уже не чувствовалось запаха колдовства, магии, волшбы...
Он хотел было выйти из звезды, но вдруг камень под ногами словно бы
расжижился. Подошвы начали проваливаются в горячую массу. Ему показалось,
что он тонет в расплавленном воске.
Он не удержался, закричал от жгучей боли, и тут же провалился до
подбородка. С трудом закрыл рот, раскаленная масса камня поднялась до
глаз, прижгла рану на голове, и он ощутил, что продавливается все дальше и
дальше сквозь кипящий тяжелый огонь.
Он не знал, сколько это длилось. Он трижды терял сознание, приходил в
себя, снова терял, всякий раз был уверен, что уже умирает, что на этот раз
уж точно, а на этот раз уж совсем наверняка...
-- Светлана,-- простонал он, чувствуя что уже истощил последние
силы.-- Я иду... Я снова тебя спасу, как и в тот раз... Думай обо мне, и я
прийду... Если чистая душа будет неустанно...
И когда упал, ударился о твердое, ощутив свой вес, он остался надолго
лежать, уже не веря, что может двигаться, что не сгорел в пепел, что кости
не размолоты в муку для корма свиней.
Он не помнил, сколько так лежал, мечтая чтобы смерть пришла поскорее.
Наконец по обожженному телу пробежала судорога. Он тряхнул головой, кровь
осыпалась темными струпьями. Оказывается, его корчит от холода!
Перед глазами темнел обломок черного дерева. Пахло гарью, но воздух,
заполненный вонью, был холодным, вязким, словно нечистоты плавали выше
головы.
Кто-то потрогал холодной мерзкой лапой его за лицо. Он дернулся,
расширенными от ужаса глазами уставился на страшную пасть. Отодвинулся,
сплюнул с досады.
Хрюндя потыкалась в него холодным носом, ее лапы уже привычно
вцепились в его плечо. Она повозилась, устраиваясь поудобнее, прижалась
теплым пузом. Рядом с Мраком лежала котомка со священными вещами богов.
-- Глупая,-- выругался Мрак.-- Останешься здесь, дура... Будешь
мертвяков пугать!
Он поперхнулся дурным запахом, дико огляделся. Развалины, от которых
веет безнадежностью, унынием. Небо пугающе красное, с быстро бегущими
темнобагровыми сгустками. Над виднокраем висит огромное черное солнце,
страшное и нечеловеческое.
С жуткими криками пронеслась стая черных птиц. Хрюндя открыла один
глаз, посмотрел им вслед. Снова засопела в самое ухо, мешая
прислушиваться.
Издалека доносились крики, полные безнадежности, боли и страдания.
Словно кого-то мучают и терзают сотни лет, не зная ни сна, ни отдыха, но
боль настолько невыносима, что притерпеться нельзя, а умереть тоже
неподвластно.
-- Что ж ты такого натворил,-- пробормотал он, чтобы заглушить
сострадание,-- наверное, сирот обижал... Или хорошую песню перебил. Гм...
Если бы мне не дал дослушать, я б тебе и не такое придумал!
Шатаясь, он выбрел из развалин. Теперь со всех сторон тянулась черная
выжженная земля, накрытая пылающим небом -- кроваво-красным, бурлящим. А
темные комья, сбитые в тучи, неслись так низко, что едва не задевали его
за волосы. От них веяло угрозой, и Мрак невольно пригибал голову. Из
спекшейся земли часто выстреливали дымки: сизые, а то и угольно черные.
Жаба, недовольно ворча, перебралась на мешок за спиной Мрака. Внутрь
не полезла, устроилась наверху, и он чувствовал как она тычется в затылок
вечно мокрым и холодным носом.
Сквозь разрывы в дыме он увидел вдали ярко-красную жидкую землю,
расплавленную как кипящий воск, и в этом странном озере горели, не сгорая,
живые факелы -- мужчины, женщины, старики. Среди треска и шороха Мрак
слышал дикие крики, стоны, плач. Ближе к берегу расплавленная земля чуть
остыла, покрывалась темной коркой, несчастные пытались вылезти на край,
там обламывалось, и жертвы с отчаянными воплями уходили в жидкий огонь с
головой.
