главного фестивального действа возник на большой высоте зеркальный мираж:
атмосферное зеркало отразило внутренность многолюдного амфитеатра.
Отлакированное пурпуром море стало наполняться химерами светопластики. В
бушующей пене декоративно-зеленых волн с трубным ревом мчалась на
рыбохвостых конях яркая, сумасшедше-крикливая кавалькада Нептуна. Кир-Кор
опять посмотрел на зеркало миража. Знатоки правы, амфитеатр забит людьми
до отказа.
- Пора, - непонятно кому сказала Марсана.
Третий удар невидимого колокола - ив красном пространстве подлунного
мира устрашающе вспухло облако черных и пепельно-серых дымов. Как
вулканический выброс. В дымных локонах тонули светляки Приземелья -
орбитальные станции, терминалы, зеркала орбитальных платформ, - и Кир-Кор
уж было решил, что устроители спецэффектов в чем-то здорово промахнулись.
Облако громоздко поворачивалось под аккомпанемент какого-то невнятного
дребезжания с очень слабой претензией на музыкальность (источником звука
была, несомненно, вода). И чем дальше, тем больше оно, это странное
облако, походило на колоссальный парик из темных волос... Кир-Кор осознал
вдруг, что видит перед собой сотворенное в атмосферном объеме изображение
головы... Профиль Винаты. Черные дуги бровей, идеально прямой нос расорга,
приоткрытые пухлые губы. В завершающей стадии поворота - знакомый взгляд
по-колдовски сумеречно-глубоких карих глаз. Тех самых, которые, говорят,
отливали когда-то голубизной.
Как пену, смахнул с водного зеркала невнятное дребезжание мощный
поток органоподобных созвучий, и на поверхности моря восстали мириады
фонтанных струй. Начиналось не представление, а наваждение пополам с
наводнением. Высокие струи участками размывали голову атмосферного колосса
- "выедали" большие проталины, - и наконец сквозь арочную готику его
стеклянистого остатка опустилась на поле фонтанов фигура женщины в белом.
Темноволосая голова, обнаженные плечи... Фигура увеличивалась в размерах,
вспененный шлейф концертного платья сеял в фонтанных аллеях электрическое
сверкание.
- Теперь пора, - сказал Матис и с помощью спикарда направил судно
вперед.
Казалось, катамаран приближался к айсбергу. Суденышко шло на белую
стену, казалось, как на таран...
Вместо удара таранного был удар по глазам плеснувшей в лицо белизны.
И опять - фонтанное поле, но уже с иным рисунком танцующих струй. И
женщина в красном. За ее спиной - спокойный свет декоративно увеличенного
Сатурна с контрастно-угольной тенью Кольца. Кир-Кор, неподвижно стоя со
скрещенными на груди руками, смотрел на Винату. Вернее - на смуглую
ипостась Биргитты Эдельстам... В красном Биргитта очень напоминала Винату
фестиваля в Созопеле. Ту, с которой он два года назад целовался на теплом
песке у опрокинутой кверху дном лодки. Ночь любви случилась безлунная,
звездная, фонтанирующий весельем Созопол светил огнями через залив, пахло
морем, фиалками, спелой вишней и дымом догорающего на холме костра, и этот
смешанный аромат долго потом снился ему в Россоше на Новастре. Снился даже
чаще, чем сама Вината. Наверное, это к лучшему. Слишком часто видеть
Винату во сне - верный шанс сойти в конце концов с ума от желания и тоски.
Может быть, ему было бы легче, если б он знал, что внешность Винаты -
мираж, сценический образ...
Музыка набирала немыслимую для открытого пространства глубину и мощь.
Незнакомая ритмика резких, но красивых созвучий. Фигура Винаты умножилась:
семь разновеликих фигур в одеждах цветов спектрального ряда. Самая
крупная, та, которая в фиолетовом, тонула в объединенном сатурново-лунном
сиянии. Которая в голубом, купалась в лучах "диадемы" протускневшего
острова. Которая в красном, напрямую, будто огонь по струне, скользнула к
катамарану, дьявольски правдоподобно возникнув у самого борта перед
канатами релинга, и неулыбчиво, мельком взглянула на палубу с высоты
своего четырехметрового роста. Кир-Кор, холодея, почувствовал, что это ему
неприятно.
Тряхнув головой, многофигурная Вината вскинула подбородок, запела. Ее
голос ошеломлял реализмом присутствия. Больше, впрочем, ошеломляла фигура
певицы у борта. Мучительно было видеть ее напряженное горло.
За спинами новых своих друзей Кир-Кор сел на упругий канат релинга.
и, не глядя на Винату-Биргитту и не вникая в смысл слов ее песни (текст
был глуп и не стоил созданной для него мелодии), печально задумался о
печальном, не понимая, откуда печаль. Переливался красками просторный
мировой аквариум, в котором плавали рыбы-образы, рыбы-сны, рыбы-фантомы,
на которые Кир-Кор тоже почти не глядел, - и над всем этим реял, все это
заполнял, насыщал невыразимо прекрасный голос. И не нужна была особая
проницательность, чтоб догадаться: хозяйка этого голоса счастлива. По
крайней мере - сегодня. "А завтра я ее не увижу", - думал Кир-Кор. Он
твердо знал, что завтра он ее не увидит. Об этом кое-кто позаботится. Еще
до того, как она проснется, утомленная суетой фестивального вечера. К тому
ж, если женщина счастлива, вряд ли прийдется ей кстати незапланированная
внезапность. В образе позапрошлогоднего любовника - тем более.
Сейчас его занимало, как будет происходить его расставание с этой
роскошной планетой. И когда? Вряд ли завтра. Скорее всего, послезавтра.
Если без выстрелов, то скорее всего послезавтра. Эх, месяц хотя бы...
месяц-другой. Побродить на просторах северного захолустья, потрещать
ледком остекленных утренним морозцем луж, послушать крики улетающих в
теплые края гусей...
Голос Винаты пел песню неизбежного расставания. Пел бодро и почти
весело.
2. ТЕАТРАЛЬНЫЙ
Луна опустилась в тучу на западе. Кир-Кор взглянул на многоцветные
гроздья алмазных звезд, кое-где обведенные серебристо-бело-голубой каймой
рентгеновского излучения, и стал следить за приближением береговых утесов.
Прибойные волны с шумом разбивались о круто уходящие в ночное море скалы,
и, если б у берега не обнаружился вдруг матово-белый, как фосфоресцирующая
льдина, мыс аванпорта для малотоннажных судов, шкиперское бесстрашие Матея
Карайосифоглу выглядело бы здесь неуместным. За пять секунд до лобового
удара "льдина" лопнула, разошлась, и катамаран сбросил скорость на полосе
глянцево-темной воды между двумя перронами.
- Приехали, - сказала Марсана. Обхватив плечи руками, словно в
ознобе: - Ощущаете, парни, какая здесь первозданность?..
Будто в ответ - звонкий шелест очередного старта с невидимой отсюда
авиатеррасы. По верхушкам пальм над высоким склоном скользнули
золотисто-желтые лучи фар. Кир-Кор проводил взглядом эскадрилью эрейбусов
- двадцать седьмую по счету, - вот такая здесь первозданность. Впрочем,
теперь, когда отзвенели соловьиные голоса певцов и отполыхала
фантасмагория гигантских светопластических декораций, на островах стало
спокойнее, несмотря даже на старты флаингмашин. Юркие реалеты, мигая
светосигналами, взмывали над склоном и разлетались кто куда, а
синевато-прозрачные, как мыльные пузыри, грузные, с полной выкладкой
габаритных огней эрейбусы тянули все в одном направлении - строго на
северо-запад.
- Это в столицу, - сказал Матис. - Остров Столичный.
- Кирилл, - сказала Марсана, - вы, должно быть, не знаете... На
Театральном нет гостиничного комплекса.
- Но что-то ведь есть? "Пристанищ тут вокруг немало, - заметил
опытный хитрец, - шале, фаре, отель, бунгало. Изба туриста, наконец".
- Есть "Бунгало дель сиело" - фешенебельный катаготий для певцов и
актеров. Вас, понятно, туда не пропустят.
- Не волнуйтесь за меня, эвгина.
- Я не волнуюсь - я предупреждаю.
- Я не собираюсь там надолго задерживаться, - объяснил Кир-Кор. - Мне
гостиница не нужна.
