Он бродил из города в город, из поселка в поселок, хмурый,
потерянный, вечно попадая в сложные переплеты, натыкаясь на людей злобных
или нечестных. Он зарабатывал на пропитание тем, что рыл колодцы в
селениях киренских греков, стерег овец у князька насамонов - богатого
североафриканского племени, смолил лодки и плел канаты на верфях пунийцев
и египтян. Побывал в богатом оазисе Сива, где жили набожные и суровые
аммонии, чуть было не ушел вместе с ватагой разноплеменных авантюристов
искать таинственный город эфиопов Магий, слушал в корчмах россказни
мореходов и бродяг Сахары о племенах неведомых атлантов, полудиких
эгипатов, блеммийцев, гамфасантов, сатиров, гимантоподов... Сахара еще не
была пустыней, хотя со стороны Египта постепенно надвигались пески, и
могла прокормить множество племен и народов.
Прошло много времени, прежде чем финикиец опять увидел мутные воды
Нила, взбухшие в паводковом оживлении, несущие вывороченные с корнями
деревья, горы мусора и болотную зелень. Когда-то, расставаясь, Астарт
посоветовал ему идти в Левкос-Лимен: там живут хананеи и там он, Эред,
будет в безопасности - не достанут ни тиряне, ни карфагеняне. Но что ему
делать в неведомом Левкосе-Лимене без Агари, без Астарта, без Ахтоя?
На пути в Левкос-Лимен он не смог не заглянуть в ненавистный для него
Бубастис: Бубастисский невольничий рынок был одним из крупнейших в Египте.
Город встретил Эреда прохладой садов, журчанием вод в многочисленных
каналах, воплями мусорщиков и мелких торговцев.
Невольничий рынок раскинулся на берегу канала среди старых желтеющих
пальм и кряжистых ив, полоскающих свои ветви, похожие на женские локоны, в
мутных водах.
Пришедших на рынок вначале встречали орды цирюльников, массажистов,
уличных лекарей, розничных торговцев, которых в Египте называли шунами.
Они пронзительными гортанными криками зазывали клиентов и расхваливали
товар.
Старый, тощий, обожженный солнцем жрец низшего разряда в одной
набедренной повязке сидел у глинобитного забора и продавал стеклянные
флакончики с маслом клещевины - слабительным средством. В Египте считали,
что все болезни происходят от переедания, и поэтому регулярно, на третий
день каждого месяца прибегали к слабительному.
На циновке у суетливого цирюльника сидел воин-наемник неопределенной
национальности; у ног его была брошена груда доспехов и оружия. Цирюльник
брил ему голову бронзовой бритвой, наемник сидел терпеливо, вслушиваясь в
тонкий звон бронзы, прикрыв глаза. Тут же неподалеку другой мастер бритвы
и помазка совершал обрезание визжащему от боли и страха мальчугану. Слепая
старуха продавала глиняные кувшинчики с целебным финиковым вином.
Чернобородый неказистый грек, одетый, как египтянин или ливиец, в
короткую юбочку, восседал на пирамиде промасленных и залитых гипсом бочек
и на всех языках Средиземноморья предлагал чужестранцам и "правоверным
подданным величества царя Верхнего и Нижнего Египта" купить сыр, которым
питаются боги на Олимпе: сыр соленый и несоленый, с вином и медом, твердый
и мягкий, сыр копченый и сыр, высушенный на солнце...
Привлеченные криками, к нему подходили египтяне и иностранцы, живущие
в Египте, толпились у раскрытых бочек, выбирая сыры по вкусу, их
обслуживали молодые подручные грека.
Заметив в толпе внушительную фигуру Эреда, чернобородый прихлебнул из
огромного сосуда, стоявшего на самой вершине пирамиды, и крикнул ему,
путая финикийские и еще какие-то слова, никогда не слышанные Эредом.
- О храбрый муж, слава богам, прибой судьбы выбросил тебя к моим
бочкам, но не сыр тебе нужен, я сразу вижу, и не кикеон - напиток богов...
Я знаю, что тебе нужно, подойди ближе, и ты всю жизнь будешь целовать мои
ноги, возносить хвалу богам. Заинтригованный Эред приблизился. Грек
соскользнул на землю и из висевшей на дереве сумы извлек груду кореньев.
- Нет, и это тебе не нужно - сладкий корень от кашля. А вот белена и
дурман, собранные в Вавилонии. Нет, нет, ты послушай, собирают их ночью,
высушивают в тени, выдерживают в хранилище, двери и окна которого выходят
на север... Неужели не купишь?
- Хорошей тебе торговли, купец, но белена мне не нужна. Скажи мне
лучше...
- Да видят боги, для такого могучего мужа мне не жалко... - Он опять
запустил руку в суму, поискал и вытащил на свет глиняный сосуд, заткнутый
деревянной пробкой, - мне не жалко вот этого чуда из чудес - средство от
облысения!..
- Не нужно мне... - сопротивлялся Эред.
- Не тебе, так твоим друзьям, родственникам, родственникам друзей и
друзьям родственников!
- Скажи мне, купец...
- О видят боги, все скажу, только купи это чудо, замешенное на жире
льва, гиппопотама, змеи, кошки и каменного барана! Стоит только втереть в
кожу головы... Это тебе не какая-то касторка, которой мажутся бедняки...
Эред было уступил, чтобы расположить к себе этого пройдоху; ему нужен
был посредник для разговора с работорговцами, но чернобородый загнул
непомерную цену. На эти деньги можно было бы купить добротную египетскую
унирему или стадо баранов.
Видя, что с Эреда нечего взять, грек произнес что-то по-египетски, и
цирюльники, лекари, их клиенты, торговцы, нищие - все засмеялись,
разглядывая Эреда.
Эред вздрогнул, как от пощечины, по лицу забегали желваки. Он
неожиданно прыгнул и поймал шустрого грека за шею.
- Ну-ка, уважаемый, переведи мне, что ты сказал?
Их обступила толпа. Молодые приказчики купца побежали звать на помощь
- тут же появился страж порядка, полуголый измученный маджай в старых,
стоптанных сандалиях. Откуда-то набежали вездесущие мальчишки. Толпа была
в восторге от того, что два чужеземца сцепились и вот-вот в ход пойдут
ножи.
Но грек сдался.
- Ты хотел что-то спросить у меня, финикиец? - проговорил он с
натугой, тщетно пытаясь разжать железные пальцы Эреда.
- Пойдем со мной, - сказал Эред.
- С большой радостью, только не дави мне шею, она и так у меня
тонкая. Хочешь, мы будем пить с тобой кикион, напиток богов?
Эред выбрался из толпы и пошел по невольничьему рынку, обняв за плечи
грека, словно тот был его лучшим другом. Маджай потерял к ним интерес, сел
на берегу и, не снимая сандалий, спустил ноги в воду.
Рабы стояли на солнцепеке связками по пять-десять человек. Каждый
пятачок тени был занят работорговцами и их клиентами: они беседовали, пили
вино и пиво, спорили или считали слитки серебра. И только для самого
ценного товара - искусных мастеров и юных девушек - нашлось место в тени у
хозяйских помостов.
Рабы стояли утомленные, понурые. Не привыкший к африканскому солнцу
белокожий сабинянин неожиданно пошатнулся и упал. На него набросились
надсмотрщики, потом, видя, что побои не помогают, оттащили к каналу и
принялись отливать водой.
Среди рабов, выставленных на продажу, были только чужеземцы - рослые
и рыжеволосые арамеи, кривоногие, мускулистые мидяне, привыкшие к бешеным
конским скачкам без седла, тяжеловесные, огромные ассирийцы, которых
продавали по самой низкой цене - в Египте их не любили, стройные
черноволосые филистимляне и низкорослые крепыши сирийцы, потомки
знаменитых хеттов, память о которых хранилась в Египте со времен великих
походов Рамсеса...
Измученная солнцем женщина с ребенком на руках - по облику и выговору
ассириянка - отгоняла от ребенка мух пучком ивовых ветвей и умоляла
прохожих:
- Купите нас, мусри [мусри (ассирийское) - египтяне]. Купите нас...
Для Эреда было тяжкой мукой бывать на невольничьих рынках: прошлое
еще жило в нем.
