- Хочу заранее вас успокоить: в мои намерения не входит праздное
вопрошательство, - продолжал Фрэнк. - Я для этого слишком рационален.
Итак, я осмелился затронуть тему, которая в нашей служебной среде, мягко
выражаясь, не популярна... Волею судеб, или, лучше сказать, под давлением
обстоятельств, создано Управление, определены задачи, укомплектован штат -
два чудовищно разбухших филиала. Солидные средства, грамотный персонал,
новейшая техника, а работаем из рук вон... Скверно, в общем, работаем. Вот
вы помянули отделы Наблюдения... А если глубже? Если нет у нас гибкой
функциональной программы? Ведь не секрет, что наши рабочие методы сплошь и
рядом себя не оправдывают. А может быть, вообще дело не в этом и мы и наши
методы здесь ни при чем? Может, дело в природной ограниченности
функциональных возможностей нашего мозга?
- Э-э... в каком это смысле "природная ограниченность"? - осведомился
Никольский.
- В прямом. Или, если хотите, в буквальном. Природа, видите ли,
сконструировала мозг в условиях Земли и для земных условий. Насчет
космических она в силу известных причин просто не думала. За нее теперь
думаем мы. И думаем, как показала практика, плохо, потому что думать нам
приходится мозгом сугубо земным, который с грехом пополам разобрался в
домашних проблемах родимой планеты. Да я то...
- Но ведь то, о чем вы говорите, тоже входит в сферу "домашних
проблем", не так ли?
- Да, но с космической спецификацией. Разница есть. - Фрэнк уже
пожалел, что затеял эту дискуссию: шеф тяжело ворочался в кресле,
прямо-таки излучая неудовольствие.
- Свой резон в этом, конечно, имеется, - согласился Никольский, и в
глазах у него отразилось нечто такое, что Фрэнка задело: нечто вроде
терпимости страуса к экспансивным выходкам молодого наглого воробья. -
Размышлять земным умом над загадками космоса действительно... э-э...
неудобно. Если я правильно понял, вам очень не нравится слабая
приспособленность нашего мозга к оперативным оценкам космических
неожиданностей. Кстати, мне тоже. Вы имеете предложить что-нибудь... гм...
позитивное?
- Позитивное, негативное... - Фрэнк вздохнул. - Я ничего такого не
предлагаю. Я и не имел в виду что-нибудь предлагать. Я ведь о чем говорю.
Пока не задумываешься над стратегическим смыслом наших усилий, работать
приятно и увлекательно. Но уж если задумался... Понимаете?
- Понимаю. Вы недавно работаете в системе вашего Управления?
- Да. Но задуматься, как видите, успел.
- Это пройдет, - пообещал Никольский. - Я имею в виду вашу склонность
к отчаянию. Непременно пройдет, как только вам выпадет случай проявить
свои деловые качества.
- А можно полюбопытствовать, из какого источника вам удается черпать
этот субстрат оптимизма?
- Из опыта.
- А опыт не подсказывает вам, что перед любой мало-мальски серьезной
угрозой оттуда, - Фрэнк покрутил пальцами над головой, копируя памятный
жест Вебера, - мы, в сущности, безоружны? Действительно, что мы имеем на
вооружении? Да ничего стоящего... - пардон! - за исключением деловых
качеств. Кстати, буквально на этой неделе двое наших сотрудников - я уж не
трогаю ваш филиал - успели свои деловые качества продемонстрировать. И
теперь, как остроумно предполагает мой проницательный шеф, дело за мной.
Фрэнк покосился на шефа. Гэлбрайт безмолвствовал. Лицо у него шло
пятнами, в глазах бродило бешенство, но держать себя в руках он умел. Лицо
Никольского, напротив, смягчилось и подобрело. Отчего оно так смягчилось и
подобрело, мощно было лишь строить догадки. Старик консультант сидел
по-прежнему неподвижно и смотрел почему-то на Гэлбрайта. "Консультант по
вопросам морали безмолвия", - мельком подумал Фрэнк и решил, что язык
все-таки надо попридержать. "Иначе меня понесет, - думал он, - и мне будет
плохо. Шеф явно созрел, чтобы сделать мне плохо".
- Я слушаю вас, продолжайте, - сказал Никольский.
- Спасибо, - искренне поблагодарил Фрэнк. - Воспользуюсь. Я говорю
неприятные вещи, но мне нужно, чтобы меня наконец кто-то выслушал.
- Вы говорили о нашей слабой вооруженности, - напомнил Никольский.
- Да. Ну что мы имеем в арсенале "противокосмических" средств? Про
деловые качества я уже... Далее - сомнительной надежности антисептика,
немногим более надежные лучеметы. И еще - зоны спецкарантина. Вот,
кажется, все. Я ничего не упустил?
- Сущую безделицу - весь арсенал современной науки.
- Да? А что сказала наука хотя бы по поводу "эффекта метеостанции"?
Или этих вот деревяшек? - Фрэнк ткнул пальцем в черный футляр.
- Пока ничего, но, разумеется, скажет.
- А что сказала наука по поводу взрыва Тунгусского метеорита? А по
поводу очагов "синего бешенства" на Венере? Насколько я понимаю, тоже
"пока ничего". Для многих успокоительно знать, что тунгусский взрыв был
давно и в тайге. А если "тунгусское диво" позволит себе повториться? И не
в тайге?.. Слово "пока" - удобный, но очень слабый аргумент.
- И между прочим, единственный, - добавил Никольский. - Именно по тем
причинам, о которых вы говорите. Только за этим аргументом будущее,
альтернативы нет. И да помогут нам опыт и интуиция.
- Про интуицию это вы хорошо... Не знаю, как ведет себя интуиция
ваша, а вот моя, откровенно признаться, выходит за рамки приличия. С
каждым днем она все увереннее подсказывает мне: мы проиграли. Мы, люди
Земли, планетарный вид хомо сапиенса... Точнее, проигрываем, но это все
равно, потому что процесс необратим. Если по мере нашего вторжения во
Внеземелье количество "сюрпризов" будет расти хотя бы такими же темпами,
мы поставим сами себя на грань биологической катастрофы. Поверхность
планеты покроется зонами "полного отчуждения", и в конечном итоге мы,
настоящие люди Земли... Словом, едва ли удастся нам сохранить свою
природную сущность. Разве что в каком-нибудь специально организованном для
"настоящих людей" заповеднике.
- Мрачноватая перспективка, - ровным голосом отозвался Никольский.
- Это я вишу и сам. Хотелось бы знать, как это видите вы.
- Я понимаю. Подсознательно - или сознательно? - вы хотите, чтобы
кто-то помог вам обнаружить брешь в вашем таком монолитном, как вы
полагаете, логически безупречном построении. Разумеется, я не уйду от
ответа, но, боюсь, моя точка зрения покажется вам тривиальной. Видите ли,
Полинг, в чем разница... Для вас "космическая неожиданность" - бомба
сегодняшнего дня, дамокловым мечом нависшая над современным
человечеством...
- Вы представляете это себе как-то иначе? - удивился Фрэнк.
- Да. Я полагаю, с "космической неожиданностью" человек познакомился
не сегодня. Он с нею родился, ею взлелеян и ею воспитан. Разве менее
эффективным "сюрпризом" для троглодита было Великое оледенение? Добавьте к
этому ужасы землетрясений и наводнений, я не надо будет объяснять, как
часто волосатый наш предок видел перед собой "конец света". А что имел он
в арсенале "противостихийных" средств? Сомнительной надежности дубину,
немногим более надежный каменный топор и быстрые ноги, чтобы улепетывать
подальше от опасных зон катастрофических катаклизмов...
- Шарик наш голубой сегодня так мал, что улепетывать нам практически
некуда, - заметил Фрэнк. - Это во-первых. А во-вторых, "космическое" не
есть "стихийное". Качество уже не то. Не земное... Но это детали. Я
понимаю, что вы хотите сказать.
- Вот именно. Да, угроза биокатастрофы для планетарного вида человека
разумного сегодня теоретически существует. Но практически... Практически
люди во все времена довольно-таки убедительно демонстрировали свою
изобретательность в борьбе за выживание. С какой же стати отказывать
человечеству в праве продемонстрировать это еще раз?
- Понятно. Человечество уповает на дальновидность лидеров, лидеры
кивают на человечество, а угроза биокатастрофы тем временем зреет. Более
того, начинает уже плодоносить... И нет достаточно действенных средств,
чтобы этому воспрепятствовать.
- Вот здесь-то наши взгляды и расходятся. Такие средства есть. И
самое действенное из них - это наша с вами работа. Видите ли, Полинг...
Любое стихийное бедствие - ну, скажем, наводнение - было для троглодита
"космической неожиданностью". Но лишь до тех пор, пока он не научился
строить плотины.
- Для того чтобы строить эту плотину сегодня, нам нужен четко
обоснованный, строго рациональный проект. Иначе легко уподобиться... нет,
даже не троглодитам. Муравьям, которые строят свой муравейник на дне
завтрашнего крупного водохранилища.
- А разве такого проекта не существует? - вмешался Гэлбрайт. -
Полинг, внимательно перечитайте свой служебный устав. Ибо сказано там:
"Главной задачей, обязанностью и высшей общественной привилегией штатных
сотрудников Управления считать оперативное производство и неукоснительное
исполнение мер по обеспечению безопасности человечества в целом в период
разведки и освоения внеземельных объектов". По-моему, предельно ясно. Это
вам и проект, и руководство к действию, и функциональная программа.
- Прошу прощения, шеф, - осмелился возразить Фрэнк, - но это пока
всего лишь голая схема, изготовленная по образцу кладбищенских оград.
Ограда, стало быть, есть, а кладбище продолжает исправно
функционировать...
Шеф сделал несколько движений ртом, без звука, как рыба на воздухе.
- М-мальчишка! - наконец просипел он сдавленным горлом. - Пороть! Вот
и вся педагогика! - он дважды дернул щекой и, спохватившись, заставил себя
успокоиться (было заметно, каких усилий ему это стоило). - Служебный устав
для него ограда на кладбище! А сам он, видите ли, роется на свалках
истории философии, подбирает изъеденный молью экзистенциализм и пытается
взгромоздить эту пыльную рухлядь на космический пьедестал. И конечно же,
мнит при этом, что действует исключительно в интересах всего человечества!
Нет, видали вы такое?! - Последний возглас, надо полагать, был адресован
Никольскому.
Фрэнк молчал. Никольский взглянул на него и сказал:
- Аверьян Копаев... Запомните это имя, Полинг. Если вам доведется
бывать в стенах Восточного филиала, вы с Аверьяном, пожалуй, быстро
найдете общий язык. Подобно вам, он самым активным образом озабочен
проблемой спасения человечества.
- Ах, там, у себя, вы тоже ходите в ретроградах?! - мгновенно
подхватил Гэлбрайт, словно уже одна мысль о том, что Никольский ходит там,
у себя, в ретроградах, доставила ему огромное облегчение.
- Ну может ли быть иначе? - отозвался Никольский. - Правда, мое
положение еще сложнее. Аверьян Копаев - сын моего погибшего друга.
- Копаев?.. - Гэлбрайт потер пальцами лоб. - Позвольте!.. Михаил
Копаев, участник второй бригады меркурианского доследования по делу о
"Солнечных галлюцинациях"?
- Совершенно верно. Опыт работы на Меркурия дался нам дорого...
- Да, отчаянные были дела... Один лишь Каньон Позора чего нам стоил!
Долина Литургий, Лабиринт Сомнений!.. А нейтринно-солнечные синдромы!
"Молодежный синдром", он же "меркурианский синдром Камасутры"... -
Гэлбрайт вздохнул. - Странно, что именно Меркурий оказался для нас самой
тяжелой планетой. Да и не только для нас... Кажется, вы работали там в
группе технического, наблюдения?
- Нет. В лагере техников состоялось наше с вами знакомство, а работал
я в штабе бригады скорого доследования.
- Да, да, припоминаю!.. Даже помню, что кто-то из штаба бригады
предлагал применить в Каньоне Позора техническую блокаду...
Улыбчиво щуря глаза, Никольский дополнил:
