грудь, размером с танк, огромная голова, где два фасеточных
глаза занимают больше половины, страшная пасть, готовая
мгновенно изжевать противника...
Стрекоза вздрогнула крыльями еще раз, и Кирилла закатило
под сухой стебель. Еще и забросало щепочками, булыжниками, то
бишь песчинками Большого Мира. Стрекоза тут же улетела, а
воздух еще долго ходил струями. Кирилл ощутил мягкие толчки в
спину. Замелькали оживившиеся микроорганизмы, засуетились, надо
успеть поживиться на крохотной турбуленции, в этом вся жизнь...
-- Насчет микробов не трусь, -- заверил Дмитрий. -- Из
пипетки окатят по дороге еще не раз! Пока не придумают что-то
лучше. Понимаешь, нам надо, надо умываться по утрам и вечерам,
как... ну, всякие там жучки и паучки.
И здесь меня учат, подумал Кирилл. Администратор учил
мирмекологии, жена -- жизни, городской транспорт -- выживанию,
коллеги -- дипломатии, продавцы -- смирению... Видимо, это и
есть андропедия -- наука о воспитании взрослого человека.
Он осмотрелся по сторонам, вживаясь в атмосферу этого
мира. Итак, по стволам и стеблям ползают, прыгают, скачут
гигантские существа. Листья не проламываются, не прорываются,
но все-таки этот мир правильнее, богаче, настоящее, чем тот,
где всем правит гравитация. Нелепо, но именно этот мир кажется
правильнее, естественнее. Правда, об этом говорить вслух
нельзя, его и так считают немножко тронутым.
На свисающем стебле, мимо которого прошли, сидело
толстенькое, как винный бочонок, насекомое. Суставчатые усики
ощупывали зеленое, разбитое на крупные ячейки, поле. Под
полупрозрачной кожей растения медленно струились ясно видимые
соки. Хлоропласты, творя фотосинтез, передвигались по кругу,
как заключенные на прогулке. Неопознанное насекомое вонзило
длинный хоботок в мембрану клетки, и сок потек через него
послушно и без усилий.
За толстыми стволами мелькнуло длинное полосатое тело,
шелестнули десятки спаренных ног.
-- Вот тебе Марс, вот и Венера, -- бросил Дмитрий с
нервным смешком. -- Каждый будяк для нас стал деревом, а жучок
или блошка -- это слоны, коровы, медведи...
-- Ошибка, -- бросил Кирилл на ходу.
-- Точно, -- возразил Дмитрий. -- Разуй глаза!
Самоуверенность испытателя-десантника раздражала, как и
его вздутые мускулы, выпученная челюсть, картинна фигура.
Кирилл сказал лекторским тоном:
-- А ты видел, чтобы на каждом дереве сидело по
восемьдесят медведей, коров, страусов? На этом будяке, да и вон
там -- штук пятьсот тлей. Это муравьиные коровы. А еще трипсы,
листоблошки, паучки, божьи коровки, сиффиды, моллюски... Здесь
за день увидишь тысячу животных, и ни один вид не повторится.
Челюсть Дмитрия отвисла так, что едва не загребал ею
землю. Кирилл с осторожностью прошел мимо полупрозрачного
стебля, за тонкой кожицей которого мощно двигался от земли
сладкий сок. Клетки пульсировали, как расширяющиеся и
схлапывающиеся вселенные, а темные островки цитоплазм,
закутанные в силовые поля микроэнергий, хаотично двигались из
стороны в сторону, отыскивая слабые места в межклеточных
мембранах.
Внезапно сверху обрушилось жгучее тепло. Едва сделали
один-два шага по залитой солнцем поляне, как жар уже проник в
глубь тела. Сердце, легкие, печень тут же ощутили резкий
перепад, в голову бросилась перегретая кровь, мысли помчались
галопом.
-- Незадача, -- услышал он злой голос Дмитрия. -- Мы ж не
рассчитаны ходить под солнцем! Вчера небо было пасмурное, а
сегодня не должны были...
-- Перегрев для нас опасен, -- крикнул Кирилл
встревоженно.
