растеряли скудные свои представления о том, когда они пришли в эту жизнь,
а день последний был еще слишком далек; они застыли в нескончаемом
объятии, и будущий лейтенант произнес ее третье имя. Жена, эти изумрудные
огни зажглись и пляшут в нашу честь, - ты веришь мне? - Верю, - сказала
она, - но ты забыл о своем обещании. Когда-то ты поклялся, что в эту
минуту остановишь все часы в округе, - останови во всем мире, до
последнего механизма...
Так говорила она в июне, а в мае он увидел в ней уже не только
восхитительную купальщицу, сбросившую легкое платье на куст, - теперь она
была для него еще и домом, и несбыточной мечтой, и полным неразгаданности
прошлым. Из зеленого тумана постепенно выявились характерные детали быта:
небольшая комната, цветочные горшки на подоконниках. В гостиной обитало
удивительное существо - камин, а по комнатам расхаживала царственная
кошка. Отец любил в минуты отдыха поглаживать ее, перевернув на спину;
наблюдая за ними, бывший лейтенант испытывал состояние смутных догадок: из
их приглушенного бормотанья вырастала фантастическая картина. Он вдруг
уверился в том, что и дом с камином, и отец, и эта женщина - все уже
случилось когда-то, и сейчас он живет в повторении.
Он смотрел на мать, на ее руки и знал, что живет повторением, но не
верил, что может повториться и она. Этому не бывать, - говорил он зеленому
облаку, - взрослых женщин много, но оглянись - где найдешь такую же?
Упроси ее не отдавать меня никому... Ему не терпелось, чтобы мать простила
наконец ему разбитую чашку, не надо было соваться в запретный буфет, но он
не знал, что чашки имеют свойство выскальзывать и разлетаться осколками по
полу. Удивительно даже - зачем она понадобилась ему? Но матушка умеет
прощать, и это главное. Она заглядывает в спальню и говорит: наверное,
здесь кто-то хочет перемирия? - Достойнейшее занятие, господа! - слышится
голос отца, и можно спрыгнуть с кровати и побежать к ней по мягкому ковру
- как по облаку!.. Они крепко обнялись, и ему в тот вечер больше ничего не
надо, только бы снова не огорчить ее. Больше ничего, разве что чего-нибудь
сладенького...
Он нашептывает матушке: спаси ребенка, пожалей несчастного,
малюсенькую конфеточку, самую крошечную... - После ужина - пожалуй, -
смеется она; перемирие состоялось, и она уже не обидится, услышав: самую
малюсенькую в мире, не то назову тебя жадиной, - ему известно, что
родителей так не называют, что все равно путь к конфетам пролегает через
макароны и салат. Зато потом, по уши в липких повознях, он начинает
завирать обстоятельно и без ухмылок, точно вундеркинд на экзамене: когда я
подрасту и стану большой, мамочка, я куплю себе и съем во-от такое
конфетище, а ты, мамочка, тогда будешь маленькой-маленькой, и тебе
достанется во-от такусенькая, но я с тобой поделюсь... Иначе и не бывает,
сынок, - матушка забирает его со стула и прижимает к себе. Смотри, какие
важные гости к нам пожаловали...
И он увидел: множество зеленых облачат - они, как неуклюжие, пугливые
цыплята, убегают куда-то по небу...
- Эй, облачко, к нам иди!.. - закричал он из последних сил...
Мальчуган, глотая слезы, дергал за все рычаги, какие видел перед
собой, и нажимал все кнопки, до которых мог дотянуться. Долгое время
машина каталась по кругу, и был момент, когда двигатель едва не заглох.
Потом вездеход рванулся к оврагу.