Вся эта затея обречена на провал. Если на том месте, где села ракета, было
что-нибудь заслуживающее внимания, то там либо бросили атомную бомбу, либо
срочно всех эвакуировали. В любом случае ракета передаст только
изображение пустынной равнины, красного железняка.
Затем, словно вспомнив что-то, он взглянул на часы.
- А что, сейчас должны передавать новости?
Я тоже непроизвольно поглядел на часы, и вдруг ощущение реального
времени, словно прорвав плотину, горным потоком обрушилось на меня.
Беспокойство за жену медленно подняло голову и сдавило мне горло.
- Что такое? Уже сорок минут прошло?
- Совершенно верно. И это слишком много, если принять во внимание,
сколько мы прочитали.
"Все из-за тебя", - злобно подумал я. Впрочем, это был хороший повод,
чтобы со всем покончить, и я вскочил, едва не опрокинув стул.
- Да, надо, пожалуй, идти.
- Я ведь это с самого начала предлагал, сэнсэй... Он медленно занялся
своим портфелем, и я как завороженный уставился на него. Нет, дело было не
только в моем расстроенном воображении. По его сжатым губам было видно,
что он едва удерживается от смеха. Мне определенно не нравилось, что он
старается скрыть торжество. Можно было подумать, будто он только и ждал
момента, когда я сам предложу идти. До сих пор все ловушки, которые он мне
подстраивал, были только на словах.
Теперь же положение несколько изменилось. Что он замышляет, этот тип?
Табачный дым ел глаза, было тяжело и беспокойно, хотелось идти и хотелось
одновременно не двигаться с места.
Мой гость положил рукопись поверх портфеля, сунул все под мышку и,
только что не понукая меня, нетерпеливо ринулся к выходу. Но перед самой
дверью он внезапно остановился и резко повернулся кругом. Я едва не
налетел на него. Мы стояли так близко друг к другу, что я не разобрал
выражения его лица.
- Сэнсэй, - заговорил он неприятно возбужденным тоном. - Вы снизошли до
согласия посетить меня, что для меня большая честь, даю слово. Это я
откровенно, без преувеличения... Взгляните мне в глаза, и вы убедитесь,
что я совершенно серьезен... И именно поэтому мне бы очень не хотелось,
чтобы у вас сложилось потом дурное впечатление...
- Не понимаю, о чем вы... - Я невольно отступил на шаг. - Вас что,
одолевает страх за будущее?
- Я хочу, чтобы все обошлось хорошо. Но ведь никогда нельзя быть
уверенным, как сложится обстановка. Я не знаю, что она мне может сказать.
Знаю только, что исполню все, что бы она ни сказала.
Например... Ну вот, например... Если она прикажет мне взять вас,
сэнсэй, и засунуть в ванну прямо в одежде, то я, как это ни прискорбно,
буду вынужден сделать это.
- А, это вы о своей супруге... Ничего, не беспокойтесь. Я дойду с вами
только до двери и там откланяюсь.
- Нет, так нельзя. Жена на это нипочем не согласится.
- Да мне надо только узнать о своей жене, больше ничего...
- Неважно. Если она захочет, чтобы вы вошли, мне придется ввести вас
хотя бы против вашей воли. Одним словом, сэнсэй, давайте не будем сейчас
ссориться... Я просто хотел заранее предупредить вас. Сделайте милость, не
перечьте ни в чем моей жене...
- Но если ваша супруга... если она верит этому вашему докладу... Не
может же быть, что она тоже марсианка... Тоже такая же эксцентричная
особа, как вы...
- Она живет на верхнем этаже, всего в минуте ходьбы от вас, и тем не
менее обманула вас насчет тридцати минут... И это бы еще ничего, но она
вдобавок задержала у себя вашу супругу...
- Конечно, я признаю, что нас-таки здорово подвели, но этому должна
быть какая-то причина. Настоящая причина, а не абсурд какойто...
- Абсурд, не абсурд - все это понятия относительные.
- Вы поразительно непоследовательны. Ведь если вы утверждаете, что ваша
супруга - сумасшедшая, вы тем самым признаете, что вы тоже не в своем уме!
- Непоследователен... Непоследователен... - стонущим голосом проговорил
он, уставясь на меня. Затем грубо швырнул портфель на пол и принялся
торопливо листать свою рукопись потными пальцами.
- Достаточно, - спохватился я. - Я уже все понял! Давайте оставим
остальное до вашей квартиры.
Но он уже нашел нужную страницу и принялся читать ясным голосом, с
торжественным выражением, словно зачитывал текст присяги.
"Сезон 3/3, период 2, день сороковой.
Когда я вернулся сегодня, усталый и совершенно подавленный после
очередной неудачи, жена гладила белье. Она спросила, не оборачиваясь:
"Как дела?" Напившись воды, я ответил: "Из рук вон скверно. Письмо не
пришло?"
Она сказала, что не пришло, и я ворчливо продолжал:
"Ну, решительно никакого просвета. Сегодня я подцепил одного философа и
ученого из обсерватории, которые показались мне подходящими. Попробовал их
прощупать. Обычные анкетные вопросы:
существуют ли, по вашему мнению, марсиане..."
Жена вдруг насмешливо прервала меня: "Воображаю, как они на тебя
смотрели!"
Я только улыбнулся. "Ничего, не волнуйся. Я здесь теперь как рыба в
воде. Я действую полегонечку, уж меня-то не заподозрят". Жена пристально
на меня посмотрела. "Ты сделал что-нибудь не то?" - спросила она. Я гордо
объявил ей: "В нашем деле необходима строжайшая осторожность. Даже тебя
подстерегают опасности и ловушки. Нам дано очень нелегкое поручение".
Жена поджала губы и озабоченно нахмурилась. "Я что-то не понимаю, о чем
ты".
Странно, подумал я. Мною овладело беспокойство. "Чего ты не понимаешь?
Твоя миссия заключается в том, чтобы проверить все лечебные заведения в
стране и собрать информацию о случаях неврозов, когда пациенты считают
себя марсианами. Между прочим, что это за письмо, которое ты с таким
нетерпением ожидаешь уже несколько дней?"
Лицо жены исказилось от ужаса. "Да что с тобой? - проговорила она. - Мы
же страховые агенты..."
"Страховые агенты?!" - вскричал я. И замолчал. Слов не было. Итак,
ядовитое жало земной болезни в конце концов дотянулось и до нас. О бедная
моя жена! Ты искала и не могла найти наших больных земной болезнью и вот
теперь заболела сама!
"Атебити курибити куритибари кути!"
Однако я взывал вотще, мой призыв лишь оледенил ее губы. О жена моя,
неужели ты забыла о своей миссии? О своей родной планете, планете красных
песков? И неужели исчезла из твоей памяти "Песнь посланца", о которой мы
проговорили всю ночь напролет, когда я принес ее из лечебницы? Прости
меня, я ведь понятия не имел о том, как ты одинока!
Клянусь, что муки твои не пропадут даром. Приняв на себя удар земной
болезни, ты блестяще выполнила свою миссию. В качестве живого образца
больного земной болезнью ты принесла себя в жертву на алтарь прогресса
марсианской культуры. О Марс! Прославь в веках болящий дух моей дорогой
супруги!
Да, я понятия не имел о том, как ты одинока. Не в глухих застенках
сумасшедшего дома поразил тебя невроз, нет, земной болезнью можно заболеть
просто от одиночества! Жена моя, клянусь, что сегодня твое одиночество
окончилось. Я стану твоим рабом, дабы впредь ты больше не была одинокой. Я
превращусь в робота, дабы земная болезнь споткнулась на тебе. Если
случится мерзавец, которому ты пожелаешь раскроить череп, то прикажи мне.
Если случится мерзавец, которого ты пожелаешь изрезать на куски, то
прикажи мне. О жена моя! Потерпи немного. Ты с блеском выполнила свою
миссию, и я тоже не пожалею сил для выполнения своей. И тогда мы оба
вернемся домой. Временной туннель мигом перенесет нас на родной Марс. Мы
оставим позади этот "совсем как ад" и - прощай "топологический невроз"!"
С кончика его носа на рукопись упала капля пота. Он поспешно отер ее
рукавом и, взглянув на меня исподлобья, проговорил:
- Теперь вы понимаете? Я никому не позволю оскорблять мою жену.
- Бросьте вы, какие там оскорбления!
- Никто не смеет ей противоречить... Ни вы, сэнсэй, ни кто другой...
Ибо она уже до дна испила горький кубок адских мучений.
