Они часто приветствовали меня низким поклоном или дружеским
прощальным кивком, выходя из комнаты перед очередным изменением.
Иногда они беседовали со мной друг о друге, как говорят друзья о
своих знакомых, поэтому я узнал о некоторых их личных
историях." [18, т.I, с.246]
По любопытному совпадению, перечитывая предыдущий отрывок, я
вспомнил одно обстоятельство, стал перелистывать кучу старых
ньюйоркских писем и заметок, пока не обнаружил следующее. В заметке
того времени встречается описание моей беседы с одним Махатмой,
венгром по происхождению, который в тот вечер вселился в тело
Е.П.Б.: "Прикрыв глаза, он убавил газ в светильнике, стоящем на
столе. Спрашиваю, зачем. Отвечает, что свет это физическая сила.
Попадая в глаза незанятого тела, он встречает препятствие,
отражаясь, наносит удар и травмирует астральную душу временного
владельца. Этим ударом он может быть вытолкнут. При этом возможен
даже паралич незанятого тела. При вхождении в тело должны быть
соблюдены исключительные предосторожности. Полное слияние не
происходит, пока не будут соответствовать до автоматизма их
кровообращение, дыхание и т.п. Тем не менее даже на больших
расстояниях существует эта тесная связь. Тогда я зажег люстру, но
заместитель сразу же взял газету и закрыл ею свою голову от света.
Удивившись, я попросил объяснения. Мне ответили, что сильный
верхний свет, освещающий макушку, более опасен, чем направленный
прямо в глаза." [18, т.I, с.275]
Я заметил, что когда физическая Е.П.Б. находилась в раздражительном
состоянии, редко кто занимал ее тело, за исключением Учителя "
духовного наставника и опекуна, чья железная воля была сильнее ее.
Кроткие философы в такое время предпочитали держаться в
стороне." [18, ст.I, с.257]
Один из этих ее Alter Ego ("Второе Я"), которого я
затем встречал лично, носит большую бороду, длинные усы,
закрученные на раджпутский манер, переходящие в бакенбарды. У него
привычка теребить свои усы в минуты глубокой задумчивости. Он это
делает механически и бессознательно. Временами личность Е.П.Б.
исчезала, и она становилась "Кем-то другим". Я наблюдал,
как она с отрешенным видом разглаживала и закручивала
несуществующие у нее усы, пока мой пристальный взгляд не выводил ее
из этого состояния, тогда она быстро убирала руку от лица и
продолжала свою писательскую работу.
Следующим был некто, кто не любил английский язык так сильно, что
не желал со мною разговаривать ни на каком другом языке, кроме
французского. У него был прекрасный артистический талант и
страстное увлечение всякими механическими изобретениями. Время от
времени приходил другой. Он сидел, небрежно чертил что-то
карандашом, сочинял дюжины станцев, содержащие и возвышенные идеи и
юмористические строки. Итак, каждый из них имел свои отличительные
особенности так же, как все наши обычные знакомые и друзья. Один
был хороший рассказчик, веселый и очень остроумный; другой
олицетворял собой достоинство, сдержанность и эрудицию. Один был
спокойным, терпеливым и доброжелательным помощником, другой
дотошный и иногда раздражительный. Один всегда подчеркивал и
объяснял научное и философское значение предметов, о которых я
писал, демонстрируя феномены мне в назидание; в то время как
другому я не осмеливался даже упоминать о них". [18, т.I,
с.244]
"Когда один из Них был "на страже", как я обычно
говорил, то все особенности ее рукописи повторяли свойственный ему
литературный стиль как и в предыдущее его посещение. Он обычно
писал на различные темы по своему вкусу, и Е.П.Б. играла роль не
только секретаря, а того и другого одновременно. Если бы в то время
мне дали любую страницу из "Изиды", то я с полной
уверенностью смог бы сказать, кем они были написаны". [18, т.I,
с.246]
"Мы работали, сотрудничая по крайней мере с одним невоплощенным
существом " чистой душой одного из мудрейших философов
современности... Он был великим исследователем Платона, и мне
говорили, что изучение смысла жизни настолько поглотило его, что он
стал привязан к земле, то есть не смог разорвать эти узы и сидел в
астральной библиотеке, созданной им ментально, предаваясь своим
философским размышлениям... Он страстно желал работать с Е.П.Б. над
этой книгой и внес большой вклад в философскую ее часть. Он не
материализовывался и не сидел с нами, не вселялся в Е.П.Б.
медиумически, а просто его голос диктовал текст, советовал ей, как
использовать сноски, отвечал на мои вопросы о деталях,
инструктировал меня о принципах и играл роль третьего лица в нашем
литературном симпозиуме..." [18, т.I, с.243]
"Е.П.Б. служила Платонисту секретарем самым настоящим образом.
Их отношения ни в чем не отличались от отношений, характерных между
личным секретарем и его хозяином, кроме того, последний был видимым
для нее и не видим для меня... Он казался не совсем
"Братом", как мы обычно называли Адептов, и все же более
им, чем кем-нибудь иным... Он никогда ни единым словом не намекал
нам, что он считал себя ни кем иным, как живым человеком. Но мне
говорили, что он не осознавал, что уже умер и покинул свое тело. Он
плохо ориентировался во времени, и я помню, как мы с Е.П.Б.
смеялись, когда однажды под утро в 2-30 после необычайно тяжелой
ночной работы мы собрались уже покурить напоследок, он тихо спросил
ее: "Вы готовы начать?" И я также помню, как она сказала:
"Ради Бога, не смейтесь даже в глубине своей души, иначе
старичок обязательно услышит и обидится" [18, т.I, с.238-243]
Я имел доказательство, что по крайней мере некоторые из тех, кто с
нами работал, были живыми людьми; увидев их в астральном теле в
Америке и Европе, я позднее видел их в Индии, встречался и
беседовал с ними." [18, т.I, с.236]
"Однажды вечером в Нью-Йорке, пожелав Е.П.Б. спокойной ночи, я
сидел в своей спальне, куря сигарету, предаваясь размышлениям.
Вдруг возле меня оказался мой Чохан. Дверь открылась бесшумно, если
она открывалась вообще, но тем не менее он был здесь. Он сел, и мы
беседовали с ним приглушенными голосами некоторое время, и
пользуясь его расположением ко мне, я попросил его об одолжении. Я
сказал, что мне хотелось иметь реальное доказательство его
посещения, что это не было простой иллюзией или майей, созданной
Е.П.Б. Он усмехнулся, развязал свой расшитый индийский тюрбан из
хлопчатобумажной ткани, бросил его ко мне, и " исчез. Эта ткань и
сейчас хранится у меня, там в углу вышиты инициалы моего Чохана...
М .'." [11, с.110; 18, т.I, с.434; 23, август, 1932]
"Однажды летом мы с Е.П.Б. находились в своем кабинете в
Нью-Йорке в послеобеденное время. Были ранние сумерки, и газ еще не
зажигали. Она сидела у окна, выходящего на юг, а я стоял у камина,
погруженный в свои мысли. Я услышал как она сказала: "Смотри и
учись", и взглянув, увидел дымку, поднимающуюся над ее головой
и плечами. Это было похоже на одного из Махатм, того, кто позднее
оставил мне свой замечательный тюрбан, астральный двойник которого
он в то время носил на своей, рожденной из тумана голове.
Поглощенный феноменом, я застыл в молчании. Показалось смутное
очертание верхней части торса, затем постепенно исчезло, либо
поглощенное телом Е.П.Б., либо нет, я не знаю. Две-три минуты она
сидела как изваяние, потом вздохнула, пришла в себя и спросила,
видел ли я что-нибудь. Когда я попросил ее объяснить этот феномен,
она отказалась, пояснив, что это нужно для развития моей интуиции и
для понимания феноменов того мира, в котором я живу. Все, что она
могла сделать " это показывать и предоставлять мне самому делать
выводы." [18, т.I, с.266]
"Сможет ли кто-нибудь понять мои чувства после того, как
однажды вечером я обнаружил, что ничего не подозревая, я с веселым
легкомыслием поприветствовал степенного философа и тем самым
нарушил его обычное спокойствие? Воображая, что обращаюсь только к
своему "закадычному другу" Е.П.Б., я сказал: "Ну,
старая кляча, давай приниматься за работу!" В следующее
мгновение я покраснел от стыда " удивление и уязвленное
благородство на ее лице показывали, с кем я имел дело... Это был
тот, к кому я испытывал глубокое почтение. Не только за его
обширные знания, возвышенный характер и благородные манеры, но
также за его действительно отеческую доброту и терпение. Казалось,
что он проник в самую глубину моего сердца, стремясь пробудить мои
скрытые духовные возможности. Я узнал, что он выходец из Южной
Индии, обладал большим духовным опытом, это был Учитель Учителей.
Он жил под видом землевладельца, и никто вокруг не знал, кем он был
в действительности. О, я получил от него столько высоких мыслей,
разве я могу сравнить их с чем-либо в своей жизни!..
Это был Учитель, продиктовавший "Ответы английскому О.Т.О."
по вопросам, возникшим после прочтения книги "Эзотерический
Буддизм", опубликованной в "Theosophist" в сентябре,
октябре, ноябре 1883 года. Она записала это в Оотакамунде в доме
генерал-майора Моргана, страдая от холода, закутавшись в плед*.
Однажды утром я был в ее комнате и листал книгу, когда она сказала:
"Пусть меня повесят, если я когда-нибудь слышала о Иафигианах.
Вы что-нибудь читали об этом племени, Олькотт? Я ответил, что не
читал и поинтересовался, почему она задавала этот вопрос.
"Старый господин говорит, чтобы я записала это, " ответила
она, " но мне кажется, здесь какая-то ошибка, что вы скажете?"
Я ответил, что если Учитель указал ей это наименование, она должна
написать его без опасений, так как он всегда был прав. Так она и
сделала. Это пример тех многочисленных случаев, когда она писала
под диктовку без своего личного знания." [18, т.I, с.247-249]
"Однажды вечером я получил запомнившийся урок. Незадолго перед
этим я принес домой два хороших мягких карандаша, очень подходящих
для нашей работы, один отдал Е.П.Б., а другой оставил себе. У нее
была плохая привычка брать якобы взаймы перочинные ножи, карандаши,
ластики или другие канцелярские принадлежности, при этом забывая их
вернуть; попав однажды в ящик ее письменного стола, они оставались
там, несмотря ни на какие мои протесты. В тот вечер Некто рисовал
лицо чернорабочего на листе бумаги, беседуя о чем-то со мной, как
вдруг он попросил у меня другой карандаш. В моем мозгу возникла
мысль, что если я отдам этот хороший карандаш, то попав в ее ящик,
он уже не вернется ко мне. Я не сказал этого, а только подумал, но
Некто с сарказмом посмотрел на меня, поставил свой карандаш в
подставку для ручек, некоторое время подержал его там и, о Боже!
Появилась дюжина карандашей, абсолютно таких же по форме и
качеству! Он не произнс ни слова, даже не удостоил меня взглядом,
но я почувствовал, как кровь прилила к моему лицу. Подобного
потрясения я не испытывал в моей жизни никогда. И все-таки я вряд
ли заслужил этот своеобразный упрек, если учесть, каким
"захватчиком карандашей" была Е.П.Б." [18, т.I, с.245]
"Я упоминал о том, что часть "Изиды", написанная самой
Е.П.Б. уступает по качеству части, написанной для нее Кем-то. Это
абсолютно ясно, ведь как могла Е.П.Б., не имея необходимых знаний,
правильно написать о разнообразных предметах, рассматриваемых в
этой книге? В ее, по-видимому, нормальном состоянии она читала
книгу, делала необходимые пометки, писала об этом, делала ошибки,
исправляла их, обсуждала их со мной, заставляла меня браться за
работу, помогала моей интуиции, просила друзей достать ей
необходимые материалы и продолжала до тех пор, пока кто-нибудь из
Учителей не приходил к ней на помощь. Во всяком случае Они не были
с нами всегда.
Ею отлично написаны многие страницы, так как она обладала чудесными
природными литературными способностями; она никогда не писала
скучно или неинтересно и всегда была в равной мере блестящей на
трех языках, когда полная сила была с ней. Она писала своей тете,
что когда ее Учитель был занят где-то еще, он оставлял вместо себя
заместителя и тогда это было ее "Светлое Я", ее Внутренний
Голос, который думал и писал за нее. Я не рискну высказать свое
мнение по этому поводу, так как никогда не наблюдал ее в этом
