держака высверлена точно, секирище не соскользнет: в торец вбиты тонкие
пластинки обсидиана. Для прочности узкий ремешок намертво скрепляет дерево
и камень, даже бороздки пропилены в дереве и камне, чтобы держалось
крепче.
Точно такое же, подумал он потрясенно, было у него, когда их... когда
они покинули родную деревню. Но откуда здесь секира невров? Был здесь
кто-то из людей, тогда Страж брешет, как деревянный, или же прохожий
охотник повесил на молодой дубок свою секиру, забыл о ней, а дубок все рос
да рос...
Но тогда когда это было?
-- Тайна великая, -- прошептал он. -- Надо сказать Олегу... Тот до
всего доискается. Олег поймет и нам скажет...
Он заставил непослушное тело двигаться выше.
Сияние становилось ослепляющим. Все потонуло в блеске, Таргитай
различал только гигантского сокола. Оперение было не просто белым или
белоснежным -- белизны такой чистоты просто не существовало на свете,
который именовался белым.
Это был свет первых мгновений творения, чистейший первозданный свет!
Таргитай смотрел не щурясь. Сияние, в котором все тонуло, не
ослепляло. Сокол был как из застывшего света, только немигающие глаза
горели багровым огнем. Таргитай с трепетом понял, что Сокол, вот так не
мигая, сидит уже тысячи лет.
-- Челом бью, великий Род, -- выговорил Таргитай. Чувствовал, что к
богу богов надо бы как-то почтительнее, но все одно, как не обратись,
будет недостаточно. Перед ним -- Прародитель, Отец Всего Сущего!
Сокол недвижимо глядел вдаль. Радостный свет выжигал даже намек на
тень, но и на фоне слепящего света Сокол был как пылающий факел в ночи.
Таргитай сказал громче:
-- Великий Род, твой мир в страшной опасности!!!
Голова Сокола с огромным усилием -- явно не двигался тысячелетиями --
повернулась к нему. Пурпурные глаза, где блистал огонь, взглянули устало.
Прозвучал слабый надтреснутый голос, голос умирающего старика:
-- Кто ты?
-- Человек, -- ответил Таргитай торопливо, сердце его сжалось. --
Последнее твое творение, мудрый!
Сокол так долго смотрел не двигаясь, что Таргитай почувствовал себя
забытым. Что для бога богов сотня-другая лет? А тут и семь, то бишь три
дня, срок всей жизни. Наконец тот же слабый голос почти прошептал:
-- Все-таки пришел человек... слабейшее из творений. Почему... не
боги?
-- Род, -- сказал Таргитай торопливо, -- помоги! И своему миру. Ты ж
все можешь!
-- По...мочь?.. В чем?
-- Изгони Зло. Побей Темные Силы. Тебе ж Ящера прибить легче, чем
корове слепня.
Пурпурные глаза Сокола потускнели.
-- Опять? Прибить, уничтожить, смести... Это уже было... много раз...
Таргитай заговорил с дрожью, ему что, но решалась судьба всего
людства:
-- Мы -- твои дети! Ты создал нас последними! А разве последние -- не
самые любимые?
Голос прозвучал еще тише:
-- Вы последние... последняя... надежда... Если и вы... -- Но почему?
-- закричал Таргитай во весь голос. -- Почему?
-- Рушить очень просто... Когда нет надежды... надо рушить... Я не
могу создать лучше, чем сотворил... Но мир должен быть лучше...
-- Каким? -- закричал Таргитай, срывая голос.
-- Не знаю... Я много раз перекраивал мир. Были ходячие горы и живые
океаны, был мир пылающей земли, был расплавленного железа... Когда все
получалось плохо, я, устав, сотворил богов... Оказалось намного лучше, я
воспрял духом. Они должны были продлить мое дело. Сами перестроить,
улучшить, добавить украсить...
-- Они сделали?
-- Боги вечные дети. Им хватит мощи для себя. Я дал им вечную жизнь,
вот они и... не спешат.
Он опять молчал так долго, что Таргитай не выдержал:
-- Что?
Красные немигающие глаза снова остановились на нем.
-- Ты еще здесь, человек... Вы, люди, последний вздох этого
умирающего мира... Последняя, угасающая надежда... Младшие боги, которые
живут один миг...
