удается даже сделать следующий шаг -- в своем
анализе он опускается до единиц элементарных, до условных "кирпичиков",
когда он приходит к разграничению мотива и сюжета.
В предисловии ко второму тому Б.Ф.Шишмарев перечисляет курсы,
прочитанные А.Н.Веселовским в университете, пред-
предыстория семиотики в России 10
варяя это перечисление словами: "в громадной глыбе Поэтики
сюжетов угадываешь больше того, что в ней успела высечь рука мастера"
(Шитмарев В.Ф. Предисловие // Веселовский А.Н. Собрание сочинений:
Том второй. Вып.1. Поэтика. Поэтика сюжетов (1897-1906). СПб., 1913. С.5).
Курсы эти таковы:
1897/1898 -- "Историческая поэтика (история сюжетов)";
1898/1899 -- "Историческая поэтика (история сюжетов, их развитие и
условия чередования в поэтической идеализации)";
1899/1900 -- "История поэтических сюжетов; разбор мифологической,
антропологической, этнологической теорий и гипотезы заимствований. УСЛОВИ
хронологического чередования сюжетов";
1900/1901 -- "Романы бретонского цикла, вопрос об их происхождении и
развитии";
1901/1902 -- "Эпоха немецкого романтизма. Общественные и литературные
идеи немецкого романтизма";
1902/1903 -- "Эпоха немецкого романтизма. Поэтика сюжетов".
Движение мысли А.Н.Веселовского шло в поиске повторяющихся
элементов, и это повторение он впервые находит в эпитетах, с
современной точки зрения вроде бы наименее повторяющемся материале.
А.Н.Веселовский, напротив, подчеркивает постоянство эпитета
при определенных словах. Например: море "синее", леса "дремучие", поля
"чистые", ветры "буйные" и т.п. То есть найденные эпитеты постепенно из
единицы синтаксической становятся лексически обусловленными. Соответственно
степень свободы, свойственная единице синтаксической, сменяется на степень
несвободы, свойственной единице лексического уровня. "Из ряда эпитетов,
характеризующих предмет, -- пишет А.Н.Веселовский, -- один
какой-нибудь выделялся как показательный для него, хотя бы другие были не
менее показательны, и поэтический стиль долго шел в колеях этой условности,
вроде "белой" лебеди и "синих" волн океана" (.Веселовский А.Н.
Собрание сочинений. Том первый Поэтика (1870-1899). СПб., 1913. С.454).
Смена эпохи приводит к постепенной смене символизаций. "Когда в
поэтическом стиле отложились таким образом известные кадры, ячейки мысли,
ряды образов и мотивов, которым привыкли подсказывать символическое
содержание,
теоретический компонент 11
другие образы и мотивы могли находить себе место рядом со старыми,
отвечая тем же требованиям суггестивности, упрочиваясь в поэтическом языке,
либо водворяясь ненадолго под влиянием вкуса и моды. Они вторгались из
бытовых и обрядовых переживаний, из чужой песни, народной или
художественной, наносились литературными влияниями, новыми культурными
течениями, определявшими, вместе с содержанием мысли, и характер ее
образности" (Там же. С.455). Далее А.Н.Веселовский отмечает,
что с приходом христианства яркие эпитеты сменяются на полутона.
В целом А.Н.Веселовский выделяет эти существенные для общения
элементы, отмечая, что "поэтические формулы -- это нервные узлы,
прикосновение к которым будит в нас ряды определенных образов, в одном
более, в другом менее, по мере нашего развития, опыта и способности умножать
и сочетать вызванные образом ассоциации" (Там же. С.475).
Выделение поэтического языка, свойственное последователям
А.Н.Веселовского в школе ОПОЯЗа, заложено тоже здесь, на этих
страницах. Он писал: "Язык прозы послужит для меня лишь противовесом
поэтического, сравнение -- ближайшему выделению второго. В стиле прозы нет,
стало быть, тех особенностей, образов, оборотов, созвучий и эпитетов,
которые являются результатом последовательного применения ритма, вызывавшего
отклики, и содержательного совпадения, создававшего в речи новые элементы
образности, поднявшего значение древних и развившего в тех же целях
живописный эпитет. Речь, не рифмованная последовательно в очередной смене
падений и повышений, не могла создать этих стилистических особенностей.
Такова речь прозы" (Там же. С.477).
Следующий этап движения мысли исследователя состоит в выделении
повторяющихся формул. Его аргументация заключается в том, что личность на
этом этапе еще не выделена из коллектива, ее эмоциональность коллективна:
"Слагаются refrains, коротенькие формулы, выражающие общие, простейшие схемы
простейших аффектов, нередко в построении параллелизма, в котором движения
чувства выясняются бессознательным уравнением с каким-нибудь сходным актом
внешнего мира" (Там же. С.327).
Первые процессы выделения индивидуального А.Н.Веселовский
прослеживает на примере греческой лирики. И здесь вновь мы видим, что
индивидуализация как бы коллективна.
предыстория семиотики в России 12
"Выход из старого порядка вещей предполагает его критику, комплекс
убеждений и требований, во имя которых и совершается переворот; они ложатся
в основу сословно-аристократической этики. Эта этика обязывает всех;
оттого аристократ типичен, процесс индивидуализации совершился в нем в
формах сословности. Он знатен по рождению, по состоянию и занятиям, блюдет
заветы отцов, горделиво сторонясь черни; не вырасти розе из луковицы,
свободному человеку не родиться от рабыни, говорит Теогнис. А между тем
завоеванное, не обеспеченное давностью положение надо было упрочить, и это
создавало ряд требований, подсказанных жизнью и отложившихся в правила
сословной нравственности, которыми греческая аристократия отвечала в свои
лучшие годы: жить не для себя, а для целого, для общины, гнушаться стяжаний,
не стремиться к наживе и т.п." (Там же. С.333). Здесь мы видим
интересные наблюдения по семиотизации поведения, которые затем развились в
работы Г.О.Винокура о биографии и Ю.М.Лотмана о декабристах.
