всегда были набожнее своих господ.
- Астарт... - прошептала Ларит, прижавшись к его плечу, - как же
мы...
Астарт грубо оттолкнул женщину и, подняв меч Эреда, стремительно
сбежал вниз. С желваками ярости на скулах растолкал он охрану у ворот,
вырвал из скоб окованное бревно-запор, мощным напором плеча приоткрыл
тяжело заскрипевшую створку и вышел из тени арки.
Ослепительное солнце заставило на мгновение зажмуриться. Шаг, второй,
третий...
Жрец напряженно вглядывался в его лицо. В бесцветных глазах
Верховного жреца мелькнул страх! И страх нарастал.
- Уйди, богохульник! Проклинаю!
Жрец закрылся обеими руками. Из-под рукавов выглядывал дрожащий
старческий подбородок, покрывшийся испариной.
Астарт, готовый ко всему, молил, чтобы боги запоздали с карами, чтобы
он успел совершить то, что задумал. Он застыл на миг с занесенным над
головой бурым от вчерашней крови мечом.
И меч опустился. Жрец рухнул.
"Медлят боги!" - Астарт повернулся и медленно вошел в крепость. Весь
Тир ждал небесного грома.
- Это не бог, - сказал Астарт, стараясь владеть собой, - это жрец.
Вокруг - гипсовые лица и застывшие глаза.
- Это жрец! - крикнул он. - Теперь все вы можете спастись! Бегите в
гавань! Слышите! Никто вас не тронет!..
Тишина, пробирающая до костей.
Он протянул руку Ларит.
- Ты не останешься с ними. Они уже мертвы.
В сердце женщины боролись страх и бунтарская гордость за любимого. Но
Астарт - богоотступник! Ее Астарт восстал не только против людей, но и
богов!.. "Ибо крепка, как смерть... И пусть нас поразит вдвоем!"
Она шагнула к нему, крепко сжала его твердую ладонь.
Эред оглянулся - ни одного живого взгляда, словно кто-то собрал в
одну толпу десятки мумий и каменных изваяний. Остаться с ними - еще
страшнее, чем последовать за Астартом. И, сорвав с пояса ближайшего раба
меч вместе с ножнами, догнал Астарта и Ларит.
Хромой было выбежал из ворот вслед за Астартом, но, оглянувшись,
остановился, потоптался на месте и вернулся в крепость.
Неожиданно от толпы мудрецов и звездочетов, пришедших на созерцание
триумфа Слова Всевышнего, отделился тощий человечек в гигантском парике и
раззолоченных одеждах, состоящих из нескольких юбок. При полном молчании
он присоединился к Астарту и его друзьям, решительно шагавшим сквозь
разверзшуюся толпу. От них шарахались, как от прокаженных, боялись их
взгляда, прикосновения, звука, слетавшего с их уст...
Забравшись в первое попавшее суденышко, Астарт окинул суровым
взглядом своих спутников и с трудом узнал Ахтоя.
Египтянин не посчитал святотатством убийство жреца. Убитый -
служитель Мелькарта, а по новой теории Ахтоя Мелькарт - не воплощение
Осириса, как считалось испокон веков, ибо Царь Мертвых, Осирис, не может
пожирать живых людей, как это делает тирский Молох-Мелькарт.
- Провались этот мир купцов с их законами, напялившими на жреца
истины конский хвост! - Ахтой сорвал с головы парик и швырнул в воду. На
гладкой лысине отразилось солнце. Как ни тревожно было на душе, Эред
улыбнулся и тут же испуганно посмотрел на Астарта. Неожиданно Астарт тоже
улыбнулся, на глазах Ларит навернулись слезы, она рассмеялась нервным
смехом.
Сильный шквал с севера возвестил о приближении шторма. Чайки,
перебирая тонкими лапками, расхаживали по затянутой в камень набережной.
Парус оглушительно полоснул на ветру. Лодка помчалась навстречу шторму.
Тир молчал.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ОХОТА ЗА БОГАМИ
16. ЕГИПЕТ
"Вратами северных стран" оказалась невзрачная таможенная крепостица
не берегу одного из рукавов Дельты Нила. В обычной для порта сутолоке, в
толпах матросов, чиновников, купцов можно было разглядеть и киренских
наемников в медных доспехах, и жрецов-исиаков в леопардовых шкурах,
заклинателей змей, парасхитов, чернобородых греков в белых одеждах, и
финикийских мореходов в коротких юбках. Египет чувствовался во всем: в
возгласах водоносов и призывных криках сандальщиков, в согнутых спинах
прачек-мужчин, стирающих на берегу Нила, в сладковатом аромате свежих
лепешек из семян лотоса, в расписных пилонах храма, в знойном дыхании
пустынь, сдавивших узкую долину с обеих сторон.
Астарт лихо врезался в гущу лодок, унирем, парусных галер, ткнувшись
резной физиономией патека на носу суденышка в осклизлый причал под гвалт
разноязычной ругани кормчих, треск бортов и весел. Тотчас, словно в сказке
о чудовищах-невидимках, возникла фигура таможенного чиновника в
традиционном парике.
- Кто, откуда, зачем? - выпалил он на трех языках.
- Достопочтенный, скажи что-нибудь на языке, которым тебя снабдили
боги. Страсть, как соскучился по родному слову, - попросил Ахтой,
завязывая свой знаменитый мешок.
- Египтянин?
- Конечно!
- И ты знаешься с этими... с погаными? - чиновник покосился на Ларит.
- Гм... платите въездную пошлину, а также пошлину за право торговли с
правоверными и пошлину на право торговли с неверными.
- Мы не торговать, - возразил Астарт, - у нас нет товаров. Мы посетим
Мемфис, чтобы поклониться гробнице Имхотепа, и покинем Египет. Мы спешим в
Иберию.
- Мои уши не хотят ничего слышать.
Получив несколько медных слитков, чиновник черкнул что-то на счетной
доске, сунул ее под мышку и побежал к следующему судну.
По причалу бродил увешанный лентами глашатай. Он бил в тимпан и
кричал, перекрывая все звуки гавани:
- Номарх Иму-Хента, властитель Бубастиса, князь, хранитель печати,
единственный семер, великий в должности, высокий в чине, стоящий во главе
людей нома, губернатор "Врат северных стран", могущественный вельможа
Схотепигор объявляет всем врачам, врачевателям и лекарям, прибывшим из
других стран: кто излечит от дурной болезни красавицу наложницу, будет
радоваться жизни до конца дней своих...
У Ахтоя загорелись глаза. "Сами боги толкают испытать мое открытие!"
- Эй, - крикнул он к неудовольствию друзей, - уважаемый, прикрой
горло и подойди сюда...
Ахтой отправился в Бубастис на княжеской повозке, запряженной мулами.
Эред не мог забыть свою Агарь, он поклялся обойти все невольничьи
рынки Вселенной, но отыскать ее.
Бубастис, куда поехал Ахтой, - один из старейших центров торговли
рабами в Египте. Поэтому Эред присоединился к Ахтою.
Во дворце номарха друзей приветливо встретили, Эред остался в саду, а
лекаря провели в покои князя.
Властитель нома оказался хилым, лысым стариком. На его затылке, за
ушами чудом уцелели пучки тонких, как паутина, седых волос. Номарх скорбно
покачивался в кресле, закрыв лицо пожухлыми ладонями.
- "Поздно, - догадался Ахтой, - нет уже бедной женщины".
- Вот мой господин, любимый богами, - благоговейно прошептал евнух,
сопровождающий лекаря, и, упав на живот, ящерицей скользнул к креслу.
Евнух с чувством облобызал ремешки на сандалиях номарха. Князь от
неожиданности вскрикнул и стал судорожно хватать воздух широко открытым
ртом, обнажив редкие, гнилые зубы. Евнух перепугался, схватил опахало и
принялся обмахивать старика. Постепенно дряблые щеки вельможи приобрели
живой цвет, его дыхание стало ровнее.
- Болят? - спросил мемфисец.
- Что? - очнулся вельможа.
- Зубы болят?
- Давно уже, - князь обреченно махнул рукой и, сняв со стены плеть,
отстегал евнуха.
- Могу вылечить.
- Ты лекарь?
Ахтой мог бы свободно и безболезненно заговорить хоть тридцать два
больных зуба, но пару уцелевших клыков номарха он решил лечить по своему
новому методу. Осмотрев зубы, он бегом спустился в сад. Нужно иметь
колоссальное воображение, чтобы в распустившемся венчике строфана
разглядеть сходство с больным зубом. О Ахтой, где твои хваленые познания
трав, где твой многолетний опыт? Но первооткрыватели - увлекающиеся
натуры...
Ахтой нарвал целую горсть бледно-фиолетовых цветков и заставил князя
разжевать, а кашицу положить не больные зубы. Номарх, морщась от горечи,
добросовестно все перемолол. В тот же миг он схватился за сердце, кашица
потекла по сморщенному подбородку. Не произнеся ни звука, номарх
скончался.
Ахтой стоял над мертвым потрясенный. И даже то, что по законам Египта
лекарю, умертвившему пациента, уготована та же участь, его не волновало.
- Мой милый господин, ты ничего не замечаешь?
- Никого и ничего не хочу видеть. Сейчас - только ты.
- Нет, во мне ничего не замечаешь?
- У тебя лукавый вид.
- У меня есть тайна. Если не будешь больше ругать меня за
недосоленное мясо и прокисшее молоко, я, может быть, расскажу...
По доскам причала загрохотали конские копыта. Испуганный таможенный
чиновник бежал впереди всадников и что-то говорил, показывая в сторону
суденышка друзей.
- Вы приехали с лекарем по имени Ахтой? - спросил один из всадников,
осадив коня у самого края дощатого настила.
Астарт кивнул, стараясь угадать, откуда ждать беды.
- Взять их! Они соучастники убийства великого князя!
17. АСТАРТ В БУБАСТИСЕ
- Еще в тюремных ямах мы не кисли, - недовольно бормотал Астарт,
разглядывая толстую металлическую решетку, прикрывавшую тюрьму сверху.
Избитый Ахтой сплевывал кровью. Эред, которому тоже досталось, молча
сидел рядом с ним на истлевшем соломе, слежавшейся в пласты вроде глины.
Обитатели тюрьмы - мелкие воришки, ионийские купцы, промышлявшие шкурами и
мускусом крокодилов, девушка-египтянка, обвинявшаяся в том, что зналась с
"поганым" эллином, - негромко переговаривались в ожидании приговоров. Им
грозили не более чем публичные экзекуции. Правда, ионийцы, посягнувшие на
жизнь и честь священных животных Египта, должны были по закону поплатиться
головами, но их друзья и Навкратиса внесли в Саисский храм бога Себека
столь солидный куш, что правосудие выразило готовность сделать исключение.
Ахтой, перестав сплевывать, собрал вокруг себя друзей и сообщил
шепотом:
- Один из нас может спастись.
- Ну да! - усомнился Эред.
- У меня в мешке остался кусочек дурманящего корня. Если его
разжевать и проглотить, то человек какое-то время будет выглядеть мертвее
покойника.
- Кто же должен спастись? - спросил Астарт.
- Конечно, ты. Только ты можешь выручить нас всех. Эред нечего не
сделает при всей его силе. Я тоже не смогу. Здесь нужен такой пройдоха,
как ты.
- Как же я вас вытащу отсюда?
- Пусть боги подскажут, ты их любимец, раз они простили тебе все твои
смертные грехи. Со иной они молчаливы.
Ларит обвила руками шею Астрата и зашептала в самое ухо:
- Помнишь, я говорила про тайну? Мой милый господин, ты будешь
отцом...
Астарт лежал на узком, ничем не покрытом каменном столе. Два
лысоголовых парасхита готовились бальзамировать финикийца, получив за это
перстень Ларит.
- Мертвец-то как живой, - сказал один парасхит, с кряхтением подтащив
к столу каменный сосуд с текстами заупокойных молитв на стенах.
Астарт приоткрыл глаза. На крышке сосуда красовалась статуэтка
Анубиса с головой шакала. "Канопа, - догадался он, - черепок для
внутренностей". И почувствовал, как ладони стали липкими.
Судя по канопе, Астарта ожидал неплохой саркофаг, а затем и гробница,
не глинобитная, конечно, а высеченная в скале, как у богача: перстень
Ларит с невзрачным камнем-сердоликом, был оценен неожиданно высоко.
Сердолик почитался в Бубастисе как священный камень.
Второй парасхит и рассказал довольно затасканный анекдот о пьянчуге,