- Может, нам подождать у причала? - спросил Матис.
- Нет. Я и так благодарен вам за дивный вечер. Безмерно.
- Правда? - Марсана все еще потирала плечи руками. - Вам и вправду
понравилось? Что понравилось больше всего?
- Совместное наше плавание. Вот... возьмите на память. - Он помог
Марсане разнять половинки феррованадиевого пенальчика. - Подставьте
ладонь.
- Что это?.. Какая прелесть! - Она уставилась на точечные огоньки,
непостижимо хитро, волшебно, необъяснимо парящие над продолговатым на
ощупь кристаллом. Их было три - два голубых и один синий.
Стоило дрогнуть руке - огоньки мгновенно перемещались в пространстве.
Но между собой эти искроподобные точки сохраняли четко фиксированную
дистанцию: две голубые - тесной парой, синяя - чуть в стороне.
Перешагнув канаты релинга, Кир-Кор обернулся. Трехточечный самоцвет
Планара, бесспорно, произвел на Марсану сильное впечатление.
- Откуда это? - настаивала она.
- Издалека.
- Точнее вы не могли бы ответить?
- Точнее... очень издалека. На всякий случай, не подносите кристалл
слишком близко к глазам при солнечном свете.
- Не буду. У него есть свое имя?
- Общепринятого названия минерал пока не имеет.
- Все эффектные драгоценные камни имеют личные имена.
- Действительно... "Синяя птица". Как? Подойдет?
- Желаете мне удачи!.. Спасибо, Кирилл. Вдруг захотите свидеться с
нами - добро пожаловать на остров Контур. На тот, где сегодня на рейде
"Синяя птица". У вас развито чувство пространственной ориентировки?
- Надеюсь.
- Тогда легко найдете наш Центр. Немногим труднее найти претора
директории Центра - это Матей Карайосифоглу. Как правило, всегда на месте
эксперт по морской акустике Марсана Панкратия Гай - это я.
- Центр зонального резервирования популяции бутылконосых дельфинов, -
уточнил Матис.
- Запомнили, Кирилл? Нет? Повторить?
- Как правило, запоминаю с первого раза.
- Не делайте сегодня исключений. До свидания. Чувствую, торопитесь
уйти. Ну что ж, идите. Всего вам самого доброго.
- Прощайте, эвгина. Прощайте, Матис. - У него не повернулся яэык
произнести "до свидания".
"Это если мне исключительно повезет", - подумал Кир-Кор.
- Да, - спохватилась Марсана, - а куда нам... высотную амуницию?
- Куда угодно, способ утилизации выбирайте сами.
- Я сделаю из вашего гермошлема кубок. Буду пить из него ледяное
кокосовое молоко, охлаждая жгучее чувство своего тропического
одиночества... Поцелуйте меня, Кирилл.
"Ну конечно, - подумал Кир-Кор, - ради этого я так сюда торопился".
- Не хотите поцеловать меня на прощание? Почему?
- У меня есть причина не делать этого.
- Я сама сделаю это. Почти без причин. Обратите внимание на слово
"почти".
Со спортивной сноровкой Марсана, опершись бедром о канат, перебросила
свои длинные босые ноги с палубы на перрон. Ярко блеснули "павлиньи глаза"
ее платья, голые руки неторопливо и нежно обвили окаменелую от напряжения
шею Кир-Кора. Он сразу вспомнил руки Винаты, и нехорошее предчувствие, так
некстати охватившее его во время пения Винаты-Биргитты, вернулось и стало
похожим на приступ внутренней боли. Поцелуй Марсаны был ошеломительно
жарким. Наверное, для нее это был откровенней, желанный, живой поцелуй.
Для него - пытка мучительным раздвоением. Марсане пришлось тянуться
кверху, привстать на носки, - он поневоле обнял ее упругое, все еще
окутанное флером неистребимого аромата календулы гибкое тело. Рядом витал
призрак Вина ты...
Перрон был длинный. Кир-Кор шел не оглядываясь. Аура Марсаны так
хорошо ощущалась на расстоянии, что он, наконец, обратил на это внимание.
Ауру Матиса он просто не замечал. Ошеломление от поцелуя не проходило.
"Сквозь тихое журчанье струй...
