согласно представляют нам дело так, что славянский народный поток непрерывно
стремился на северо-восток от области кривичей и, может быть, вятичей,
заполняя Поволжье многими путями и изо многих мест, между которыми Новгород
играл в свое время важнейшую, но, вероятно, не исключительную роль. Позднее,
с упадком Киева, в XII в. главные массы колонистов в эту область стали
двигаться с юга, от Киева. Сообщение Киева с Суздальской землей в первые
века русской жизни совершалось кругом -- по Днепру и верхней Волге, потому
что непроходимые леса вятичей мешали от Днепра прямо проходить на Оку, и
только в XII в. являются попытки установить безопасный путь из Киева к Оке;
эти попытки и трудности самого пути остались в памяти народа в рассказе
былины о путешествии Ильи Муромца из родного села Карачарова в Киев. Со
второй половины XII в. этот путь, сквозь вятичей, устанавливается и
начинается заметное оживление Суздальского княжества, -- туда приливает
население, строятся города, и в этой позднейшей поре колонизации замечается
любопытное явление: появляются на севере географические имена юга
(Переяславль, Стародуб, Галич, Трубеж, Почайна), верный признак, что
население пришло с юга и занесло сюда южную номенклатуру. Занесло оно и свой
южный эпос, -- факт, что былины южнорусского цикла сохранились до наших дней
на севере, также ясно показывает, что на север перешли и люди, сложившие их.
Страна, в которую шли поселенцы, своими особенностями влияла на
расселение колонистов. Речки, по которым селились колонисты, не стягивали
поселения в густые массы, а располагали их отдельными группами. Городов было
мало, господствующим типом селений были деревни, и таким образом городской
быт юга здесь заменился сельским. Новые поселенцы, сидя на почве не вполне
плодородной, должны были заниматься, кроме земледелия, еще лесными
промыслами: угольничеством, лыкодерством, бортничеством и пр.: на это
указывают и названия местностей: Угольники, Смолотечье, Деготино и т. д. В
общем характере Суздальской Руси лежали крупные различия, сравнительно с
жизнью Киевской Руси: из городской, торговой она превратилась в сельскую,
земледельческую. Переселяясь в Суздальский край, русские, как мы сказали,
встретились с туземцами финского происхождения. Следствием этой встречи для
финнов было их полное обрусение. Мы не находим их теперь на старых местах,
не знаем об их выселении из Суздальской Руси, а знаем только, что славяне не
истребляли их и что, следовательно, оставаясь на старых местах, они потеряли
национальность, ассимилировавшись совершенно с русскими поселенцами, как
расой, более цивилизованной. Но вместе с тем и для славянских переселенцев
поселение в новой обстановке и смешение с финнами не осталось и не могло бы
остаться без последствий: во-первых, изменился их говор; во-вторых,
совершилось некоторое изменение физиологического типа; в-третьих,
видоизменился умственный и нравственный склад поселенцев. Словом, в
результате явились в северорусском населении некоторые особенности,
выделившие его в самостоятельную великорусскую народность.
Со времени Любечского съезда, с начала XII в., судьба Суздальского края
связывается с родом Мономаха. Из Ростова и Суздаля образуется особое
княжество, и первым самостоятельным князем суздальским делается сын
Мономаха, Юрий Владимирович Долгорукий. Очень скоро это вновь населяемое
княжество становится сильнейшим среди других старых. В конце того же XII в.
владимиро-суздальский князь, сын Юрия Долгорукого, Всеволод III уже
считается могущественным князем, который, по словам певца "Слова о полку
Игореве", может "Волгу веслы раскропити и Дон шеломами выльяти".
Одновременно с внешним усилением Суздальского княжества мы наблюдаем внутри
самого княжества следы созидающего процесса: здесь слагается иной, чем на
юге, общественный строй. В XI и даже в XII в. в Суздальской Руси, как и на
юге, мы видим развитие городских общин (Ростов, Суздаль) с их вечевым бытом.
Новые же города в этой стране возникают с иным типом. "Разница между старыми
и новыми городами та, -- говорит Соловьев, -- что старые города, считая себя
старее князей, смотрели на них, как на пришельцев, а новые, обязанные им
своим существованием, естественно, видят в них своих строителей и ставят
себя относительно них в подчиненное положение". В самом деле, на севере
князь часто первый занимал местность и искусственно привлекал в нее новых
посельников, ставя им город или указывая пашню. В старину на юге было иначе:
пришельцем в известном городе был князь, исконным же владельцем городской
земли вече; теперь на севере пришельцем оказывалось население, а первым
владельцем земли -- князь. Роли переменились, должны были измениться и
отношения. Как политический владелец, князь на севере по старому обычаю
управлял и законодательствовал; как первый заимщик земель, он считал себя и
свою семью сверх того вотчинниками -- хозяевами данного места. В лице князя
произошло соединение двух категории прав на землю: прав политического
владельца и прав частного собственника. Власть князя стала шире и полнее. С
этим новым явлением не могли примириться старые вечевые города. Между ними и
князем произошла борьба;
руководителями городов в этой борьбе были, по мнению Беляева и
Корсакова, "земские бояре". И в южной Руси, по "Русской Правде" и летописи,
мелькают следы земской аристократии, которая состояла из земских, а не
княжеских бояр -- градских старцев. На севере в городах должна была быть
такая же аристократия с земледельческим характером. В самом деле, можно
допустить, что "бояре" новгородские, колонизуя восток, скупали себе в
Ростовской и Суздальской земле владения, вызывали туда на свои земли
работников и составляли собою класс более или менее крупных землевладельцев.
В их руках, независимо от князя, сосредоточивалось влияние на вече, и вот с
этой-то землевладельческой аристократией, с этой силой, сидевшей в старых
городах, приходилось бороться князьям; в новых построенных князьями городах
такой аристократии, понятно, не было. Борьба князей со старыми городами
влечет за собою неминуемо и борьбу новых городов со старыми. Эта борьба
оканчивается победой князей, которые подчиняют себе старые города и
возвышают над ними новые. Полнота власти князя становится признанным фактом.
Князь не только носитель верховной власти в стране, он ее наследственный
владелец, "вотчинник". На этом принципе вотчинности (патримониальности)
власти строятся все общественные отношения, известные под общим названием
"удельного порядка" и весьма несходные с порядком Киевской Руси.
Влияние татарской власти на удельную Русь
Новый порядок едва обозначился в Суздальской Руси, когда над этой Русью
стала тяготеть татарская власть. Эта случайность в нашей истории
недостаточно изучена для того, чтобы с уверенностью ясно и определенно
указать степень исторического влияния татарского ига. Одни ученые придают
этому влиянию большое значение, другие его вовсе отрицают. В татарском
влиянии прежде всего надо различать две стороны: 1) влияние на
государственное и общественное устройство древней Руси и 2) влияние на ее
культуру. В настоящем курсе нас главным образом должен занимать вопрос о
степени влияния татар на политический и социальный строй. Эта степень может
быть нами угадана по изменениям: во-первых, в порядке княжеского
престолонаследия; во-вторых, в отношениях князей между собой; в-третьих, в
отношениях князей к населению. В первом отношении замечаем, что порядок
наследования великокняжеского престола при татарах, в первое столетие их
власти (1240--1340), оставался тем же, каким был до татар; это -- родовой
порядок с нередкими ограничениями и нарушениями. Великое княжение оставалось
неизменно в потомстве Всеволода Большого Гнезда, в линии его сына Ярослава.
В течение немногим более 100 лет (с 1212 по 1328) пятнадцать князей из
четырех поколений было на великокняжеском столе и из них только три князя
захватили престол с явным беззаконием, мимо дядей или старших братьев
(сыновья Всеволода: 1) Юрий, 2) Константин, затем опять Юрий, ранее сидевший
не по старшинству, 3) Ярослав, 4) Святослав;
сыновья Ярослава Всеволодовича; 5) Михаил Хоробрит, захвативший силой
престол у дяди Святослава мимо своих старших братьев, 6) Андрей, 7)
Александр Невский, который был старше Андрея и со временем сверг его, 8)
Ярослав Тверской, 9) Василий Костромской; сыновья Александра Невского; 10)
Дмитрий, 11) Андрей; 12) сын Ярослава Тверского Михаил; 13) внук Александра
Невского Юрий Данилович; 14) внук Ярослава Тверского Александр Михайлович;
15) внук Александра Невского Иван Данилович Калита). Если мы обратимся к
дотатарскому периоду, в так называемую Киевскую Русь, то увидим там
однородный порядок и однородные правонарушения. Очевидно, татарская власть
ничего не изменила в старом проявлении этого обычая. Мало того, и этим
правом своим она как будто не дорожила и не всегда спешила его осуществлять:
самоуправство князей оставалось подолгу ненаказанным. Михаил Хоробрит умер,
владея великокняжеским столом и не быв наказан за узурпацию власти.
Попранные им права дяди Святослава, санкционированные ранее татарами, не
были им восстановлены даже и тогда, когда после смерти Хоробрита власть и
стольные города -- Владимир и Киев -- выпросили себе племянники Святослава,
Андрей и Александр. В поколении внуков и правнуков Всеволода Большого Гнезда
образовалась даже таковая повадка, которая явно изобличает слабость
татарского авторитета и влияния; удельные князья неизменно враждовали с
утвержденным татарами великим князем и старались, в одиночку или все сообща,
ослабить его. Александр Невский враждовал с великим князем Ярославом
Тверским, Дмитрий Александрович -- с великим князем Василием Костромским,
Андрей Александрович -- с великим князем Димитрием Александровичем и т. д.
Татары видели все эти свары и усобицы и не думали, что их существование
подрывает на Руси значение татарской власти;
напротив, не следуя никакому определенному принципу в этом деле, они
смотрели на ссоры князей как на лишний источник дохода и цинично говорили
князю: будешь великим, "оже ты даси выход (т.е. дань), больши", т.е. если
будешь платить больше соперника. Зная это, князья прямо торговались в Орде
даже друг с другом. Искали, например, великого княжения Михаил Тверской и
Юрий Московский, и Михаил посулил больше "выхода", чем Юрий; тогда Юрий "шед
к нему рече: отче и брате, аз слышу, яку хощеши большую дань поступити и
землю Русскую погубити, сего ради аз ти уступаю отчины моя, да не гибнет
земля Русская нас ради, -- и шедше к хану, объявиша ему о сем; тогда даде
хан ярлык Михаилу на великое княжение и отпусти я". Таким образом, татарская
власть не могла здесь что-либо установить или отменить, так как не
руководилась никаким сознательным мотивом. Татары застали на Руси распад
родового наследования и зародыши семейно-вотчинного владения; при них
продолжался распад, и развивались и крепли зародыши семейно-вотчинного
владения. Нарушений этого процесса, давно и глубоко изменявшего основы
общественной организации, мы не замечаем.
Во взаимных отношениях северно-русских князей в XIII и XIV вв.
несомненно происходят изменения, и, по сравнению их с более древним
порядком, мы замечаем, некоторые резкие особенности, которые многие ученые
