поднимался холод смерти. Уже выше колен обратилось в камень, отяжелело,
ноги не гнулись. С руганью, едва не плача от отчаяния, он каменно зашагал
вперед. Волхвы оглянулись, один небрежно отмахнулся. Из его ладони вылетел
сноп искр, метнулся в сторону Мрака.
Глава 53
Воздух сгорал на пути волховской силы, а когда искры ударились в его
тело, запахло горелым мясом, но еще больше -- паленым камнем. Мрак
изогнулся от боли, но все так же каменно шел на волхвов преисподней.
Волхв только успел распахнуть глаза, как что-то тяжелое размозжило
ему череп. Второй в недоумении забормотал, удар оборвал его на полуслове.
Третий прямо из ладоней метнул слепяще белые лучи, и секира угодила ему
прямо в лоб.
Четвертый оказался мудрее: ринулся к выходу. Мрак, не в состоянии
гнаться на каменных ногах, что омертвели до развилки, метнул вслед секиру.
Угодила в затылок рукоятью, но волхв рухнул как подкошенный, руки
разбросал, не копыхнулся.
-- Что значит добрый удар,-- пробормотал Мрак,-- никакое подлое
колдовство не устоит...
Правда, поправился про себя, если бы не та поддержка, на которую все
намекают, то удар мог бы не получиться таким хлестким.
Он обернулся к Светлане. Ее безупречно чистое лицо было спокойным,
глаза закрыты. Пухлые губы чуть приоткрылись, словно в последний миг
прошептала чье-то имя.
-- Спи,-- прошептал он мертвеющими губами,-- любимая, спи...
Звериная боль разламывала череп. В висках стучало, перед глазами
колыхалась красная пелена. Во рту было сухо, потом он ощутил соленое,
теплое. Холод поднялся до живота, и он ощутил как онемели внутренности,
превратившись в камень.
Шатаясь, он раскачал тело -- только бы не упасть! -- заставил себя
приблизиться к столу. Там лежала огромная толстая книга, а рядом стояли
песочные часы. Переплет из темной кожи, углы обуглены, выглядывает
почерневший краешек доски. Пахло древностью.
Мрак ухватился за край стола, чтобы не упасть. Книга занимала
половину стола, на переплете странные буквы, если и не прочел, то угадал.
Книга Судеб!
-- Мрак,-- прохрипел он.-- Меня зовут Мрак...
Трясущимися руками -- холод поднимается уже к сердцу -- раскрыл
книгу. Страницы из тончайшего пергамента внезапно пришли в движение. С
немыслимой скоростью переворачивались, мягко шелестя, у него только серело
в глазах, и вдруг замерли, открыв Книгу почти на середине.
Там было множество знаков, у него рябило в глазах, никогда бы не
подумал, что на свете столько народу, или тут и все звери, хотя почему бы
нет, иные звери лучше иных человеков, а то и гады лучше...
Одни значки вспыхнули темнобагровыми закорючками, но по мере того как
Мрак смотрел на них, медленно гасли, как угли в догорающем костре.
-- Вот и моя жизнь,-- прошептал он горько.
Боль стала острее, в глазах плыло. Холод поднялся к сердцу, стиснул
ледяной лапой. Остро кольнуло, и Мрак ощутил как сердце перестало биться.
Он слышал далекий звон, и уже не понимал, в его голове или за стенами.
Внезапно пустые песочные часы наполнились песком. Но он был весь внизу, а
сверху струилась тончайшая струйка, последние песчинки падали вниз.
Жаба прыгнула на книгу, почесалась, прыгнула обратно на плечо. Мрак
едва не упал, но в глазах на мгновение очистилось. Слабеющей рукой он
вытащил нож и соскоблил гаснущие закорючки.
В этот момент упала последняя песчинка. В нижней посудине замерла
горка нежнейшего песка, а в верхней было пусто. Мрак тряхнул головой. Из
глаз разом ушла багровая пелена, он глубоко-глубоко вздохнул, и острая
боль едва не разорвала грудь.
Боль стегнула по телу, и он едва не закричал от внезапного ощущения
своей дикой силы, своего могучего тела, своих сильных рук... А большое
сердце проснулось и судорожными толчками погнало, наверстывая, по жилам
горячую жизнь. Во всем теле стало горячо. Внутренности и ноги пекло, будто
туда залили расплавленный свинец. Его всего кусали злые мурашки, будто
отсидел себя целиком.
