Это была красивая речь. Думаю, не хуже речей знаменитого древнего оратора
Цицерона в Римском сенате, которые постояно хвалит наш учитель истории Семен
Семенович. А он зря хвалить не станет - мы-то уж точно знаем.
Подойдя к лагерю, мы увидели Костика Соболева. Он куда-то мчался с
недозволенной скоростью. При всеобщей борьбе за привес такая скорость мне
показалась подозрительной.
- Эй, соревнующийся,- крикнул я,- растрясешь килограммы!
- Имеем право! - Костик круто свернул со своего курса и подскочил к нам.
Оказалось, что в наше отсутствие в лагере произошли важные события. В
медчасти мнимых больных разоблачили задолго до того, как они успели показать
все симптомы своих заболеваний. Ниточка потянулась дальше. Узнав в чем дело,
отрядные вожатые и воспитатели ахнули. Состоялся большой и полезный
разговор. Борьбу за привес признали никчемной затеей, а также медвежьей
услугой, которую мы оказали собственному здоровью и - что особенно важно -
самим принципам соревнования. Оба отряда всё хорошо продумали, взвесили и
прочувствовали.
Сообщение Костика меня глубоко задело. Моя пламенная речь на уровне
Цицерона теперь не требовалась никому. Образец ораторского искусства
бесповоротно пропал. Его можно было выкинуть на помойку.
- Сейчас-то куда бежишь?- поинтересовался Вовка Трушин у Костика.
- На спортплощадку. Затеваем соревнование за прирост. Какой отряд на
сколько сантиметров вырастет. Хочу на пе-рекладине повисеть полчасика. Чтобы
вытянуться...
"Речь пока не надо на помойку,-подумал я. -Пригодится!"
КА ЧЕ?
В нашей школе ребятам до восьмого класса часов носить не разрешают.
Строгости страшные, проверки каждый день! Обнаружат часы, отдадут завучу
Ольге Александровне, и они лежат у нее, пока кто-нибудь из родителей не
придет. Никто не знает, сколько до звонка-изводятся все ужасно. Мишка нашел
выход из положения еще в четвертом классе, когда папа подарил ему "Ракету":
стал носить часы на но-ге. Скоро год их носит, и ни один проверяющий часов
не оты-скал. Мы всегда знаем время с точностью плюс-минус сорок пять
секунд-такое отклонение в суточном ходе часов допускается инструкцией.
Как-то Костик спросил:
- Послушай, Сазонов! Будь любезен, если не трудно, скажи, пожалуйста,
который теперь может быть час? Сколько осталось минут до конца урока?
Мишка как-то странно посмотрел на Костика и не ответил. Задумался. Тот
раза три спрашивал, прежде чем Мишка отвлекся от одолевших его мыслей.
Костик смертельно обиделся - он у нас душевно ранимый.
- Зачем,-упрекнул я Мишку, когда шли домой,-Костика расстроил?
- Нечаянно.-В Мишкиной голове все еще шел активный процесс мышления. Он
повернулся ко мне: - Ты в вопросе Костика не заметил ничего интересного?
- Это ему было интересно, который час,-сказал я. - А ты молчал... Трудно,
понимаешь, ногу поднять!
- Вопрос, который задают очень часто...
- Еще бы,-хмыкнул я.-Миллионы людей на земном шаре спрашивают у других
миллионов о времени чуть ни каждый миг. И получают, между прочим, ответ!
Один Костик остался без ответа.
- В том-то и ужас, что миллионы, - вздохнул Мишка. - Знаешь, сколько слов
в вопросе Костика? Обрати внимание: послушай-раз, Сазонов-два, будь-три,
любезен-четыре...- Мишка помнил всю фразу.-...Осталось - шестнадцать,
минут-семнадцать, до-восемнадцать, конца-девятнадцать, урока-двадцать.
Занимает четверть минуты, не меньше!
- Если пятнадцать секунд,-догадался я, куда гнет Мишка,-помножить на
миллионы, получатся тысячи часов...
- Их человечество расходует совершенно напрасно!- воскликнул Мишка. -
Впустую!
Мы с Мишкой живо представили себе толпы людей на всех континентах,
островах и полуостровах день и ночь задающих друг другу один-единственный
вопрос. Тот самый, который Костик задал Мишке. Вопрос занимал пятнадцать
секунд, но секунды, перемноженные на миллионы спрашивающих, превращались в
долгие, томительные часы пустого существования. В эти часы люди всего и
делали, что интересовались друг у друга, который час. По всем признакам
жизнь замирала, останавливались фабрики и заводы, самолеты не взлетали с
бетонных дорожек, застывали на синих рельсах поезда, корабли не бороздили
океаны... Люди интересовались временем и не заметили, как сами его
остановили! Над человечеством нависла угроза. Надо было что-то делать!
- Кое-что можно предпринять,-уверил меня Мишка.
- Купить всем часы, - сказал я. - Пусть смотрят!
- Нереально. Да и проблема гораздо шире. Смысл вопроса, который задал
Костик,-разъяснил Мишка,-для человечества не опасен. Важно, как его задать,
в какой форме. Костик, например, потратил двадцать слов там, где можно
обойтись двумя: "Который час?" Он отнял у себя и у нас пятнадцать секунд, а
мог уложиться в полторы. Научи мы Костика экономно расходовать слова,
тринадцать с половиной секунд возвращались людям. Помноженные на миллионы,
эти чахлые секунды вырастали в часы, заполненные упорным трудом и веселым
отдыхом. Вновь начинали работать фабрики и заводы, самолеты взвивались в
небо, по морям плыли корабли, на них танцевали и пели... Однако не так уж
трудно объяснить людям, что, спрашивая который час, они должны употреблять
два слова, а не двадцать. Куда сложнее решить другую задачу; во всех случаях
жизни обходиться наименьшим количеством слов, и таким способом экономить
драгоценное время.
Мишка порылся в своей памяти, подыскивая научные термины, и провозгласил:
- Минимум слов-максимум информации!
Случай показать, что значит экономное употребление слов, представился тут
же. Навстречу шел солидный человек с бородкой, прогуливался. Человек
приветливо помахал рукой:
- Что, ребята, в школу? - Наверное, думал, учимся во вторую смену.
- Из! - резанул Мишка.
Прохожий с бородкой пошатнулся и долго смотрел нам вслед.
Меня Мишкин ответ восхитил. Ведь еще полчаса назад всё было бы
по-другому. Мы бы остановились и сказали: "Здравствуйте! Нет, мы занимались
в первую смену, уроки кончились, идем домой. До свидания!" А теперь: "Из!"-
и порядок! Да здравствует минимум слов-максимум информации!
К работе по сокращению количества слов в устной речи мы решили привлечь
ребят.
- Подключить общественность,- сказал Мишка.
Предложение в классе понравилось. Костик Соболев сослался на опыт своего
папы, кандидата наук, который всегда старается писать статьи покороче, и
говорит при этом, что когда словам на бумаге бывает тесно, то мыслям
просторно. Опыт папы Костика всех обрадовал-к сокращению количества слов в
письменной речи до нас уже подходили вплотную.
Вовка Трушин сказал, что немецких слов под это дело можно будет учить
поменьше. Мишка уточнил: наша работа касалась пока только русского языка.
Первое, что мы сделали, - отменили слова, которые говорят вежливые и
воспитанные люди, когда друг к другу обращаются или что-нибудь друг у друга
просят: "Будьте любезны!", "Пожалуйста...", "Вы очень добры...", "Спасибо!",
"Благодарю!", "Очень вам обязан..."
Мы договорились, что всё это как бы само собой разумеется и поэтому
употреблению не подлежит.
Больше остальных остался доволен Вовка Трушин. У него с вежливостью
всегда было не очень-то в порядке.
Теперь наше общение отличалось жесткостью и категоричностью и, если
судить по кинокартинам, походило па язык военных приказов, с той разницей,
что все были командиры и ни одного подчиненного.
- Передай ластик!
- Возьми учебник!
- Вытри доску!
- Дай списать!
Кое-кто стал поддаваться этой категоричности и перегибать палку. Ната
Жучкова, обращаясь к Костику, как-то сказала:
- Сходи за мелом, балда!
Мишка сделал Нате внушение и потребовал, чтобы лишних слов она не
говорила и не отрывала у нас времени. Ната возражала: мол, по поводу балды и
тому подобного уговора не было. Тогда мы условились, что всякие грубые слова
произносить не будем: и они, как и вежливые, тоже подразумеваются.
Вскоре я внес еще одно предложение - обходиться только существительными и
короткими частями речи вроде местоимений, а глаголы и тем более
прилагательные исключить. Но тут мы столкнулись с некоторыми трудностями.
Например, вместо "Передай ластик!" можно было сказать: "Ластик!", вместо
"Возьми тетрадь!"-энергично: "Тетрадь!", а вот "Дай списать!" выразить
существительными и местоимениями мы не смогли-фраза состоит из двух
глаголов. Пришлось разрешить в жизненно важных случаях обращаться к
глаголам.
Чтобы свой опыт передать другим классам, а потом и всему человечеству,
Мишка вел ежедневные записи, которые в дальнейшем собирался обобщить. В
тетрадь заносились все предложения по экономному пользованию языком, а также
образцы разговоров, признанные Мишкой наиболее удачными. Рядом с сокращенной
фразой Мишка писал "расточительную" - так он ее называл, то есть нормальную.
Затем указывал число слов во втором предложении, вычитал из него количество
слов первого и получал чистую экономию, которой очень гордился.
Тетрадь пестрела такими заметками и таблицами:
Фразы экономного разговора
Фразы расточительного разговора
Подсчет экономии
- Дом?
- Вовик, ты после уроков куда пойдешь, домой?
7-1=6
- Кино!
- В кино думаю сходить.
4-1=3
- Уроки?!
- А уроки? Неужели не помнить - завтра контрольная по математике!
9-1=8
- Ну их!..
- Ну их!..
2-2=0
Итого экономия: 6+3+8+0=17 слов.
Теперь за неделю всем классом мы экономили столько слов, что будь они
кирпичами, их хватило бы на постройку многоэтажного дома.
Правда, свободного времени не прибавилось, оно уходило на обдумывание: не
так-то просто сообразить, какие слова сказать, а какие оставить в уме, чтобы
получилось попятно. Но мы старались, и скоро древние римляне с их чеканными
и четкими фразами, которыми всегда так восхищается Семен Семенович, отстали
от нас веков на двадцать, как впрочем, и положено древним римлянам.
Казалось, мы общались так экономно, что дальше некуда. Но Мишка вскрыл
новые резервы, узнав где-то о существовании слова аббревиатура.
Никто и понятия не имел, что это еще за зверь такой со страшным
названием. Когда мы отсмеялись, Мишка разъяснил: аббревиатурой называется
сокращение слов или словосочетаний. Всё очень легко. Например, вместо слова
заведующий люди говорят зав, вместо эскадренный миноносец-эсминец, вместо
высшее учебное заведение-вуз и т. д. и т. п. Это и есть аббревиатуры. Даже
"итэдэ", "итэпэ", если их вот так слитно произнести, тоже, я думаю,
аббревиатуры. Во интересно! А мы и не знали!
- Теперь знаете,- сказал Мишка угрюмо. Он еще не простил наш неуместный
смех. - А раз слова можно сокращать, незачем их употреблять целиком!
Простота Мишкиного рассуждения и раскатистое, как барабанная дробь,
звучание нового термина покорили даже недоверчивого Костика Соболева. По его
предложению каждый должен был дома составить список из 10-15 наиболее
употребляемых слов или словосочетаний и превратить их в аббревиатуры,
которые затем стали бы широко применяться поголовно всеми людьми.
Мы поработали над этим домашним заданием основательно. Все пришли со
своими списками и тщательно друг от друга их скрывали до конца уроков, пока
не сели обсуждать.
Костик Соболев произнес небольшую речь, в которой подчеркнул всю важность
предстоящих решений для дальнейших судеб родного языка. Мишка поддержал
Костика и сказал, что наши предложения должны быть на уровне замечательных
мировых достижений в науке и технике. Они нас здорово напугали, Мишка и
Костик, так что Вовка Трушин повычер-кивал все слова из своего списка, и мы