их милая Агаша не с этой стороны могла пре дупредить в свою пользу. Сваха
Прасковья Савпшна была душою разговора: как валдайский колокольчик, так и
заливалася она перед всеми, подпускала шуточки насчет жениха с невестою,
насчет пожилых жен и мужьев и получала себе одобрительный ответ в
беспрерывном хохоте всей честной компании. Между тем на больших подносах в
фарфоровых дорогих чашках стали разносить кофе, чай, вина, закуски. Таким
образом время шло неприметно и со всяким удовольствием как для гостей, так
и для хозяев. Семену Авдеевичу понравился особенно сам Куличев: его
расчетливость, проницательность, оборотливость, наконец, уважение, которое
хитрый старик умел показать в разговоре к будущему своему родичу насчет его
удачных оборотов, а всего более богатство, везде очевидное, преклонили
совершенно на его сторону самолюбивого скупца, который даже и подгулял на
радостях. При прощанье сей последний дал ему понять, что готов породниться
с ним от всего сердца.
С такими чувствами по радушном угощении расстались новью знакомые уже
поздно ввечеру.
Молча Авакумовы возвращались домой. Старик обдумы вал будущие свои
спекуляции, старуха припоминала ви денные ею великолепью наряды на гостьях,
а сын... н пришел наконец в себя: все виденное, слышанное им возбудило его
умственную и сердечную деятельность. Сначала обнаружилась, разумеется,
первая: невольно он углубился в размышление о человеке вообще, о разделении
на полы, мужеский и женский, об их назначении, различии и связи, о
параллельных явлениях во всей природе... заиграла и фантазия: ему
представилась картина счастливой любви; составился идеал прелестного
существа, которое ему верит, одно с ним думает, чувствует, которое его
понимает, любит, с которым он живет одною жизнию. Какое счастие, воскликнул
он, забывшись в восторге, друг мой... и вдруг ему представилась в
воображении чучела, которую родители назначали ему в спутницы жизни. Он
испугался, как при виде ядовитого насекомого, задрожал... Нет, нет,
никогда! скорее соглашусь на безумие, скорее... так... может быть... но
осталось еще средство, последнее, - подождем священника: какое действие
произведет на родителей его посещение? Если же...
С сею твердою мыслию бросился он нераздетый на стул и уснул глубоким сном
вплоть до позднего утра.
-------------------
Между тем священник, удивленный своим открытием, все это время рассуждал о
средствах, как уровнять пылкие порывы юноши, удержать его на одной дороге и
направить к одной цели, как успокоить его волнующееся сердце, которое ко
всему стремится и ничего не достигает, как дать ему столько же внимания,
сколько он имел остроты и проницательности, - как наконец убедить его
родителей на то, чтоб они согласились отказаться на время от своих прав над
сыном и позволили ему заниматься под руководством своего духовного отца.
Последнее - было всего труднее. Зная упрямство Авакумова, он никак не
надеялся достигнуть вдруг своей цели; но, решившись употребить все свое
ораторское искусство, решившись воспользоваться своим званием, знакомством,
он никак не боялся и совершенной неудачи. Обдумав все, он ожидал с
нетерпением назначенного Дня.
Добродетельный старец! Напрасно ты беспокоился, тосковал, когда долго не
представлялись твоему воображению удачные средства, напрасно им радовался,
напрасно наконец принимал жестокие брани за столбняк от своей взыскательной
супруги! Судьба Гаврилы ужо решена отцом.
В четверг, рано поутру, помолившись на коленях пред своею образною, добрый
отец Феодор пошел к Авакумовым, и вот какими неожиданными словами встретил
его веселый хозяин:
- Проздравьте нас, батюшко; у нас затевается свадьба,
- Какая свадьба? Здравствуйте, Семен Авдеевич!
- Милости просим - сына женим. Можно представить себе удивление
посетителя! Собравшись несколько с духом и увидев, что наступила минута
решительная, что должно переменить план, действовать или теперь, без
дальних проводов, или никогда, он поздравил Семена Авдеевича по его
требованию и начал исподволь рассуждать о его сыне, о молодых его летах, о
верной надежде всегда найти выгодную невесту, как по состоя нию его
родителей, так и по отличной репутации. Потом, заметив удовольствие
самолюбивого собеседника, искусный оратор стал говорить о великих
способностях Гаврилы, которые заметил в нем в продолжение краткой беседы о
пользе, которую он может принести отечеству своими услугами, и, наконец, о
славе, которою может возвеличить все семейство, если дадут ему средства
заняться науками.