Внезапно песочные часы налились зловеще багровым светом. Мрак ощутил
жар, отодвинулся. По стеклу пробежала извилистая трещина. Звонко щелкнуло,
стекло разлетелось на тысячи мельчайших осколков.
Мрак ошалело видел как они на полу быстро теряли блеск, таяли,
похожие на тонкие льдинки под жаркими лучами весеннего солнца, исчезали.
Пол дрогнул, по середине пробежала трещина. Загремело, трещина
расширилась, стол с книгой Бытия рухнул в щель. Там загремело, трещина
сомкнулась.
-- Чтоб другим неповадно? -- проговорил он все еще дрожащим голосом,
не веря себя.-- Я еще не знаю, что натворил... но шороху будет!
Жаба перестала чесаться, повернулась и смотрела вопросительно. Мрак
протянул к ней руку, жаба увернулась. Мрак повернулся уходить, жаба с
сердитым кваканьем прыгнула ему на спину, взобралась на плечо и застыла
серо-зеленым комом.
-- Уносим ноги,-- сказал Мрак ошеломленно.-- Кто ж знал, что дойду!
Потому и не спрашивай... можно ли выбраться!
Жаба не спрашивала. Прижалась пузом, вгоняя коготки в кожу
душегрейки, и закрыла глаза. Похоже, верила в Мрака.
-- А что? -- сказал он вслух, оправдываясь.-- Ну, подчистил,
подправил! Будто я один жулик, а все на свете прямо порхают от святости. Я
ж не сирот обкрадываю. Вот куда слез, чтобы жизнь продлить!.. А другой с
поля боя бежит для того ж самого, позор и поношение терпит.
В полуверсте от стен Куявы земля задрожала, вспучилась. Края трещины
отодвинулись один от другого сажени на три. Взвился дым, взлетели языки
пламени. Тяжелый грохот сотрясал воздух, и слышно было как в глубинах
земли застонал кто-то немыслимо огромный, страшный.
Из провала выметнулись огненные кони, за ними по воздуху выскользнула
колесница. Конские гривы были из пламени, глаза горели как кровавые
звезды. С грохотом ударили копытами по краю, отвалилась целая скала,
рухнула в бездну, но тут же края пролома пошли друг другу навстречу,
схлопнулись, наверх выбрызнулись мелкие и крупные камни, пугая птиц.
На городские стены высыпал народ, смотрел, пугался, кричал в страхе и
великом удивлении. Из распахнутых ворот выбежали люди, со всех ног неслись
навстречу.
Мрак придержал лошадей. За колесницей неторопливо бежал угольно
черный конь, огромный, тяжелый, похожий на отливку из черной бронзы,
которая крепче любого булата. В нем, как в порождении ночи, чувствовалась
пугающая мощь существа другого мира.
Хрюндя скакнула с мешка Мраку на голую спину. Лапы соскользнули, но
все же едва не спихнула мощным толчком на землю. Он ругнулся, шлепнул ей
по толстой заднице:
-- Не шали!.. И не прикидывайся просто жабой. Я читать не могу, но
рисунки понимаю. Видел, кем вырастешь.
Жаба с готовностью перевернулась на спину. Отрастающие шипы мешали,
но она сумела подставить белесое брюхо. Огромные выпуклые глаза блаженно
закрылись пленкой.
Впереди толпы бежал Иваш. Он сильно исхудал, одежда на нем болталась,
под глазом растекся кровоподтек. Он со страхом и надеждой смотрел на
обнаженную до пояса могучую фигуру Мрака Черные волосы варвара из Леса
развевались сзади, на них видна была засохшая кровь. А на плечах, груди,
на руках белели свежие шрамы.
Мрак помахал рукой. Мышцы вздувались как корни столетнего дуба,
толстые и такие же крепкие:
-- Она вернулась. Снова.
Коней схватили под уздцы. Иваш впился взглядом в хрустальный гроб:
-- Она... там?
-- Будет спать еще трое суток,-- объяснил Мрак.-- Так бывает, я
слышал.
Он соскочил с колесницы, а Иваш пугливо залез на его место, с
робостью взял вожжи. Мрак кивнул на мешок:
-- Там эти... вещи богов. Отвези взад. Не стоит держать в одном
месте. Одно бы оставить в Куявии, другое закинуть в Артанию, что-то в
Славию... Скажи волхвам, пусть придумают что куда.