Таргитай закричал, срывая голос:
-- Но как мы, такие малые, сможем сделать то, что не можешь ты?
Плечи Сокола обвисли, словно бог богов не мог больше нести тяжесть
всего мира.
-- Не ведаю... Вы -- последние... Если не вы... больше некому..
конец...
Багровые глаза погасли. Сокол застыл, снова превратившись в глыбу
окаменевшего света. Таргитай в великом горе отступил на шаг. Сердце
прыгало, как заяц, а в животе лежала льдина. Жизнь как кощуна: чем дальше,
чем страшнее. Сделать то, за что не берутся даже боги? Да что боги -- сам
Род не в силах? А еще успеть в три дня?
Род блистал, но это был блеск огромного айсберга в лучах солнца. Мир
был холоден и жесток.
Таргитай отступил еще. Под пяткой уже чувствовалась пустота. Он
согнулся, как от резкой боли в животе.
-- Миром правят боги, -- прошептал раздавленно. -- Одни добрые,
другие злые, третьи... третьим все одно. Но любой сильнее нас во сто крат.
Мы бессильны даже со всей-всей магией!
Сокол молчал. Таргитай без сил повернулся, деревянные ноги были как
две колоды. Руки мертво хватались за выступы. К счастью, спускаться все же
легше, иначе бы сразу...
Бессмертные боги не перемрут, оставив мир людям, и не перебьют друг
друга. Но даже исчезли бы боги -- что могут люди?
Глава 9
Вокруг Олега бушевал яростный вихрь. Волосы встали дыбом, сухо
потрескивали. Даже волчья шерсть встопорщилась, по кончикам прыгали
искорки. Щелкали, будто кто давил вшей. Магический кокон с трудом
выдерживал удары. Через скорлупу пробивался свист, треск, непрестанный
скрежет, будто он ломился сквозь гору, а не несся сквозь пустой воздух.
Серое за магическим коконом исчезло почти мгновенно. Блеснул яркий
зеленый свет -- вынесло за пределы ствола, но не успел перевести дух, мол,
уже под кроной Прадуба, как исчезло и зеленое. Он мчался во сто крат
быстрее выпущенной рукой Мрака стрелы!
Даже сквозь полупрозрачную скорлупу кокона было страшно видеть ровную
серую полосу внизу. Такое зрел только однажды: скакал на обезумевшем коне,
свесившись с седла от стрел киммеров, едва не вспахивая носом землю...
Тогда перед глазами точно так же сливалось в серую дымную полосу.
Воздух внутри кокона превратился в кисель, загустел. Олег чувствовал
себя мухой, попавшей в клейкий сок березы. Зато в лицо не дул яростный
ветер, что терзал на летящем ковре, Змее, Рухе. Пожалуй, на такой скорости
ветер срывал бы не только слюни, но и куски мяса.
Внезапно он ощутил едва заметное изменение. Быстро вскинул к лицу
кулак. На мизинце было серое кольцо, настолько незаметное, что не
вспоминал с момента находки. И не замечал: руки редко бывали другого
цвета. Но сейчас колечко начало нагреваться само по себе!
Сердце застучало чаще. Горячая кровь ударила в голову. До этого
мчался сквозь пространство холодный и рассудительный: что понятно, то не
страшно... ладно, пусть страшно, но тот страх легко побороть, а
неожиданное... или мало ожидаемое, так как втайне надеялся, может поднять
волосы дыбом на затылке и шерсть по всей спине. Кольцо начало наливаться
темно-вишневым цветом. Так меняет цвет железо в горне, но палец не жгло,
тепло шло странно живое, словно к нему прижался сытым боком сонный
котенок.
Внезапно ногам стало холоднее. Олег поспешно повторил заклятие,
волосы встали дыбом: мог вывалиться из магического кокона!
Хорошо, что никто из друзей не спросил даже, куда именно пойдет
искать Первоскорлупу. Даже сейчас все еще не знает, в ту ли сторону?
Впрочем, куда бы ни пошел, обязательно упрешься, если верить старым
волхвам, в Край Света. Но это если верить им. Уже не раз убеждался, что
древние, несмотря на расхожую мудрость, что в старину-де были умнее, на
самом деле знали не так уж много. Да и то, что знали, нуждается в
поправках.
