Боннет не имел никакого влияния на свои собственные поступки. "Возмездие"
сопровождало "Месть королевы Анны" в плавании на север, к Вирджинии, и
хотя Боннет отдавал приказы и управлял кораблем, на самом деле его голосом
командовал Тэтч. Словно во сне Боннет принял амнистию из рук губернатора
Северной Каролины, Эдена, и намеревался отплыть на юг, на Барбадос, где
собирался вернуться в привычный круг богатых плантаторов, насколько это
было возможным. Тэтч, планировавший оказаться убитым, чтобы потом
возродиться в новом теле, явно чувствовал, что было бы неплохо иметь под
рукой богатого джентльмена или пусть даже экс-джентльмена - в качестве
послушной марионетки.
С момента получения амнистии Боннет все больше и больше становился
самим собой. Тэтч явно полагал, что Боннет больше всего на свете мечтает
вернуться к своей прежней жизни, и поэтому не слишком давил на старика.
На самом же деле Боннет страшился возвращения на Барбадос больше, чем
смерти. В свое время он был там уважаемым гражданином как вышедший в
отставку армейский майор и как зажиточный плантатор. И потому мысль о
возвращении в родные края в качестве бывшего пирата, да еще такого,
который предпочел спрятаться от правосудия под юбкой королевской амнистии,
была ему просто невыносима.
Всякие надежды, которые он мог питать, что обитатели этого отдаленного
острова останутся в неведении относительно его пиратской карьеры, рухнули,
ибо второе судно, которое он захватил в свое время, было "Торбет", корабль
с Барбадоса. Хоть он и знал, что ему не следует оставлять свидетелей, у
него не хватило духу отдать приказ перебить всех пленных, а кроме того
Дэвид Хэрриот не остался бы в стороне, если бы людей, с которыми он плавал
всю свою жизнь, убивали у него на глазах.
Вдобавок ко всему прочему при мысли о встрече с женой он едва не терял
сознание от ужаса. Она была сущей мегерой, и до сих пор он частенько
просыпался весь в поту, и в ушах звучал ее пронзительный голос:
"Убирайся, ты, дрянной слизняк! Свинья вонючая!", и всегда он бежал из
собственного дома, пылая желанием убить и ее, и себя заодно.
Будущее обещало лишь одно: возвращение на Барбадос и к жене, если
только... если только он не сумеет расстроить планы, которые Тэтч
вынашивал на его счет. И вот четырнадцатого сентября он отправил Хэрриота
в город отыскать и собрать как можно больше членов старого экипажа - он не
хотел брать с собой ни одного, кто плавал с Тэтчем или Дэвисом, - а потом
собрать их на борт "Возмездия". Этот корабль не был пиратским призом,
захваченным в бою, Боннет оплатил каждую дощечку, каждый ярд канатов, и
чиновники порта не имели ничего против его отплытия на "Возмездии".
Выбравшись в открытое море, он тотчас же велел соскрести старое название
"Возмездие" и написать новое: "Король Джеймс".
А потом Боннет принялся нарушать условия амнистии. Не успело солнце
сесть в тот день, как он уже взял на абордаж корабль, а в последующие
десять дней захватил еще одиннадцать. Добыча была мизерная: табак,
свинина, гвозди и иголки - но он занимался пиратством на глазах у всех.
Экипажам ограбленных кораблей он представлялся как капитан Томас, ибо не
хотел, чтобы слухи о нем дошли до Тэтча прежде, чем он окажется вне
пределов досягаемости.
А чтобы достичь этого, он решил воспользоваться планами Тэтча насчет
собственного поражения. Поскольку Боннет был полностью во власти Тэтча,
тот только с ним одним обсуждал детали своего плана. Правда, Боннет хотел
воспользоваться им в более скромных целях. Тэтч собирался в конце концов
получить бессмертие, а Боннет искал лишь скорой смерти в бою, а если не
повезет, то суда и виселицы. Он поднялся на "Короле Джеймсе" по реке Фир
для ремонта, но отпустил капитана и экипаж последнего захваченного корабля
лишь после того, как они увидели, где он встал на якорь.
