он сказал:
- Теперь открой глаза и подойди к тому окошку, которое смотрит на
площадь. Скорее!.. Ты разве не слышишь?
- Я уже открыла, - печально отозвалась из темноты Лея, и Гей уловил в
ее голосе слезы.
- Не смей плакать! - закричал он, подпрыгивая на люке, который снова
начали приподнимать грубы.
- А что такое - плакать? - спросила Лея.
Она встала на ноги и, вытянув руки, пошла на голос Гея.
- Ты где, мальчик?
Гей взял ее за руки и втащил к себе на крышку люка. Теперь ломившимся
грубам стало совсем тяжело поднимать ее, и они о чем-то заспорили. Гей
держал девочку за руку и недоумевал - куда же делся свет ее глаз. В тем-
ноте еле-еле мерцали какие-то желтые точки, и мальчик все понял: слезы
застилали свет. И еще он увидел, как светлые капельки падали на пол и
там ярко разбивались и гасли.
- Лея! - крикнул Гей. - Слезы воруют свет! Ты должна сейчас же засме-
яться, слышишь?
- Но мне совсем не весело, - ответила девочка. - У меня даже сердце
стало тихим-тихим. Я не хочу больше оставаться в этой башне.
Мальчик прижал ее голову к груди и заговорил:
- Я тоже не хочу оставаться в этой башне, но в городе темно, потому
что в него пришла беда. Вытри слезы, улыбнись и выгляни в окно. Ты уви-
дишь дедушку Дата. Он сидит на площади у бассейна и ждет.
- Беда, это пауки? - переспросила Лея. - Я теперь все знаю и выгляну!
Она спрыгнула с люка, и Гей заметил, как темнота стала рассеиваться.
Он отчетливо видел корзинку, оконные переплеты фонаря башни и Лею. Свет,
еще не совсем прежний, но сиял в глазах девочки. Горбуны тут же начали
приподнимать крышку, и Гей запрыгал на ней.
- Ты танцуешь, как Чики-Чик! - Лея улыбнулась, и глаза ее ярко засия-
ли.
Золотистый свет наполнил фонарь, и темнота отхлынула от башни. Девоч-
ка встала на корзинку, высунулась в окно.
- Дедушка-а! - закричала она. - Я здесь!
Но тут в окно заглянул пучеглазый паук-крестовик, за ним другой, тре-
тий...
Как только из фонаря каланчи ударил сноп света и осветил площадь,
бассейн, сидящих на земле мастеров и охраняющих их грубов, мудрый Лат
поднялся. Грозен был вид старого мастера. Седые волосы из-под шапочки
торчали в разные стороны, сквозь прорванную куртку виднелось исхудалое
тело.
- Мо-олики! - загремел над площадью его голос. - Станьте смелыми и
беспощадными! Над нами - солнце, перед нами - враг!
Молики вскочили на ноги и, потрясая сверкающими мечами, бросились на
ослепших от яркого света грубов. Они быстро расправились с охраной и
чуть было не добрались до самого Граба. Но перепуганная лягушка так по-
несла его прочь, что догнать его было невозможно. Воодушевленные молики
потеснили растерявшихся захватчиков. Треск, крики и топот стоял над пло-
щадью. Уже дрогнули грубы и бросились вон из города, но подоспела коро-
левская гвардия и отряды пауков-крестовиков. Они яростно набросились на
мастеров и стали отбивать их назад к бассейну. А из фонаря пожарной ка-
ланчи ярко струился свет, и, глядя на него, молики дрались смело.
А что в это время делал муравей?
Он незаметно прошмыгнул мимо часовых, охраняющих город, и теперь ка-
рабкался вверх по спине Ашурбода, который вытаптывал огромными сапогами
зеленую траву. Муравей, еще когда входил в город, заметил в отверстии
головы великана своего врага Мохнобрюха и решил расправиться с ним. Он
добрался до отверстия и заглянул внутрь. Мохнобрюх спокойно лежал на
спине и, поглаживая брюхо, наблюдал за вращающимися шестеренками.