Внезапно, как ножом в грудь, ударило встречным ветром. Магический
кокон раздулся и с треском лопнул. Олега бросило словно на каменную стену.
От страшного удара захрустели кости. Он ощутил соленую кровь во рту. Но
страшнее боли было осознание, что он ударился просто о... воздух!
В панике попытался укутаться в кокон снова, но боль путала мысли,
острый ветер раздирал рот и забивал легкие. Ветер сменился, свирепо дул
уже снизу, с каждым мгновением сильнее. В желудке ощутил пугающую пустоту,
сердце замерло. Он понял, что стремительно падает вниз.
Прикрыв ладонями глаза, заставил себя посмотреть навстречу
стремительно приближающейся земле. Его несло по крутой дуге на
серо-зеленую массу, что прямо на глазах начала распадаться на зеленые
холмы, те разрослись, обозначились крохотные деревья.
В страхе закрыл глаза. На заклинания нет времени, жизнь короче
заклятия, судорожно напрягся. Рвущий ноздри воздух донес запах земляники.
Он зажмурился плотнее, ожидая страшного удара оземь, его люто тряхнуло,
смяло, он закувыркался, с великим усилием замахал руками... с перепонками
между пальцами... Нет, уже не руками -- встречный ветер едва не выламывал
из плечей суставы длинных крыльев.
Он расправил сперва наполовину, перебарывая встречное давление
урагана, наконец распахнул крылья полностью. Перед вытаращенными глазами
промелькнуло зеленое. В ноздри ударило запахом зелени, затем по лицу
больно хлестнуло, а на зубах захрустело.
Он с великим трудом начал подниматься по широкой дуге. Крылья ныли.
Во рту был гадостный вкус. Он с великим облегчением выплюнул грязный
комок. Хорошо, Мрак не видел, как он на лету жрал траву. До сих пор
вспоминает, как он зайца прибил...
Олега передернуло: представил, что запоздал бы хоть на крохотнейший
миг на выходе из крутой дуги... Не верхушки трав бы сжевал!
В плечах было горячо от боли. Он распростал крылья, чувствуя, как
тяжко напрягать жилы. Парил, поднимаясь на теплых токах от земли. Когда
внизу деревья снова стали крохотными, воздух уже не подпирал снизу.
Пришлось скользить, как по ледяной горки, выискивать теплые потоки.
От усталости и жгучей боли мутилось в голове. Не лучше ли взять да
помереть? За что так мучиться? Боромир рек однажды, что без боли нет
жизни. У кого не болит душа, тот вообще не человек. Душа либо болит, либо
ее нет. Если так, то он человек, с какого боку ни тронь. И душа стонет, и
тело плачет.
Олег начал от усталости падать, крылья почти не держали. В гремящей
от боли голове. мелькнула странная как холодная молния мысль, что у богов,
если он думает верно, души не должно быть вовсе...
Замерзающие губы снова и снова повторили заклинание. Он падал, падал,
крылья сложил. Надо успеть распахнуть у земли, а пока сберечь силы. Но
успеть распахнуть вовремя, а то и крылья не удержат...
Крохотные деревья проплывали в двух-трех верстах внизу. Олег без сил
лежал на спине Змея. Пальцы побелели, вцепившись в крупные чешуйки. И часу
не пролежал на земле, как с неба упал скованный заклятием Змей, и Олег,
постанывая от боли и беспомощности, с третьей попытки вскарабкался на
горбатую спину.
Теперь вжимался между плитами, пронизывающий ветер грозил сбросить на
землю. Магический кокон больше не сотворить, слишком мало сил. И так даже
от простого заклятия слабость во всем теле, звон в ушах. От мощного --
кровь из десен, перед глазами меркнет свет.
Он пощупал Посох Мощи. Алатырь-камень едва светится, все такой же
теплый, словно живой. Земля проплывает далеко внизу медленно, нехотя.
После стремительного броска в магическом коконе полет на Змее кажется
улиточным, да и страха перед высотой нет. После того как ощутил, а главное
-- понял, что воздух не пустой, а вроде воды, только намного жиже, в нем