Губернаторские войска под командованием полковника Ретта не преминули
прибыть в устье реки вечером двадцать шестого числа. И Боннет позаботился
о том, чтобы его попытка сбежать пришлась утром на время отлива. Хотя
Хэрриот опешил от последних команд своего капитана, Боннет преуспел в
своих намерениях и посадил корабль на мель. В последний момент Боннет
попытался взорвать пороховой погреб, взрыв которого разнес бы в клочья его
самого и весь его экипаж, но его остановили прежде, чем он успел подпалить
фитиль.
Затем было обратное путешествие в Чарлстон в кандалах. Его экипаж тут
же заперли в церкви анабаптистов в южной части города под охраной целой
роты милиции, но Боннета и Хэрриота отправили на гауптвахту на берегу реки
Эшли под охраной лишь двух часовых.
Через две недели оба сторожа одновременно отправились в город обедать,
а дверной замок проржавел настолько, что один пинок ногой вышиб его
напрочь. В глубине души Боннету все же не хотелось испытывать унижения
суда и публичной казни, поэтому, вдохновленные такой небывалой удачей, они
с Хэрриотом выбрались из камеры, украли лодку, проплыли под стенами форта
Джонсон и вышли в море.
Погода тут же испортилась, поднялся ветер, нависли дождевые тучи, и им
пришлось высадиться на острове Салливан к северу от порта. И только тогда
они задумались: не слишком уж легко им дался этот побег.
Погода не улучшалась. Беглецы умудрились соорудить палатку из паруса
лодки и две недели жили на черепахах и камбале, зажаренных на костре,
который они тщательно укрывали от посторонних глаз. Боннет надеялся, что
рассеянный дымок не будет заметен во время ненастья. Очевидно, он ошибся.
Боннет сорвал сухой лист пальмы и бросил его в костер; огонь затрещал,
разбрасывая искры. Боннет надеялся, что эти звуки скроют шум шагов
полковника Ретта и его людей.
- Да, - продолжал Боннет громко, - нам с тобой обоим пойдет на пользу
возможность распоряжаться новым кораблем, Дэвид! Мне не терпится захватить
несколько богатых купеческих судов - теперь уж я не повторю прежних
ошибок. Никогда больше не оставлю я ни одного человека, который мог бы
давать показания против меня, в живых. - Он надеялся, что Ретт и его отряд
слышат эти его признания. - Куда лучше попользоваться женщинами,
расстреляв мужчин, а потом и тех и других отправить за борт на корм
акулам!
Хэрриот явно не был обрадован такими планами своего капитана, а бокор
смотрел на Боннета с подозрением.
- Что это ты затеял? - спросил он. Бокор был особенно настороже,
потому что от благосклонных карибских лоа их отделяли многие мили.
Чернокожий поднял руку и пошевелил пальцами, словно проверяя ветер на
ощупь.
"Где же вы, Ретт? - с отчаянием подумал Боннет. Ему становилось все
более в тягость притворяться веселым. - Неужели еще не заняли нужную
позицию? Неужели ваши ружья еще не заряжены, курки не взведены, и вы не
взяли нас на прицел?"
Индеец поднялся и оглядел прогалину между дюнами.
- Да, - сказал он негру, - у него есть какая-то скрытая цель.
Пальцы бокора все еще плели сложные узоры в воздухе, но теперь рука
протянулась в сторону холма, закрывающего их со стороны моря.
- Там... Чужие! Близко! - Он быстро повернулся к индейцу. - Защитные
чары! Скорее!
Рука индейца метнулась к расшитой кожаной сумке на поясе.
- Стреляйте! - завопил Боннет.
Дюжина почти одновременных выстрелов сотрясла воздух; песок взлетел
фонтанчиками по всей прогалине, вихрь искр взвился от костра. С вершины
холма донеслись крики, но Боннет не разобрал слов. Он медленно повернул
голову и огляделся.
Индеец сидел на песке, сжимая руками рваную рану на бедре. Бокор с
изумлением смотрел на изувеченную правую руку - запястье было перебито, а
пальцы оторваны. Дэвид Хэрриот лежал на спине, пристально глядя в небо;
посередине лба зияла дыра, и кровь уже образовала на песке вокруг его
головы темное пятно.