Он повернулся к Дмитрию, отшатнулся. Вместо десантника шло
стереоскопическое рентгеновское изображение! Сквозь
нежно-розовую плоть четко проступали темные кости, за изящным
частоколом ребер часто дергался темно-багровый комок, от него
толчками шла по голубоватым жилкам кровь. По широким -- алая,
по тонким -- потемнее. Вздувалась пенистая масса легких,
шевелились полупрозрачные шланги... Кирилл с трудом узнал в
коричневом мешке печень, в синевато-серых комочках -- почки,
отыскал взглядом селезенку.
-- На себя оборотись, -- хмыкнуло рентгеновское
изображение. -- Наглядное пособие по вымирающему виду -- гомо
интелю! Полудохлое уменьшенное сердце, увеличенная печень,
искривленный позвоночник, камни в почках, булыжники в печени,
мельничьи жернова в желчном пузыре... А посмотри на собственный
вздутый аппендикс!
Он промолчал о быстро нарастающей сухости во рту и во всем
теле, но взгляд его сказал больше, чем послушный дисциплине
язык. Он знал о смертельной опасности простого перегрева.
Впрочем, подумал Кирилл сердито, ему за риск платят. Он
получает в десятки, если не сотни раз больше, чем он, доктор
наук...
Над головами загромыхало громче. Кирилл по знаку Дмитрия
остановился рядом с ним на желтых кристалликах песка. Они
накалились так, что ступни прижгло как железом. Кирилл стиснул
челюсти, терпел, рядом что-то успокаивающе кричал Дмитрий.
Перед глазами полыхал ослепительный оранжевый свет. Он проникал
сквозь бесполезные веки, которые здесь не спасали даже от пыли,
впивался острыми иглами в мозг.
-- Держись!
Кирилл напрягся, но влажная тяжесть все равно свалила,
вжала в камни, распластала, и он чувствовал как его тело сразу
разбухло, напитавшись водой, отяжелевшее сердце перестало
трепыхаться, сокращалось медленно, с паузами, едва-едва
проталкивая разжиженную кровь по венам, которые не стали шире.
А потом вода вокруг начала опускаться между камнями, из
его тела избыток тоже просачивался сквозь кожу и уходил со всей
каплей. Потом он несколько мгновений лежал, приклеенный водяной
пленкой, затем та под стрелами солнца лопнула, Кирилл поспешно
поднялся и быстро перебежал под тень высокого растения с
широкими листьями.
Дмитрий поднялся вслед:
-- Ты даешь!
-- Что? -- не понял Кирилл.
-- Быстро все схватываешь.
Спасибо, что заметил, подумал Кирилл неприязненно.
Конечно, самые умные и быстросхватывающие люди в мире -- это
подобные десантники и прочие военные, а уж потом всякие там
академики, доктора наук и прочая интеллектуальная шелуха.
Потому первыми в этом мир и пошли вот эти с мускулами...
Отпрыгнул, уступая дорогу желтоватой моркови размером с
цистерну. Вместо ботвы шевелились четыре мохнатых усика. Глаз
нет, рта за щетинками не угадать. Так и проползло, волоча
бледные корешки, еще больше увеличивая сходство с морковью, не
видевшей света.
-- Щетинохвостка, -- сказал Кирилл невольно. -- Древнейшее
существо. Еще в мезозое жило.
-- В мезозое? Это не так давно.
-- Так полагаешь?
-- Знаю. В детстве пели: "Помнишь, мезозойскую пещеру? Мы
с тобой сидели под скалой, ты на мне разорванную шкуру зашивала
каменной иглой..."
-- Здорово, -- согласился Кирилл. -- Это характерно для
вашего ведомства промахиваться на пару сотен миллионов лет?
Весил он так мало, что мышцы то и дело швыряли его в
воздух. Зависая там, чувствуя себя особенно уязвимым, падал на
острейшие грани кристаллов, замирал в панике: ведь кожа
истончилась...
Дмитрий на ходу подпрыгнул, сделал сальто, повис вниз
головой, ухватившись пальцами ног за край травинки размером с
балку подъемного крана.
-- Возьми на вооружение, -- посоветовал он. -- Малый вес
позволяет разные трюки. Стойка на мизинце -- плевое дело. Учти,
вдруг да придется.
Кирилл спросил напряженно:
-- Я понимаю, секретность, допуски... Но ты можешь хоть
намекнуть, что же случилось с вашим испытателем? Как и куда
шел? Что вы собирались делать?
-- Ну, -- промямлил Дмитрий, -- это сказать сложно...