- Ну, берегись, главный палач! - крикнул муравей и прыгнул на паука.
Сцепившись, они стали кататься вокруг механизма. Мохнобрюх был очень
силен и изворотлив, и, когда у муравья отломилась одна челюсть, он сов-
сем насел на него.
- Раб! - шипел Мохнобрюх. - Я съем тебя!
Но муравей изловчился и из последних сил ударил его ногами в круглое
брюхо. От удара Мохнобрюх попятился, запнулся и опрокинулся под шесте-
ренки.
И как тогда, когда Мохнобрюх сунул кирпич под зубья шестеренок и ме-
ханизм начал вращаться в обратную сторону, так и теперь, ударившись
зубьями о Мохнобрюха, шестеренки закрутились в своем прежнем направле-
нии. Как только это произошло, Ашурбод затряс головой и с испугом уста-
вился на закрывшую город коробку. Потом перепачканными в глине руками
так сдавил лицо, что по щекам поползли черные слезы.
- Что я наделал? - выкрикнул он и огромным сапогом пробил в стене ды-
ру.
Еще не успела осесть пыль, как в пролом устремились стройные ряды
кузнечиков с пиками в передних лапах. Впереди всех подпрыгивал в одном
башмаке Чики-Чик и громко стучал в барабан. Муравей сбежал вниз и присо-
единился к ним.
Увидев подмогу, молики воспрянули духом и с двух сторон ударили по
грубам. Ах, как заметались в кольце вислоносые захватчики! Они бросились
спасаться в дома и подвалы, но их всюду доставали острые пики кузнечиков
и светлые мечи мастеров. Сам Граб на своей лягушке не ускакал далеко.
Лягушка прыгнула в бочку с позеленевшей водой и увлекла за собой Граба.
От короля горбунов остался плавать на поверхности только завядший коло-
кольчиковый колпак, вокруг которого всплывали и лопались грязные пузыри.
Увидя гибель короля, грубы начали отступать в другой угол, куда не дохо-
дил свет из каланчи и где было темно и сыро. Когда шум сражения отдалил-
ся, из бочки вынырнул Граб. Отфыркиваясь, он выбрался из нее и со всех
ног бросился вон из города.
Лея видела бой и старалась удержать себя у окна. Ей было страшно
вдвойне. Перед нею дрались на площади мастера с грубами, а рядом отби-
вался дубинкой от пауков мальчик.
- Там Чики-Чик! - вдруг крикнула Лея и протянула вперед руку.
- Молодец, Чик! - сказал Гей и оглушил дубинкой последнего паука.
Крестовик полетел вниз, ударился о крышу дома, подпрыгнул и шлепнулся
на мостовую.
Мальчик выглянул в окно и заметил, как в темном углу города поднима-
ется зарево. Отблески пожара плясали на стенах домов и по низкому потол-
ку, нависшему над городом. Гей ничего не успел придумать, как мимо ка-
ланчи промчался черный великан.
Всю крышу вмиг порушу я,
Добруша я, Добруша я!
Так кричал великан, пробегая по улицам, и скоро исчез там, где плес-
кались языки пламени. Добруша расшатал один столб, и крыша, уже объятая
пламенем, стала падать на город. Что бы произошло с Малявкинбургом, до-
гадаться нетрудно, но Добруша уперся руками в крышу и удержал ее. Так,
неся крышу над головой, он вышел за город, но там ноги его подогнулись
под огромной тяжестью и он рухнул на землю. Столб пыли и дыма поднялся
над великаном.
Сразу, как только не стало крыши, город наполнился солнечным светом.
Ликующие молики гнали к лесу жалкие остатки войска грубов, и скоро ни
одного завоевателя не осталось в Малявкинбурге. Израненные и усталые
собрались молики у бассейна. Они уже знали, кому обязаны своим освобож-
дением, и, когда из каланчи вышли Гей с Леей, радостно приветствовали
их. Многие плакали и смеялись одновременно. Старый Лат обнял Лею и Гея.
- Мальчик, - сказал он. - Ты пришел к нам другом, и мы благодарим те-
бя. Оставайся, будь нам сыном. А мы, как и раньше, будем трудиться, но
теперь под руками у нас всегда будет лежать оружие, потому что надо не
только уметь дружить и делиться радостью, но и защищать радость и друж-
бу.
- Да будет так! - хором сказали молики.
- Молики! - продолжал старый Лат. - Не надо горевать, что мы научи-
лись плакать. Слезы тоже не всегда бывают горькими. Вот как сейчас. - И
мастер вытер мокрые глаза.
Все уцелевшие мастера собрались за городом возле огромной кучи золы,
из которой торчали обгоревшие прутья. Долго искали молики хоть чтони-
будь, что осталось от резинового великана, но ничего, кроме сплавившихся
шестеренок, не нашли.
Несколько дней мастера приводили в порядок свой город. Они соскоблили
со стен домов плесень и заново покрасили их белой краской, вычистили
бассейн и налили в него чистой воды. И опять город зажил прежней жизнью.
Уже ничто не напоминало моликам о грозном нашествии грубов. Все реже и
реже доносилось из леса тоскливое "ку-ку!". Это потерявший хозяев куку-
шонок летал и все не мог найти на земле родного пристанища. Теперь под-
ходы к городу охраняли кузнечики во главе со своим храбрым Чики-Чиком.
Он уже давно щеголял в новой паре золотых башмаков. Муравью старый Лат
выковал взамен сломанной челюсти новую - из звонкого серебра. Теперь Му-
раш руководил постройкой муравьиного города, воздвигаемого бывшими раба-
ми-муравьями рядом с городом мастеров. Наполненные трудом и заботами,
дни проходили быстро, но все чаще поднимался Гей на пожарную каланчу и
подолгу смотрел в ту сторону, откуда пришли они с другом Мурашем в город
мастеров. Ведь там была его родина. И как ни старались молики развлечь
Гея, он с каждым новым днем становился все грустнее и задумчивее. Старый
Лат понял: не удержать им мальчика ни лаской ни силой. Родная земля зо-
вет его, а разве есть на свете любовь сильнее любви к родине?
И вот пришел этот день, когда Гей попросил Дата, чтобы все мастера
собрались на площади. Глашатаи объявили его просьбу, трубя в звонкие
трубы, и молики начали сходиться на площадь. Там, у бассейна, их ждал
Гей. Рядом с ним находился Мураш. Его новая челюсть сверкала, отбрасывая
по сторонам солнечных зайчиков.
Старый Лат пришел с Леей. Он держал свою руку на ее плече и что-то
печально нашептывал, а что именно - разобрать девочка не могла, так
громко стучало ее сердце.
- Что ты решил нам сказать? - спросили Гея мастера. - Ты друг нам.
Требуй что хочешь.
С грустью поглядел на них Гей и ответил:
- Я должен пойти в мою страну. Король Граб спасся и может снова прий-
ти сюда с войском. Надо расправиться с ним. Мне помогут братья, которые
и так уже заждались меня. Я иду.
- Правильно! - поддержал муравей. - Давно нам пора сдержать свое сло-
во. Пчелкам и улиткам тоже нужна свобода. Там их охраняет большой отряд.
Будет жаркое дело.
И молики не стали удерживать их. Тогда Лея взяла мастера Дата за руку
и сказала:
- Отпусти и меня. В подземелье, куда идут мои друзья, никогда не заг-
лядывает солнце, а я пройду.
Ничего не ответил старый мастер, только молча кивнул головой. Лея
отошла к Гею, рядом с которым стоял довольный Мураш. Низко поклонились
друзья мастерам и зашагали к лесу.
Что нам встретится в пути,
Мы не знаем, но смелее,
Раз, два, три!
Вперед иди -
Гей! Мураш! и Лея!
Пели они, все дальше и дальше удаляясь от города, и солнечная пыль
оседала на их следы.