"Прощай, Дэвид, - подумал Боннет. - Я рад, что смог оказать тебе по
крайней мере эту услугу".
Полковник Ретт и его солдаты, скользя в песке, бежали вниз по склону,
держа в руках заряженные пистолеты. Боннет с сожалением подумал о том, что
пуля - при первом залпе - миновала его.
Это значит, что он останется в живых... Это значит, что теперь его
ждет суд, а потом казнь - гнусное развлечение для жителей Чарлстона:
индейцев, матросов, трапперов, случайно оказавшихся в городе. Он будет
дергаться и кривляться в петле, у всех на глазах обмочит штаны...
Боннет поежился и подумал: может, еще не поздно спровоцировать Ретта и
его людей, чтобы они пристрелили его на месте?
Нет, поздно. Ретт успел подбежать к нему и заломить руки за спину.
Запястья быстро оказались связаны прочной веревкой.
- Добрый день, майор Боннет, - холодно произнес Ретт.
Озноб прошел, и Боннет почувствовал, что успокаивается. Он расправил
плечи, как подобает бывшему армейскому офицеру, и поднял глаза на
полковника.
"Что ж, я умру позорной смертью, - подумал он, - но по крайней мере ни
перед кем не останусь в долгу. Я заслужил смерть, которая меня ждет. Не
пиратством - я никогда не занимался им по доброй воле. Теперь мне не нужно
обманывать себя насчет того, другого дела..."
- Добрый день, полковник Ретт, - ответил он.
- Свяжите чернокожего и индейца, - приказал Ретт своим людям, - и
отведите в лодку. Не стесняйтесь подбодрить их острием ножа, если они
будут недостаточно проворны. - Полковник пнул Боннета. - Это же относится
и к вам.
Боннет двинулся вверх по песчаному склону прямо в серое небо. Он почти
улыбался.
"Нет, - сказал он себе. - Не следует дольше притворяться перед собой,
будто я был под действием наркотика, когда забил до смерти ту бедную
шлюху, так похоже изображавшую мою жену. Теперь мне предстоит, хотя судить
меня будут за другое, расплатиться за это преступление, и я рад, что
нашлись люди, способные воздать мне по заслугам".
Боннет вспомнил о Черной Бороде.
- Не позволяйте мне снова сбежать, слышите! - обратился он к Ретту. -
Заприте меня в надежном месте, откуда никто не сможет меня освободить, и
приставьте хорошую охрану.
- Не беспокойтесь, - ответил полковник.
ГЛАВА 20
Когда первые проблески зари над островом Окракок разогнали
предрассветную тьму, Тэтч довольно хмыкнул, увидев в устье бухты силуэты
двух военных кораблей, вставших там на якорь еще с вечера. Пират-великан
выплеснул в рот последние капли рома и помахал бутылкой Ричардсу.
- Вот еще одна для Миллера, - сказал он. - Я ему отнесу.
Он глубоко вздохнул, наслаждаясь смесью прохладного предрассветного
воздуха и паров рома. Казалось, сам воздух застыл в напряженном ожидании,
словно натянутая струна - еще немного, и она лопнет.
Хотя это ему уже и опротивело, он заставил себя прожевать и, едва не
подавившись, проглотить большую конфету из какао пополам с сахаром.
"Этого должно быть достаточно, - сказал он себе, - пожалуй, никто в
мире не выпил столько рома и не сожрал столько сладостей, сколько я за эту
ночь. Могу поклясться, во мне не осталось ни капли крови, которая бы не
была пропитана алкоголем и сахаром".
- Мы еще можем проскользнуть на восток, кэп, - нервно сказал Ричарде.
- Прилив достаточно высок, мы сможем пройти на этом шлюпе по отмелям.
Тэтч потянулся.
- И бросить нашу добычу? - спросил он, тыкая пальцем в качающийся на
волнах в тридцати ярдах от них шлюп, захваченный ими вчера. - Не-а, мы
справимся с этими вояками.
Ричарде встревоженно нахмурился, но промолчал. Тэтч ухмыльнулся,
направляясь к трапу, ведущему на пушечную палубу. Сдается, подумал он,
что, застрелив Израэля Хандса, я убил сразу двух зайцев. Теперь они все