-- Я не хочу влезать в ваши тайны, -- повторил Кирилл
напряженно, -- но легче найти человека, если знать, что вы
собирались делать.
Он откатился, мимо просеменила колышущаяся перевернутая
тарелка. Под ней беспорядочно шевелилось множество ножек разной
длины. Некоторые даже не дотягивались до земли. В самой тарелке
перемешивалось, повинуясь осмотическим законам,
зеленовато-желтые соки.
Дмитрий буркнул невесело:
-- У Сашки это первый выход в микромир. А я здесь уже
бывал. Я не романтик вроде Сашки, головы не теряю. Как только
что-то показывалось, я, повинуясь инструкции, которую сам же
помогал сочинять, сразу -- за стальную дверь! Через неделю мне
разрешили отойти от Переходника на двенадцать -- да-да, ровно
двенадцать! -- шагов. Я не сделал тринадцатого. Кто знает,
может быть именно поэтому еще цел. Сашке после меня было
поручено обследовать ма-а-а-хонький участок. Все шло нормально,
но откуда ни возьмись -- муравей... Ахнуть не успели, как он
цапнул Сашку и понес. Конечно, Полигон готовили по высшему
допуску: жаб, ящериц, не говоря о мышах или кротах истре...
удалили, но муравьи откуда-то взялись сами! Наблюдатели
клянутся нашивками, что не было массового перехода муравьев
через охраняемую границу Полигона. Вообще их тут не было.
-- Массового перехода и не надо. Достаточно приземлиться
молодой самке после брачного полета...
-- Полигон накрыт тремя слоями крыши. Даже противоатомной
защитой!
-- А она перелетела еще прошлым летом. Год назад! Тут же
зарылась, осень откладывала яйца, зиму растила, а поздней
весной первые муравьишки, самые мелкие и слабые, робко... очень
робко!.. начали выходить из-под земли. Какой вид муравья?
-- Лазиус фулигинозиус, -- отчеканил Дмитрий.
Кирилл посмотрел с уважением, потом вспомнил, что за
каждым шагом испытания следят десятки специалистов так
называемого народного хозяйства, которые имеют допуски.
-- Нору засекли?
-- Еще бы. Мурашник растет не по дням, а по минутам! -- в
голосе Дмитрия звучала тревога. -- Есть шанс, что Сашка цел?
-- Что значит цел? -- переспросил Кирилл. -- Был бы жив.
Отнять у муравья не пробовали?
-- Пробовали, -- ответил Дмитрий с унынием. -- Но, как бы
сказать... Ты видишь, какие мы нежнотелые? А муравей -- как
живой танк. Прет напролом, держа Сашку в челюстях. Чуть что не
так, сожмет челюсти...
-- Жвалы, -- поправил Кирилл невольно.
-- Что? -- не понял Дмитрий.
-- У насекомых не челюсти, а жвалы. Но пусть челюсти,
извини, что перебил.
-- Нет, пусть, жвалы. Пока мы примеривались да
прицеливались, муравей скрылся... Сашке пришлось все в
одиночку, я стоял рядом с Ногтевым наверху! Понимаешь, каждый
запуск сюда обходится дороже, чем полет до Луны и обратно. С
высадкой!..
Они нырнули в тень, опять выбежали на солнце. В зарослях
гигантских листьев, что величаво двигались в потоках теплого
воздуха и зависали в немыслимых для мира нормальной гравитации
положениях, постоянно стрекотало, шевелилось, прыгало.
На лице Дмитрия выступили багровые пятна. Кирилл спросил
обеспокоенно:
-- С тобой все в порядке? Насекомых защищает хитин, а мы
открыты...
Дмитрий отмахнулся:
-- Меня все время тут жжет, там кусает, здесь чешется. За
всем не уследишь. Как ты?
-- У меня жар.
Дмитрий ахнул:
-- Так чего все время выскакиваешь на солнцепек?
-- Меньше микробов, плесени.
-- Мы не только тонкокожие, но и тонкотелые. Солнечные
лучи запросто поджарят нам печенку, не вынимая из требухи. С
жареной печенью далеко не прошагаешь. Тошноты еще нет?
-- Уже, -- признался Кирилл. -- Вот-вот свалюсь.
Дмитрий прыгнул вверх, словно его вздернули. На Кирилла
обрушился мягкий обволакивающий удар, навалилось мягкое
