его на мокрые бревна. Асмунд без звука исчез в бушующих волнах, а
накатившая волна смыла Рудого, как щепку.
Олег поспешно выдернул весло из уключины, уперся в дно как шестом,
подталкивая плот к берегу. С двух сторон в воду вбежали, поднимая брызги,
волосатые мужики, ухватились за бревна, потащили к берегу. Заскрипел
песок, Олег сказал, переводя дыхание:
-- Сюда... идет... драккар. На нем двадцать... два викинга. Решайте:
лучше уйти... или сумеете дать отпор?
Рослый широкогрудый мужик, который вместе с таким же широкогрудым
тащил плот, переспросил с недоверием:
-- Двадцать два?.. Это "Большой Змей" Торвальда Рудого! На нем сорок
восемь берсерков.
На берег выбрел, шатаясь и держась за грудь, мокрый и злой Асмунд,
похожий на огромное морское чудовище. Выплюнул воду, объявил зло:
-- Теперь уже двадцать два.
Мужик обернулся к шумно сбегавшей к берегу толпе, крикнул зычно:
-- Стрелы с горящей паклей убрать! Их мало, надо захватить корабль
целым!
Гульча помогла сойти Умиле, вдвоем спешно унесли ребенка подальше на
берег. Рюрик и Рудый обнажили мечи, Асмунд взял топор, толкнул Рудого:
-- Торвальд-то Рудый! Не родственник? Аль гнался за нами, чтобы
обняться с тобой, а мы, олени рогатые, помешали?
Драккар несся на большой скорости. У берега гребцы разом убрали
весла, тут же начали выбегать на палубу, полуголые, но уже в рогатых
шлемах, разъяренные. Половина из них колотила рукоятями мечей в щиты. От
драккара над морем несся звон, грохот, крики.
Олег властно ухватил Рюрика и Асмунда сзади за локти, оттащил:
-- Это не наша война! Не доедем, если по дороге будем ввязываться во
все детские драчки. Рудый! Я считал тебя хитрее!
Рудый охотно бросил саблю в ножны. Драккар на полной скорости
врезался в песчаную мель, под днищем заскрипел песок. Викинги прыгали в
воду, которая доходила до пояса, с берега в них летели камни, стрелы.
Подростки умело раскручивали над головами пращи. Мужчины побережья вошли
по колено в воду, их суровые лица медленно разгорались яростью. Они были
широкие, большие, привыкшие к тяжелому труду. Волосы и глаза у всех были
такие же светлые, как у нападавших викингов.
Олег тащил за собой Рюрика, князь взглядом держал Умилу. Асмунд
уперся, как бык:
-- Я ж не пещерник, я хочу драться! Нас эти люди спасли.
-- Рудый, если ты умнее -- шарахни дурня по башке, потащим, как
бревно.
Рудый, который сам колебался: драться -- не драться, с готовностью
повернулся к Асмунду, злорадно поплевал на ладони, взял меч обеими руками.
Асмунд сердито плюнул им под ноги, пошел прочь от берега за князем. От
кромки воды раздались звонкие удары железа о железо, крики, яростная
ругань, вопли раненых.
Рудый догнал Умилу, подхватил участливо под руку:
-- Пойдем шибче, княгиня. Тут так лаются, что у меня прямо уши вянут.
От возмущения!
ГЛАВА 20
Они миновали две рыбацкие деревушки, потом Олег круто свернул от
берега. Пошли зыбучие пески, затем потянулось каменистое поле, а в
довершение всего пещерник повел отряд прямо через топкое болото. Асмунд и
Рюрик по очереди несли Игоря, который, обещая вырасти великим
путешественником, ухитрялся спать даже вниз головой. Умила едва брела,
проваливаясь по пояс на каждом шагу, хотя рядом Гульча проходила, не
замочив колен. Мужчины увязали еще глубже, чем княгиня, -- каждый тащил
огромный тюк с одеялами, сумами, доспехами, походной мелочью, без которых
в дальней дороге не выжить.
Олег оглядывался, зло прикрикивал:
-- Быстрее, быстрее! За лесом -- богатая весь, купим лошадей. Надо
отсюда убраться как можно быстрее. Поднажмите, потом отдохнем.