-- Волхва бы сюда,-- проворчал он, стараясь заглушить в себе
сострадание, иначе должен остановиться и начинать вытаскивать на берег. А
их тут столько, что либо род людской насчитывает больше лет, чем говорят
волхвы, либо пока что на земле не было людей чистых и невиноватых.
Он миновал гарь, пробежал по берегу болота, и тут воздух похолодал, а
Мрак с изумлением увидел замерзшую воду. Изо льда торчали бледные и синие
от лютой стужи головы. Мрак видел как через озеро бежал, оскальзываясь,
крупный зверь похожий на тощего волка. Остановился у одной головы,
деловито обнюхал, и, приподняв заднюю ногу, деловито выпустил тонкую
желтую струйку.
Моча на холоде застыла сразу, лицо превратилось в кочан со свисающими
сосульками. Волк побежал дальше, на дальнем краю поля обрызгал еще одну
голову, метил границы, а у крайней остановился, неспешно сгрыз уши и нос,
на дикие крики и плач ухом не повел, наконец сгрыз половину щеки и побежал
в стену тумана, где и пропал.
Только теперь Мрак заметил, что многие головы без ушей, некоторые
настолько обезображены, что торчат только голые черепа, даже глаза
выковыряны, а кровь замерзла безобразными комьями. Но несчастные еще жили,
тихо и безнадежно стонали, вскрикивали.
-- Ну и боги здесь,-- хмуро посочувствовал Мрак.-- Такое измыслить!
В разрывах тумана, смешанного с дымом, уже дважды видел вдали черный
остов большого дворца. Чутье не подвело, он тащился через замерзшее озеро
в нужную сторону. Еще жив, значит лед за снег не считается. А если и
считается, то все одно и так уже в преисподней, дальше идти некуда.
Голова раскалывалась от боли, среди горячечных мыслей одна пришла
совсем дикая: а ежели остаться здесь навеки? Снега нет, может прожить
долго... Или же мог бы даже в Куявии жить в запертой комнате без окон,
чтобы же ненароком не узреть снега!
Разбитые, распухшие и обожженные губы перекривились в горькой
усмешке. Можно вообще забраться в страну Песков, где снега не бывает. Но
разве это жизнь для мужчины -- избегать опасности, признавать запреты?
Дым начал рассеиваться, далекие обгорелые стены медленно
приближались. Но вскоре как из-под земли навстречу поднялись пятеро
зверолюдей. Каждый на голову выше, массивнее, все как один тяжелые как
скалы. Морды звериные, но спины и бока отливают металлической чешуей,
словно звери вышли из рыб и еще не решили остаться ли жить на берегу.
Впереди шел, тяжело переступая с лапы на лапу, широкий зверь, но в
шлеме, легком доспехе, с настоящим мечом. Остальные сжимали в мохнатых
лапах тяжелые дубины.
Мрак стряхнул Хрюндю с мешка на землю, его разбитые пальцы торопливо
развязывали веревку. Выхватил секиру как раз, когда зверочеловек
замахнулся мечом.
-- Последний бой,-- прохрипел Мрак.
Он ожидал смерти, но к удивлению легко отразил первый удар. В глазах
зверочеловека вспыхнули огоньки. Он отступил, затем набросился с утроенной
силой. Мрак с трудом отражал удары, горбился, падал на колени, поднимался,
отодвигался. Но все еще оставался жив, мелкие раны не в счет, дивился
себе, а тут один зверь захрипел, выронил оружие и схватился за грудь.
Удивленный Мрак с удвоенной силой завертел чудесной секирой. Когда
осталось двое зверей, он заорал дико, прыгнул вперед, ударил, и зверь
отшатнулся с раздробленным лицом. Кровь брызнула струями, он упал
навзничь, забился в корчах.
Вожак с мечом выглядел хоть и свирепее остальных, но вожаком стал не
зря -- попятился, выставил перед собой меч, но не нападал. Глаза,
крохотные как у комара, рассерженно сверкали из-под выступающих вперед
надбровных дуг. В пасти блестели белые зубы, а красный язык двигался
неуловимо быстро, как багровая молния. Шипящий голос, от которого по спине
пробежали мурашки, произнес растерянно:
-- Такого еще не было.
-- Да ну? -- ответил Мрак еще более хрипло, так что голос казался
совсем звериным.-- Побывал бы здесь летом!
-- Ты...-- прошипел-прорычал зверь,-- ты... защищен.