- Насколько я могу представить себе из этого вашего дневника, у вашей
супруги весьма логичное помешательство. Если отбросить формулу "совсем как
человек", никаких особых симптомов, видимо, не имеется.
Мой гость кивнул и раздумчиво проговорил:
- В конечном счете... Другими словами... То есть, вы хотите сказать,
что она, возможно, вполне здорова?
- Вот именно. Понимаете, если это так, то трудно прийти к выводу...
- Говорите яснее. Если предположить, что моя жена - сумасшедшая, то
получится, что я в здравом уме. Раз так, то, естественно, у вас не может
быть серьезных оснований для отказа от поста марсианского представителя.
Вот и прекрасно... Я, разумеется, чрезвычайно рад... Все мои дела на этом
закончатся, я и жена с чистой совестью войдем во временной туннель. Текст
соглашения у меня уже подготовлен, вам остается только подписать...
- Нет-нет, к сожалению, меня больше устраивает версия, что ваша супруга
вполне здорова.
- А тогда, сэнсэй, чего же вы опасаетесь? Если она обыкновенная земная
женщина, то чего вам бояться? Или у вас был какой-нибудь слишком уж
болезненный опыт?..
- Ничего я не боюсь.
- Тогда пошли!
- Ладно. Пошли.
Мой голос прозвучал глухо, настороженно, напряженно. Где же всетаки
ловушка? Гость, хихикнув, произнес:
- До чего же вы любезны, сэнсэй. Впрочем, вы сегодня доставили мне
большую радость... Только вот устал я немного. Вы ничего не забыли?..
Сигарета у вас не погасла?
-19-
Итак, дело, кажется, подходило к концу. Вместе с этим странным
человеком я перешагнул порог кабинета, и с этого момента судьба моя
стремительно покатилась прямой дорогой, которая привела меня к безумному
суду.
Вы, возможно, уже поняли, в чем заключалась их ловушка... Где в этой
загадочной картинке пряталась главная пружина всего механизма и почему мне
не удалось увернуться от расставленного капкана...
Говорят, чтобы спрятать большую ложь, лучше всего окутать ее целой
тучей маленьких. Вероятно, на эту удочку я и попался. Путь продолжался не
более двух часов, но весь он был покрыт опавшими листьями лжи. А я до
последней минуты считал, что занимаю безопасную позицию стороннего
наблюдателя... со сцены мне в глаза била ложь, будто платить за спектакль
мне придется ровно столько, сколько он стоит... А я сам, своими руками
привязал себя к сиденью, которое и было главным механизмом ловушки...
Едва я покинул прихожую, как на меня обрушилось изобилие дневного
света, реальность бытия, повседневных условностей и повседневной скуки.
Даже сырые, пронизанные вонью коридоры и лестничные клетки после моего
кабинета, обиталища астматика и затворника, взбодрили и отрезвили меня,
словно крепкий кофе. Я почти окончательно пришел в себя и был настроен
благодушно, как будто прогуливался по улицам после кино. Я представить
себе не мог, что лестница, по которой я поднимаюсь, ведет в иной мир и что
спускаться по ней уже не придется...
Я и сейчас отчетливо помню все. Помню похожий на глыбу стекла столб
желтоватого света из прямоугольного окна на лестничной площадке, помню в
нем сложную структуру теней. Помню, как сокращались и растягивались
складки на штанинах моего гостя, когда он неуверенно, совсем как
водомерка, переступал со ступеньки на ступеньку впереди меня... Безымянные
детали последнего для меня зрелища реального мира...
Затем белая дверь на третьем этаже, обозначенная буквой "В" - не просто
белая, а с голубоватым оттенком, какой бывает у белой масляной краски. Эта
дверь уже не была безымянной деталью. В ответ на звонок звякнула цепь, со
скрипом повернулась ручка... И лицо этой женщины...
Женщины с ослепительно ясными детскими глазами... Женщины, не знающей
стыда, как кошка, незрелой, но трижды более взрослой, чем обычный
взрослый... Она была настолько не похожа на ту, о которой читал и говорил
мой гость, что некоторое время я не знал, как с ней держаться.
В то же время взгляд мой шарил по прихожей в поисках сандалий жены. Мне
было бы достаточно сандалий. Это был бы знак, что она здесь. Но ее не
было...