- О каких науках говорите вы, отец Федор? - восклик нул купец, удивившийся
в свою очередь. - Наше ли это дело купеческое? Разве без нас мало дураков,
которые смотрят в яму и в ад с этими науками?
Священник истощал все свое красноречие на убеждение этого закоренелого
невежи, что науки, во благо употребленные, в духе святого Евангелия,
обогащают, прославляют, счастливят государства; помогают человеку уразуметь
благодеяния господа и достойно благодарить его и наконец отверзают ему
райские двери.
- Отец Федор! и без ваших наук мы прожили век не хуже других. Посмотрите,
- у соседа сын учился в школе, да и надавал на отца фальшивых векселей на
сорок тысяч, - шутка! - вот тебе и науки! Хоть бы их с корнем вон!
- Все можно употребить во зло, - отвечал священник - и, увидя свою неудачу
с этой стороны, стал обращать речь на другую и начал доказывать, опираясь
на божие слово, в какой ответственности пред богом находятся и какому
наказанию подвергаются родители, если препятствуют детям в их благих
намерениях.
- Если правду вам сказать, отец Федор, - прервал речь его сердито старик,
вставший с своего стула, - мы толчем с вами воду, Я ударил по рукам с
Куличевьш и слово свое сдержу. Спасибо вам за ваши науки и за ваши советы,
а впрочем у меня уж и у самого седые волосы.
Священник с горестию увидел, что ему теперь больше делать нечего, что он
своею неуместною проповедию может ожесточить упрямца и сделать больше
вреда, чем пользы, своему любимцу, что должно надеяться еще на время -
сказал несколько слов в утоление его гнева и распрощался с ним, - а вместе
с женою его и с сыном, которые тогда вошли в комнату.
- Сын мой, - сказал он юноше с глубоким вздохом и слезами на глазах, давая
свое благословение, - претерпевый до конца, той спасен будет.
- Дух бодр, но плоть немощна, - отвечал ему твердым голосом несчастный,
услышав такое наставление и поняв с ужасом, чем кончилась беседа.
- Каков мудрец, - сказал Семен Авдеевич, оставшись один с своим
семейством, - подъехал ко мне с науками. Нет, брат, старого воробья на
мякине не обманешь. Ну, Гаврило, тебе бог дает славную невесту.
- Батюшко, я не хочу жениться, - отвечал ему сын отрывисто.
- Как не хочешь жениться! - воскликнул старик с гне вом. - Ведь я
приказываю. Это еще что? Иль поп надул тебе в уши такие науки?
- Глупый, - продолжал он чрез минуту, одумавшись, что в такое время лучше
вести дело тихо, - ведь за невестою полмиллиона.
- На что мне они?
- На что! мы заведем контору в Петербурге, - отвечал почти с улыбкою
старик, невольно обрадовавшийся случаю высказать любимые планы, которые
завертелись у него в голове с третьегоднишного смотра.
- А потом что?
- Мы удвоим свои обороты, сами станем выписывать товары и будем получать
барыш двойной.
- А потом что?
- Потом мы заведем ситцевую фабрику, почище Федо ровой, - давно уж хочется
мне утереть нос этому гордецу.
- А потом что?
- Купим себе завод в Перми: там нынче, говорят,
золото находят под каждым шагом.
- А потом что?
- Потом, разумеется, станем ворочать миллионами. Да кой прах, - закричал
опять грозно опомнившийся старик, - об чем стал я говорить с тобою! Разве
это твое дело? Я так хочу, и дело кончено.
- Батюшко, позвольте мне в первый раз от роду сказать вам одно слово. На
что нам миллионы? Нас только трое. Нам довольно и того, что имеем. Ведь
лишние - и миллион, и рубль - равны.
- Миллион и рубль равны! да что ты за сумбур, что ты за науку несешь? Или
ты вовсе рехнулся? Слушай, Гаврило, много пустого говорил я и с тобою
нынче. Вот тебе мое слово: я хочу, чтоб на той же неделе был ты женат на
Куличевой, и не будь я Семен Авдеев Авакумов, если этого не сделается.
- Решительно ли вы говорите это мне, батюшко? - спросил его юноша.
- Да.
- Решительно ли вы мне говорите это? - повторил он таким голосом, от
которого мать его невольно перекрес тилась.
- Решительно!
Юноша умолкнул. В нем боролись страсти. Он смотрел на образ, на мать, на
отца, дрожал и наконец стремительно бросился к ним в объятия, осыпал их
горячими поцелуями, прижимал к своему сердцу и обливался горячими слезами.
- Простите, простите меня, мои добрые родители, - повторял он, рыдая на их
груди, и выбежал из комнаты в свою светелку.
Старики не понимали такой внезапной перемены и в изумлении смотрели друг
на друга.
- Что с ним сделалось, с моим другом сердечным? - сказала наконец
растроганная мать.
- Верно, он опомнился, - сказал старик, вышед из не доумения, - ведь он не
глуп, хоть поп и хотел учить его наукам. Ну, слава богу, я рад, что все
хорошо окончилось. Волею, вестимо, дело все лучше, чем неволею, - и старики
занялись разговорами о предстоящей свадьбе. Марья Петровна начала
высчитывать, сколько подарков должно припасти для невестина поезда и вообще
какие распоряжения должно сделать к свадебным пирам, с кем посоветоваться о
поварах, кондитерах, музыкантах, какие покои должно отвести молодым, где
поставить брачную кровать. У старика не выходили из головы миллионы, и он
беспрестанно твердил, что должно торопиться и что только такою скорою мерою
можно положить конец черной немочи сына.
Таким образом прошло утро и наступило время обеден ное. Семен Авдеевич
выпил уж рюмку травнику и закусил, девки давно уже собрали на стол, -
наконец Марья Петровна повестила, что щи поставлены.
- Теперь за обедом мы помиримся с нашим Гаврилою, - сказал старик, -
кликните его.
Но откликнется ли он?
----------------
На двор въехала телега в сопровождении квартального, лекаря, бутошника и
какого-то купца. На этой телеге привезен был мокрый, бледный труп Гаврилы.
Приехавший купец, старый знакомец, вошел поспешно в комнату, где веселые
старики собирались обедать.
- Молитесь богу, Семен Авдеевич и Марья Петровна, и скрепите ваше
родительское сердце. Сын ваш бросился с Каменного моста и утонул.
- Ах!
Мать упала в обморок. Отец остолбенел. Купец про должал:
- Я проезжал мимо, увидел сумятицу и спросил: что такое? Мне отвечали, что
какой-то молодой человек посередине моста, улучив время, когда народ был
только с краев, перекрестился на Кремль, поклонился на все стороны и
бросился в реку, в то место, где вода подле свай бьет сильнее. Я
полюбопытствовал и остановился. При мне бросились рыбаки в лодке, долго
искали и вытащили тело. Тотчас узнал я по лицу Гаврилу Семеновича и выкинул
сто рублей для рабочих, чтоб усерднее и скорее стали откачивать; по уже
было поздно, и он скончался. Полиция хотела было взять тело на съезжую, но
я упросил знакомого частного, чтоб такого позора вам не делали и позволили
отвезти тело домой. Вот оно, смотрите - на дворе.
Мать лежала без чувств. Старик слушал речь и не слы хал ее и страшно
поводил глазами. Смертная бледность покрывала лицо его.
Перепуганные домашние бросились к священнику. Сей прибежал немедленно, с
воплями бросился на труп молодого своего друга, над которым выли несчастные
родители, и осыпал поцелуями.
- Примите с покорностию наказание, - сказал он нако нец преступникам,
собравшись с духом. - Вы заслужили его, - по милости его несть числа.
Молитесь и по отчаивайтесь. Сыну вашему там лучше. Ах, несчастный, -
прибавил он про себя, вспомнив, какой конец положил себе нетерпеливый
юноша, - ты лишился и этого.
Священник велел себя повести в его комнату. Там на столе нашел он письмо к
себе следующего содержания - последний глас страдальца, которому судьба
назначала быть вторым Гердером или Ломоносовым:
