ящик комода). На что вам виолончель? У вас есть граммофоны и
радио. А виолончель, да знаете ли вы, что такое виолончель?
Отсюда и до Дуная все вспахать, засеять и сжать, и так каждый
год. Вот сколько нужно обрабатывать маленькую виолончель этим
орудием. (Показывает ему смычок, засунутый за пояс, как сабля.)
Кому это нужно? Купите что-нибудь другое, купите ей велосипед
или собаку... Ступайте, сударь, поищите другого счастья для
вашей девочки. Это счастье для нее было бы слишком трудным. Да
и запоздалым... Сколько ей лет? (Исчезает за занавеской, чтобы
переодеться для выхода из дома.)
Петкутин (смущенно). Пятнадцать.
Продавец (вздрагивает, услышав эту цифру. Выходит и
выбирает одну виолончель). Возьмите эту. Дерево старее нас с
вами, вместе взятых. И лак хороший... Впрочем, послушайте!
(Проводит пальцем по струнам.) Слышите? В каждой струне звук
всех остальных. Но для того, чтобы это услышать, нужно
одновременно слушать четыре разные вещи, а мы для этого слишком
ленивы... Слышите? Или не слышите?.. Четыреста пятьдесят
тысяч...
Петкутин (радостно). Беру!
Продавец. Как это - берете? Э-э, сударь, разве так
покупают музыкальный инструмент? Неужели вы не испробуете?
Петкутин ищет взглядом что-нибудь, кроме шапки, на что
можно сесть.
Не знаете, как без стула? Утка на воде сидит, а вы и на
суше не найдете, куда присесть? Не знаете? (Выдвигает один из
ящиков и садится на его угол.) Вот так! (Встает и протягивает
Петкутину инструмент.)
Петкутин берет его, садится на угол ящика и прекрасно
исполняет отрывок из де Фальи.
Завернуть?
Петкутин. Да. (Берется за бумажник.)
Продавец. Прошу, пятьсот тысяч.
Петкутин (остолбенев). Вы же сказали четыреста пятьдесят?
Продавец. Я именно так и сказал. Но это за виолончель.
Остальное - за смычок. Или вы смычок не берете? Смычок вам не
нужен? А я думал, музыки без смычка не бывает... (Вытаскивает
смычок из свертка с инструментом и возвращает его в витрину.)
Петкутин (как бы очнувшись от сна). Я просто забыл о
смычке. И у меня нет денег на смычок. А виолончель без
смычка... Сами понимаете...
Продавец (надевая сюртук). Сударь, у меня нет времени
ждать, пока вы заработаете на смычок. Тем более что вам это не
удалось до сих пор. Лучше подождите вы, а не я. (Открывает
входную дверь, останавливается.) Но мы можем договориться.
Возьмете смычок в рассрочку?
Петкутин. Вышутите? (Хочет выйти из магазина.)
Продавец. Нет, не шучу. Я вам предлагаю серьезную сделку.
Можете не соглашаться, но сначала выслушайте!
Петкутин. Послушаем.
Продавец. Вместе со смычком вы покупаете у меня яйцо...
Петкутин. Яйцо?
Продавец. Да, вы только что видели яйцо, которое снесла
моя курица. О нем я и говорю. (Достает из ящика яйцо.) Вы даете
мне за него столько же, сколько и за смычок, срок выплаты два
года.
Петкутин. Как вы сказали? Может быть, ваша курица несет
золотые яйца?
Продавец. Моя курица не несет золотых яиц, но она несет
кое-что такое, что ни вы, сударь мой, ни я снести не можем.
Каждое утро она сносит то пятницу, то вторник. Вот это,
сегодняшнее яйцо содержит в себе вместо желтка четверг. В
завтрашнем будет заключена среда. Из него вместо цыпленка
вылупится один день жизни его хозяина.
Петкутин. Какая жизнь!
Продавец. Так что яйца содержат в себе не золото, а время.
И я совсем недорого прошу. В этом яйце, сударь, содержится один
день вашей жизни. Он заключен там, как цыпленок, и только от
вас зависит, вылупится он или нет.
Петкутин. Даже если бы я и поверил вашему рассказу, к чему
мне покупать день, который и без того принадлежит мне?
Продавец. Неужели, сударь, вы не умеете думать? Я вижу, вы
не умеете думать! Вы что, ушами думаете? Да ведь все наши
проблемы на этом свете происходят оттого, что мы не можем
перескочить через самые плохие дни. В этом все дело! Имея в
кармане мое яйцо, вы застрахованы от любой неприятности. Когда
вы почувствуете, что наступает черный день, вы просто-напросто
разобьете яйцо и избежите всех бед. Правда, под конец у вас
останется меньше одним днем жизни, но зато вы сможете сделать
из плохого дня отличную яичницу.
Петкутин. Но если ваше яйцо действительно обладает такой
ценностью, почему вы не оставите его себе?
Продавец. Вы шутите? Как вы думаете, сколько у меня уже
набралось яиц от этой курицы? Как вы думаете, сколько дней
своей жизни может разбить человек, чтобы быть счастливым?
Тысячу? Две тысячи? Пять тысяч? У меня сколько угодно яиц, но
не дней. Кроме того, как и у любых других яиц, у этих тоже есть
срок годности. Через некоторое время они станут тухлыми и ни на
что не годными. Поэтому, сударь мой, я и стараюсь продать их,
пока не кончился срок. А вам-то что думать? Пишите расписку, и
дело в шляпе! (Карябает что-то на клочке бумаги.)
Петкутин. Знаете что, лично мне ваше яйцо не нужно. Но
скажите, оно может избавить целый народ от самого черного дня?
Продавец. Разумеется, может, просто нужно разбить яйцо с
тупого конца. Но в таком случае вы теряете возможность сами
воспользоваться им. (Протягивает Петкутину записку, тот
подписывает на колене. Продавец упаковывает виолончель вместе
со смычком, заворачивает яйцо, и оба выходят на заснеженную
улицу. Выходя, продавец еще раз задерживает Петкутина, попросив
его придержать дверь, пока он ее закрывает на замок. Потом, не
говоря ни слова, направляется в свою сторону и только на углу
оборачивается и добавляет.) Имейте в виду, дата, написанная
карандашом на яйце, - срок годности!
Петкутин. Это совсем не важно. День, который я хочу
изъять, вообще не из будущего. Он в прошлом. Причем очень
давнем. Надеюсь, ваше яйцо, которое я купил в рассрочку,
действует и назад, в прошлое?
Продавец (заинтересованный, возвращается). Об этом меня не
спрашивал еще ни один покупатель. Вы что, хотите стереть и
изъять тем самым из времени какой-то плохой день своего
прошлого?
Петкутин. Да, я имел в виду именно это. Был у меня один
такой день, от которого я хотел бы избавиться.
Продавец. Интересно... Конечно, с помощью яйца можно и это
сделать, но люди обычно больше боятся будущего, чем прошлого.
Петкутин. Вот видите, а я наоборот. Если бы можно было
убрать из прошлого тот день, то одна особа, которую я очень
любил и люблю до сих пор, осталась бы жива. Та самая, для
которой я купил виолончель.
Продавец. Нам, кажется, по пути. (Делает несколько шагов
вместе с Петкутином.) Может быть, вы расскажете мне об этих
занимательных событиях, которые вам так хочется вычеркнуть из
своей биографии? Вы говорите, это было очень давно?
Петкутин. Да. Если хотите точно. то 17 апреля 1688 года,
посреди развалин античного театра, недалеко от Дуная...
(Продавец в страхе убегает. Петкутин остается один на
заснеженной у лице, под фонарем, о который он разбивает яйцо.)
Ах, Боже мой, голова! Моя голова! Как болит! Просто
раскалывается! (Падает в снег. В тот же момент из тьмы
появляется красный плащ Калины, тот самый, который был на ней в
XVII веке в античном театре. Плащ нерешительно стоит в темноте
перед Петкутином. Петкутин медленно поднимает голову и узнает
Калину.) Калина, это я, твой муж, Петкутин! Неужели ты меня не
узнаешь? (Протягивает ей упакованный в бумагу инструмент.)
Калина. Это ты, любовь моя! Петкутин!
Бросаются друг другу в объятия.
Петкутин. Душа моя, душа моя! Наконец-то я тебя нашел.
Останемся вместе вечность и еще один день.
Калина. Как, накануне Страстной Пятницы?
Оба заливаются смехом. Калина вскакивает на Петкутина,
лицом к его лицу, по обе стороны его фигуры видны ее ноги, в
любовной игре он носит ее по сцене.
ПЕЧАЛЬНЫЙ КОНЕЦ ТОЖЕ ДЕЛУ ВЕНЕЦ
Действующие лица:
Калина (сначала как тень, а потом ожившая)
Кир Аврам Бранкович
1-й каменотес
2-й каменотес
Паша Масуди Коэн (спит в шатре)
Действие происходит в развалинах античного театра недалеко
от Дуная.
На первом плане два надгробия - Калины и Петкутина. Два
каменотеса при свете фонаря выбивают на надгробьях имена.
1-й каменотес. Ты остался мне должен одну букву. Причем
женскую! Сейчас мог бы подсобить мне и вернуть долг.
2-й каменотес. Идет. Женские буквы я люблю больше, чем
мужские. Да я, брат, и вообще женщин люблю. Умирать буду, и то
болыпе всего мне жаль будет, что не каждый день бабу тискал.
(Подходит к надгробью Калины.) Что за буква, давай, пора и
кончать.
1-й каменотес. Буква "А" в конце имени Калина.
Работают. Появляется тень Калины в красном плаще.
Калина.
Настало после смерти пробужденье,
Мы сбросили движенья, как одежды.
Из жизни выйдя, как из чащи, с удивленьем
Увидели места, знакомые нам прежде.
Мы мясом молодым их время угощали,
Нас после пиршества в темницу посадили,
Собакам будущего кости завещали
И новый ход часов себе открыли.
Не слышим мы теперь ни шорохи, ни толки,
Хотя растут, качаясь, из травы
Наших ушей зеленые метелки.
1-й каменотес. Вон какая-то женщина. Что-то бормочет. В
такое-то время, видно тут дело нечисто. Что ей делать одной
среди могил?
2-й каменотес. Я женской породы не боюсь. Эта-то, одно
место открыла, другое не прикрыла.
Калина (в стиле XX века). Привет, ребята!
1-й каменотес. Доброго здоровья, госпожа.
Калина. Кто это тут лежит?
1-й каменотес. Госпожа Калина. А лежит она или стоит, это
вам, госпожа, виднее, чем нам, убогим.
2-й каменотес. Говорят, она была молодой и красивой. Как
зеленый луг. Такая, что если бы даже под бабу попала, и то бы
понесла, а про нашего брата я и не говорю, у нас с этим делом
быстро.
Калина. А что ж она померла, такая молодая да красивая?
2-й каменотес. Ее на глазах жениха разорвали на куски
мертвецы. Только так ей и надо, нечего ночью по театрам
таскаться. И ты такая. Если мужика ищешь, считай, что нашла!
(Подходит к Калине.)
Калина вдруг начинает петь "Yesterday" Beatles. Каменотесы
убегают со всех ног. Из темноты появляется кир Аврам Бранкович.
Аврам. Ты звала меня?
Калина. Конечно. Я самая большая ошибка твоей жизни.
Аврам. Хочешь мне отомстить? (Заметно, что он напуган.)
Калина. Нет, хочу предложить тебе небольшую торговую
сделку. Хочу продать тебе свою смерть.
Аврам (переборов страх.) Зачем мне это нужно?
Калина. Мою смерть ты знаешь, а свою - нет. Давай
поменяемся? Твоя может оказаться хуже моей.
Аврам. А может и лучше.
Калина. Лучше не может. Я уже знаю, как ты умрешь, и ты
хорошо знаешь, что я это знаю. Так что, согласен или нет?
Аврам. Я хочу знать, как я умру и когда, но не хочу
покупать твою смерть. Мне и моя хороша. Какая будет, такая и
будет, другой не надо.
Калина. Хорошо. Иди за мной.
Подходят к шатру, который стоит в темноте перед театром.
Сейчас услышишь, как ты умрешь. Это будет в 1689 году, во
время битвы при Кладове, где австрийцы и сербы сражаются против
турок.
Калина откидывает завесу на входе в шатер, видна его
внутренняя часть, просторная, застеленная толстыми коврами. На
ковре спит Коэн. Масуди и паша разговаривают, сидя на подушках.
Тебе знаком кто-нибудь из них?
Аврам. Я знаю младшего. Это мой слуга, Масуди.