Основным же открытием А.Н.Веселовского стало выделение таких
понятий, как мотив и сюжет. Здесь именно сравнительное
литературоведение подсказывает А.Н.Веселовскому элементный,
структурный характер повествования. Достигнув уровня схемы, элемента,
кванта, А.Н.Веселовский совершил настоящее открытие. Последующая критика
по поводу возможной разложимости мотива лежит в области улучшения имеющейся
идеи.
Итак, что же такое мотив? "Под мотивом я разумею формулу,
отвечавшую на первых порах общественности на вопросы, которые природа всюду
ставила человеку, либо закреплявшие особенно яркие, казавшиеся важными или
повторяющиеся впечатления действительности. Признак мотива -- его образный
одночленный схематизм" (Веселовский А.Н. Собрание сочинений: Том
второй. Вып.1. Поэтика. Поэтика сюжетов (1897-1906). С.3).
Если в подобном определении ощущается некоторый социологизм, то
развитие его становится уже чисто структурным описанием: "Простейший род
мотива может быть выражен формулой а + б: злая старуха не любит красавицу --
и задает ей опасную для жизни задачу. Каждая часть формулы способна
видоизмениться, особенно подлежит приращению б; задач может быть две, три
(любимое народное чис-
теоретический компонент 13
ло) и более; по пути богатыря будет встреча, но их может быть и
несколько" (Там же).
Таким образом, А.Н.Веселовский выделил "простейшую
повествовательную единицу" -- мотив. Сюжетом же стала тема, "в
которой снуются разные положения-мотивы" (Там же. С.11).
Грамматика же сюжета стала одним из основных течений семиотической
мысли в дальнейшем. Достаточно назвать такие имена в русской семиотике, как
В.Б.Шкловский, В.Я.Пропп, Б.В.Томашевский.
И последняя важная для будущего тема, которая тоже получает свое
начальное развитие в работах А.Н.Веселовского. Это соотношение языка
прозы и языка поэзии. Мы уже упоминали об этом ранее, это работа "Три главы
из исторической поэтики" (1899). "Исторически поэзия и проза, как стиль,
могли и должны были появиться одновременно: иное пелось, другое сказывалось"
(Веселовский А.Н. Собрание сочинений: Том первый. Поэтика
(1870-1899). С.480). Завершается работа проблемой взаимовлияния:
"Взаимодействие языка поэзии и прозы ставит на очередь интересный
психологический вопрос, когда оно является не как незаметная инфильтрация
одного в другой, а выражается, так сказать, оптом, характеризуя целые
исторические области стиля, приводя к очередному развитию поэтической,
цветущей прозы. В прозе является не только стремление к кадансу, к
ритмической последовательности падений и ударений, к созвучиям рифмы, но и
пристрастие к оборотам и образам, дотоле свойственным лишь поэтическому
словоупотреблению" (Там же). И далее: "Язык поэзии
инфильтруется в язык прозы; наоборот, прозой начинают писать произведения,
содержание которых облекалось когда-то или, казалось, естественно облеклось
бы в поэтическую форму. Это явление постоянно надвигающееся и более общее,
чем рассмотренное выше" (Там же. С.481).
В целом работы А.Н.Веселовского обладают как наличием богатого
материала, так и интересными теоретическими обобщениями, что вообще
характерно для русской семиотической традиции, получившей затем свое
окончательное развитие в работах Ю.М.Лотмана.
1.2.2. Н.В.Крушевский
"Николай Вячеславович Крушевский (1851-1887) - второе имя,
выносимое нами в список предшественников русской семио-
предыстория семиотики в России 14
тики -- концентрировал свои исследования в области языкознания. Для
него в сильной степени характерна попытка системного взгляда, связывающего
воедино разнородные языковые параметры. Приведем некоторые примеры из его
книги "Очерк науки о языке", изданной в Казани в 1883 году. Он является
учеником И.А-Бодуэна де Куртенэ, и это многое объясняет.
На страницах этой книги сразу просматриваются параллели к будущим
наблюдениям. Например: "наше предложение является субститутом не одной
мысли, а целой группы мыслей; оно служит итогом этой группы и притом итогом
только приблизительным, так как самая группа не есть место постоянное и
строго определенное, а колеблющееся и неопределенное" (Крушевский
Н.В. Очерк науки о языке. -- Казань, 1883. С.10).
На страницах 64-65 Н.В.Крушевский пытается ответить на вопрос --
почему "все люди с нормальными умственными способностями довольно скоро и
довольно легко научаются владеть языком" (Там же. С.64)? Это вопрос
Н.Хомского. Ответ самого Н.В.Крушевского лежит в системности
языка:
"усвоение и употребление языка было бы невозможно, если бы он
представлял массу разрозненных слов. Слова связаны друг с другом
непосредственно: 1) ассоциацией по сходству и 2) ассоциацией по смежности.
Отсюда происходят гнезда или системы и ряды слов. Ассоциации сходства делают
возможным творчество в языке" (Там же. С.69).
Н.В.Крушевский обращает внимание не только на факторы,
способствующие созданию системы, но и на факторы, разрушающие систему,
названные им деструктивными. Их он выделил четыре: фонетические,
морфологические, производящие и воспроизводящие. Последние два относятся
к явлению существования параллельных форм, а также воспроизводства слов из
другой системы (См.: Там же. С.96-97).
Даже терминология, которой пользуется Н.В.Крушевский, достаточно
приближена к современным рассуждениям: "И мы не можем сказать, что слово