-- Да-да,-- сказал Иваш бледно, но взгляд уже стал тверже, спина
выпрямилась. Уже с властными нотками велел: -- Ты давай явись вечером. Я
те дам новый наказ. Кони из преисподней -- добро, но тут один царь
похвалялся, что в его землях пасется олень с золотыми рогами! Нам
изволится. Нам, это значитца мне и царевне!
Мрак посоветовал:
-- Забудь, и смеяться не будут. Я уже свободен, понял? А эти кони
обратятся в дым при заходе солнца.
Багровое солнце уже висело над краем земли. Иваш в страхе дернул
поводья, кони метнулись вперед с такой мощью, что Иваш скатился на дно
колесницы. Черный жеребец подошел, обнюхал Мрака, потыкался мягкими губами
в его ухо, презрительно фыркнул на жабу.
Мрак подложил обе ладони на цветную попону, готовясь прыгнуть на
конскую спину. Кто-то робко подергал его за рукав. Это был придворный
волхв-лекарь. Мрак огрызнулся:
-- Что еще?
Вместо ответа волхв вытащил из складок одежды зеркало. На Мрака
взглянуло очень знакомое лицо. Разбитый нос, видно как сломан в двух
местах, косой шрам через нижнюю губу, шрамы на скуле, на лбу, нижней
челюсти.
-- Боги,-- прошептал он с великим облегчением,-- это опять я... Я
вернулся к себе самому!
Сломанные кости носа срослись, как зажили и другие раны. Оставив где
заметные, а где едва белеющие шрамики.
-- Ужасно,-- вымолвил волхв.-- Такое попортил! Ладно, сделаем краше
прежнего.
Мрак отшатнулся:
-- Ни за что!
-- Почему?
-- Это мое лицо,-- сказал он с мрачной гордостью.-- Это я сам.
Его оборвал сильный треск над головой. Среди ясного неба полыхнула
слепящая молния, прогремел гром. Вдали возник огненный шар, во мгновение
ока разросся, завис над их головами, опустился в двух шагах, а из огня и
света вышел как его порождение высокий человек с красными как пламя костра
волосами. Глаза были зеленые как изумруды, а в руке сжимал Посох Мощи.
В народе послышалось потрясенное:
-- Великий чародей!
-- Властелин всех чародеев и волшебников!..
-- Великий и ужасный...
Человек в упор смотрел на Мрака. Облик его был ужасен, зеленые глаза
метали молнии. Между волосами проскакивали крохотные искорки.
Мрак помахал рукой:
-- Здорово, Олег. А где наш бог?
Человек с красными волосами бросил раздраженно:
-- Таргитай?.. На дуде воет, с ума сойти можно. Просил привезти тебя.
Укрепись духом, новую песню исполнит. Ты хоть знаешь, что натворил? Ну, с
той подчисткой в Книге Рода?
Мрак покосился на распростертые в пыли тела. Никто вроде бы не
смотрит, но явно кто-то да услышит, стыдливо принизил голос:
-- Я ж неграмотный.
Олег всплеснул руками, земля послушно вздрогнула. На дальней горе
раскололась вершина, повалил дым. Чуть погодя потекла красная кровь земли,
горящая и всесжигающая. В воздухе появились запахи гари, пепла. Загремело
громче. Среди распростертых людей послышались крики ужаса. Жаба на плече
Мрака грозно смотрела на чародея и ворчала.
-- Мрак...-- сказал зеленоглазый с укором, в голосе звучал страх.--
Грамотный исправил бы дату! Ну, добавил бы лет тридцать-сорок жизни.
Пусть, пятьдесят. А что натворил ты?
Мрак переспросил шепотом:
-- А что натворил я?
В глазах Олега были ужас и жалость:
-- Ты соскоблил все. Все, что тебе суждено. И удачи, и поражения, и
любовь, и счастье, и болезни... Теперь все зависит только от тебя. Но это
еще не все!
-- А что... еще? -- прохрипел Мрак перехваченным горлом.
-- Каждому на роду какая-то смерть да писана. Каждому, но... ты
соскоблил и ее!
По спине Мрака словно скользнул ледник. Плечи напряглись до судорог.
Разверзлась не пропасть у ног, а ужаснее: бездна веков.