Он нес самый большой тюк, второй по величине нес Асмунд. Рудый
старался держаться налегке, он-де высматривал дорогу, женщин надо беречь,
то да се, но зевнул -- соступил с тропки, хотя Олег велел идти за собой
след в след, провалился в гнилую топь до подбородка, долго барахтался,
забрызгался грязью, тиной, на нем висели болотные растения, от него пахло
лягушачьей икрой.
Рюрик осторожно вел Умилу по узкой тропке, когда Рудый с проклятиями
выполз -- мокрый, злой, облепленный мелкими листьями. Рюрик спросил:
-- Ты что, упал в болото?
Рудый зло оскалил зубы:
-- А ты мог подумать, что я там живу?
Ругаясь по-черному, не стесняясь женщин, он заспешил вслед за
пещерником, тот был уже почти на краю болота. Разбрызгивая болотную воду,
пугая лягушек, догнал, заявил, запыхавшись:
-- Был бы я Родом, сотворил бы мир без болот!
-- Если бы свинье крылья, -- ответил Олег неприязненно, -- она бы все
небо изрыла... А жабе Род не дал хвоста, чтобы траву не толочила.
-- Это я жаба? Ладно, там Асмунд как сытая жаба барахтается в
трясине!
-- Глубоко? -- спросил Олег, не сбавляя шага.
-- По колено... Нет, по щиколотку.
-- Сам вылезет, -- отмахнулся Олег.
-- Да, но... он вниз головой!
Олег оглянулся. Рюрик уже помогал грузному воеводе выползти на
твердое. Рудый, естественно, преувеличил, хотя Асмунду досталось --
тяжелый тюк за плечами вминал его не однажды лицом в топкую липкую грязь.
Олег первым выбрался на сухое, вместе с Рудым подали руки остальным.
Впереди за низкорослыми деревьями, какие всегда растут на болотистых
почвах, виднелись добротные дома, распаханные огороды. Асмунд поспешно
развел на берегу болота костер.
Рудый, помывшись, быстро набрал воды в котел, поручил женщинам варить
кашу. Ни та, ни другая умением не отличались. Умила даже ухитрилась
перевернуть котел, сокрушенно вскрикнула:
-- Теснота, повернуться негде!
Рудый смолчал, лишь обвел вокруг выразительным взором, подмигнул
Асмунду:
-- Ты чего такой кислый? Мой кошелек нашел?.. Кстати, одолжи
полтинник.
-- С удовольствием, -- буркнул Асмунд, который явно жаждал
отвязаться, отдохнуть.
-- А сколько дашь без удовольствия?
Олег сказал Рудому мягко:
-- Зачем ты дразнишь простодушного Асмунда?
-- Надо же чем-то заняться! Дорога такая знакомая, что смотреть
противно.
Олег смолчал, лишь осуждающе покачал головой. Рюрик сказал
наставительно, как подобает князю по отношению к своему воеводе:
-- Женить тебя надо, Рудый. Женатые живут дольше.
-- Это тебе с горя кажется, -- возразил Рудый. -- А мне с женщинами
везет сказочно.
-- Но ты ж не женат?
-- Это и есть везение! Ведь главное в жизни -- найти единственную,
настоящую женщину... и вовремя от нее умчаться.
Рюрик плюнул, пошел к костру, где на треножнике кипела каша в котле.
Умила повернула к нему сияющее лицо, ее прекрасные глаза ласково смотрели
на мужа:
-- Милый, опять мы в лесу, как когда-то давно... Мы и наша любовь...
Есть на свете вообще что-либо кроме нашей любви?
-- Нет, -- заверил Рюрик горячо, -- конечно же, нет, дорогая. А обед
готов?
Умила оскорбленно выпрямилась, поболтала ложкой на длинной ручке в
жидкой каше:
-- Еще не разварилась. Игорек почему-то не спит. Наверное, лягушек
боится. Может, спеть ему что-нибудь?
-- Ну, зачем так сразу... Надо сперва по-хорошему.
Он взял ребенка на колени, сделал ему козу, покачал на руках, и тот
заснул, улыбаясь во весь рот. Гульча сняла с огня котел, и все поспешно
вытащили ложки.
В ближайшей за болотом веси купили лошадей. Олег платил щедро, выбрал
коней самых быстрых, выносливых. Асмунд ворчал, он был казначеем у Рюрика.
Рудый подлил масла в огонь, обронив ехидное о пренебрежении пещерников к
мирским мелочам жизни. Они-де живут как птахи небесные, что не пашут, не
жнут, не пекут.
-- Эти птахи ходят по дорогам да кизяки клюют, -- взорвался Асмунд.
-- Святой отец, знай меру! Золотые монеты не растут на кустах. Может быть,
тебе в пещеру золотишко носят дикие звери, но я не знаю, с каких кустов
рвут. Да и отыщут нас быстро: три динария за коня! Все запомнят таких
сумасшедших.
-- Никто не запомнит, -- ответил Олег коротко. -- Все побережье
хоронит убитых, мужчины грабят драккар. А похвастаться победами? Это
займет их надолго.
Гульча не выдержала, накинулась на Асмунда:
-- Ты чего чужие монеты считаешь?.. Это ж я захватила их с драккара!
Пока вы ныли, боялись ножки промочить, я сгребла золота, сколько могла
унести!
Рудый присвистнул:
-- Вот почему я всю дорогу плыл, как гордый лебедь -- задницей в
ледяной воде!..
Переночевали в лесу, а хмурым рассветом выехали на дорогу. Утро было
чистое, прохладное, в синем небе застыли грязновато-белые облака, похожие
на стадо неопрятных овец. Лес был редкий, хотя поляны тянулись огромные,
похожие на засеянные цветами поля. Лето подошло к концу, и цветы
распустились без остатка. И кусты сочных ягод, и крупные яркие цветы --
дикие, где нога человека не ступала годами, напомнили Олегу империю
киммеров, Зебо -- дочь кагана.
Он вздохнул, Гульча тут же бросила настороженный взгляд. Олег
притворился, что глубоко вдыхает запахи лесных цветов.
Теперь все, кроме Умилы и маленького Игоря, были вооружены, даже
Гульча не снимала с пояса узкий кинжал. Впереди ехал Олег -- в сером
плаще, капюшон лежал на плечах, ветерок шевелил красные волосы. Его
душегрейка была из волчьей шкуры, а штаны и сапоги из прочной кожи.
Странно, его огромный двуручный меч остался на запасной лошади, как и лук
со стрелами. Гульча дергалась, ревновала к этим надутым петухам: Асмунду,
Рудому -- оба обвешались оружием, в доспехах, а пещерник даже швыряльные
ножи припрятал -- одет, как нищий странник, все щупает обереги да вперяет
глаза в небо, губы шевелятся, шепча языческие заклинания. С появлением
русичей он сложил на них всю заботу о защите и охране, сам устранился,
словно ушел в невидимую пещеру.
Следом за пещерником ехал Рюрик -- мрачный, суровый. Харалужный шлем
хищно сверкает, сквозь прорезь блестят серые глаза. Сзади со шлема
опускается сетка из мелких колец, кольчуга -- из колец покрупнее, поверх
кольчуги блестят булатные пластины. Он облачился в кожу, на сапогах
позвякивают серебряные шпоры. Справа на поясе длинный меч, рукоять
отделана серебром и золотом. Щит отливает красной медью, посредине гордо
реет белый сокол с распростертыми крыльями -- древний символ Рода, который
еще Таргитай вынес из Лесу.
За Рюриком вплотную держится Умила с ребенком впереди себя. Гульча
ехала рядом с княгиней -- так велел пещерник, и она смотрела ему в спину
сердито-умоляюще, прося мысленно взять к себе ближе.
Асмунд и Рудый замыкали отряд. Асмунд ехал огромный и неподвижный,
как башня, в седельной петле торчал его исполинский боевой топор. Солнце
сверкало на остром, как бритва, лезвии, толстая рукоять была отполирована
его шершавыми ладонями до блеска. Асмунд был в полном панцире, который
надел поверх кольчуги, подражая князю, опустил забрало, его выпуклые глаза
злобно смотрели сквозь узкую прорезь маски шлема.
Рудый шлем сдвинул на затылок, доспехи оставил на запасной лошади, а
рубаху расстегнул до пояса. Перехватив неодобрительный взгляд Асмунда, он
запустил пятерню за пазуху, с наслаждением поскреб грудь, сладко застонал,
томно прикрыв глаза. Рука Асмунда непроизвольно поднялась, пальцы
наткнулись на выпуклые пластины панциря. Он ругнулся и не смотрел на
Рудого. Тот шумно чесался, Асмунд долго терпел, наконец послал коня
вперед.
На поясе Рудого висели короткие ножи с утяжеленными лезвиями,
баклажка и калиточка. Штаны у него были из искусно выделанной кожи, даже