-- Да ну,-- удивился Мрак искренне.-- Колдовством?
-- Волшебством,-- ответил зверь и отступил еще.
Мрак держал секиру наготове. Спросил, часто дыша, не в силах даже
смахнуть пот и кровь с лица:
-- Волшебст... волшбой?
-- Чарами,-- повторил зверь.-- Всякого человека защищают обереги. Но
это такая малость, что плюнуть и растереть. Но тебя защищает... даже не
знаю что.
-- Да,-- сказал Мрак с угрозой,-- у меня кое-что есть в мешке. Так
как что лучше убирайся, пока я добрый.
Зверь попятился, острие меча все еще смотрело в сторону Мрака:
-- Есть сила выше. А слыхал о ней, когда был человеком. Но ты-то с
такой рожей! Да и то...
-- Да и то? -- переспросил Мрак, видя что зверь попятился еще больше
и готовится убежать.-- Что за "да и то"?
-- Разве что она чиста,-- прорычал зверь,-- и постоянно думает о
тебе, ждет тебя! Но таких женщин не бывает.
Он повернулся и огромными прыжками унесся во тьму. Оттуда прозвучали
стертые слова, и Мрак не был уверен, какие расслышал, а какие додумал:
-- И чтоб любила, как никто и никогда...
Cердце Мрака екнуло. Боясь поверить, он даже задержал дыхание и так
шел, пока грудь не заходила ходуном. Это ветер, сказал себе. А когда в
трубе воет, то вообще такое выговаривает...
Жаба похрюкала над ухом, соглашалась. Она всегда соглашалась, пока ее
носили на себе.
Далеко впереди начало вырисовываться что-то неясное. Мрак ускорил
бег. На красном истекающем кровью небе зловеще проступали черные стены.
Темно-красные быстро бегущие тучи цеплялись за острые зубцы, из ран
хлестала дымящаяся кровь. По левой стене пролегала широкая извилистая
трещина, а в обращенной к Мраке стене зиял пролом, в который протиснулся
бы всадник на коне.
Еще не успели, подумал он с облегчением. Заделать щели, натаскать
камней да заново выложить пол, это ж за один год не починишь, что дерзкие
пришельцы из верхнего мира тут натворили за полдня!
И вдруг, едва подошел к пролому, ноги начали застывать. Он в страхе
опустил голову, волосы встали дыбом. Ступни превратились в камень! Серый с
багровыми прожилками гранит -- крепкий, но мертвый камень.
-- Наконец-то,-- прошептал он.-- Отмучался...
Ноги отказывались повиноваться, но он заставив себя двинуться в
пролом, затем потащился, громыхая каменными ступнями по вздыбленному полу.
Оказывется, не удалось бы пересидеть в каменном мешке без окон или в
жарких странах Песка! Не так, так иначе, но смерть свое возьмет...
На той стороне мрачного зала лежал, разбросав лапы, громадный зверь.
Морда была втрое крупнее бычьей, покрыта панцирем, но зверь лежал
недвижимо, из пасти как выползла струя черной крови, так и окаменела.
-- Кто это вас так, ребята,-- сказал Мрак с угрюмым
удовлетворением.-- Вроде бы не я... Или все-таки я? Что-то с памятью моей
сталось...
Он заставил себя тащиться дальше. Холод поднялся уже до середины
голени, но колено еще из плоти, суставы хрустели, но сгибались. Он
тащился, сцепив зубы, счет его нелепой жизни шел уже не на дни, даже не на
часы.
Из-за одной двери послышалось пение. Тягостное, леденящее душу. Он
качнулся в ту сторону, покрепче перехватил секиру.
Дверь распахнулась с треском. В мрачной палате, освещенной красными
факелами, стоял жертвенный камень, а вокруг медленно шли по кругу четверо
волхвов в черном. Их фигуры с надвинутыми на лица капюшонами вселяли
дрожь. Мрак зябко повел плечами.
И тут увидел на камне человеческое тело, накрытое белым. Руки были
вытянуты, лицо вскинуто к потолку. Глаза закрыты. Так же лежала там, во
дворце Маржеля. И здесь, у темных сил, она все такая же покорная жертва.
-- Бей! -- хрипло вскрикнул он.
Хотел кинуться на них, но тело отказалось повиноваться. От ног