- Ты заметил, финикиец, они своих совсем мало продают, - болтал без
умолку грек. - У них чтут старые законы, особенно законы Хуфу и
Бакнеренфа. Фараон Бакнеренф, сказывал мне один начитанный шун, еще
полтора столетия назад запретил частным лицам обращать в рабство
должников-египтян.
- Хороший закон, - вздохнул Эред и рассказал купцу, что ищет
финикиянку по имени Агарь, затем попросил его поговорить с работорговцами,
может, кто-нибудь подскажет, где она.
- И ты думаешь на самом деле отыскать ее? - изумился грек.
- Ищу...
- Таких дурней на свете больше не сыщешь. Вон сколько девушек и
женщин, а подавай ему Агарь. Воистину боги наделяют умом, или силой. Если
тебе не поможет старуха Ноферхонх, значит, в подлунном мире никто тебе
больше не поможет.
33. НОФЕРХОНХ
Ноферхонх оказалась старой египтянкой, скрюченной недугом. Одной
рукой она опиралась на увесистую клюку, увешанную талисманами и кусочками
папирусов с магическими письменами, другой - на плечо мальчика нубийца.
Седые сальные пряди ее выбивались из-под замусоленного кожаного пояска,
стягивавшего ее сухую мелкую голову.
Старуха медленно тащилась вдоль выставленных на продажу невольников,
приглядываясь и прицениваясь.
Грек подошел к ней, перекинулся несколькими фразами и указал на
Эреда, возвышавшегося на две головы над толпой. Потом замахал ему руками.
Эред, чувствуя, как заколотилось сердце, в два прыжка очутился возле
них.
- Расскажи подробней, как она выглядела, - сказал грек ему.
Эред, волнуясь, сбиваясь, долго обрисовывал девушку. Неожиданно
старуха протянула к его лицу растопыренную костистую пятерню, сверкающую
перстнями. Эред отпрянул. Старуха хрипло засмеялась и что-то сказала
греку, тот перевел:
- Какого цвета ее глаза, выбери камень.
Эред указал на печатку из непрозрачного черного камня с едва
заметными красноватыми крапинками. Старуха кивнула, заговорила.
- Она знает эту женщину! - воскликнул купец, не веря своим ушам. -
Воистину небо любит дураков! Она запомнилась!
Эред вытер ладонями влажное лица. "О Ваал!.."
- Где Агарь? - тихо спросил он старуху. - Где?
- Хи! - старуха оттолкнула клюкой Эреда.
- Она говорит, потом, - шепнул грек, - ты ей лучше не мешай.
Старая Ноферхонх из множества рабов выбрала одну, на первый взгляд
невзрачную киммерийку, собственноручно вымыла ее в канале - у старухи
оказались сильные и проворные руки. Потом посадила нагую рабыню на низкий
треногий табурет посреди дощатого помоста, высушила ей волосы, вытирая их
куском белоснежного льняного полотна, сделала красивую прическу, взбив ей
волосы и скрепив хитроумное нагромождение на голове золотыми шпильками,
нарумянила и припудрила слегка лоб и щеки, густо начернила ресницы, черной
же, модной, помадой подвела губы. Мальчик нубиец держал перед Ноферхонх
раскрытые ящички и шкатулки с гребнями, пинцетами, зеркалами, дорогими
украшениями... Старуха выбрала из доброй пригорошни различных серег
тяжелые золотые с ярким зеленым камнем, но оказалось, уши рабыни не
проколоты. Старуха тут же подозвала цирюльника, и вскоре в мочках ушей
молодой рабыни красовались серьги. Туалет рабыни завершили массивные
браслеты - ножные и ручные - и узкое египетское платье из яркой дорогой
ткани.
Когда рабыня поднялась со стула, все притихли: на помосте стояла
совершенно другая девушка, если не красавица, то очень хороша собой.
- У этого старого пугала редкий дар видеть в людях красоту, -
зашептал Эреду на ухо восхищенный купец. - Мимо этой киммерийки прошли
толпы покупателей, и никто не обратил на нее внимания.
- Ай да Ноферхонх, золотые руки! - восторженно цокали языками и
раскачивались из стороны в сторону солидные работорговцы, сидевшие на
помостах сложив калачиком ноги.
- Сама богиня Хатор поила Ноферхонх молоком, когда она была в
колыбели, - шептались в толпе простых зевак.
