Зарубежная фантастика - Кобо Абе

Совсем как человек

Кобо Абэ 

                        СОВСЕМ КАК ЧЕЛОВЕК
 
   Перевод С. Бережкова 
 
 
   -1-
 
   Этот странный человек появился у меня в один ясный майский день - вошел
степенно, словно агент по продаже швейных машин.
   Помнится, в тот день с запада дул легкий ветерок. Западный ветер дул с
моря, и небо было необычайно чистое. Все дома разом распахнули настежь
свои постоянно запертые окна и обнажились, словно торопясь поскорее смыть
с себя смоговую грязь. К несчастью, я не могу сказать, чтобы мое душевное
состояние было таким же безоблачным, как небо. У меня в комнате все
обстояло иначе. Она задыхалась в клубах табачного дыма, однако окна были
закрыты и наглухо завешены шторами, и освещала ее только настольная лампа.
   Чего может ожидать торговый агент, рискнувший пробраться в столь
мрачное логово?.. При обычных обстоятельствах это все равно, что наступить
на хвост спящему тигру. Клиент воспользуется случаем сорвать на бедняге
свою злость, и тому придется удирать сломя голову под градом отборных
оскорблений. Ведь у торговых агентов нет при себе ничего, кроме самого
мирного на свете оружия: трех вершков хорошо подвешенного языка.
   Но этот человек не был торговым агентом. Не знаю, возможно, у него и
вправду не было при себе никакого оружия, кроме языка. Но ведь все зависит
от того, как таким оружием пользоваться. Ведь я по природе своей из тех,
кто тонет в стакане воды. Тем более что в тогдашнем моем состоянии я был
решительно не способен изображать из себя тигра. Если и было во мне что-то
тигриное, то разве пожелтевшее от треволнении лицо да еще полосатая
пижама, которую я по неряшливости забыл снять.
   И сроду не имел я хвоста, наступив на который можно было бы исторгнуть
у меня брань и угрозы.
   Что и говорить! На душе у меня кошки скребли. Я сидел и с трепетом
ждал. Сощурившись, втянув голову в плечи, я ждал появления злого вестника
и свершения несчастного события. Я был раздавлен, справиться со мною в
таком состоянии ничего не стоило с помощью даже одного вершка языка. И
диковинный посетитель с успехом воспользовался моей слабостью.
   И ведь как поразительно все совпало! Умышленно? Случайно? Нет, конечно
же, так было задумано. Едва по радио закончили в третий раз передавать
экстренное сообщение о мягкой посадке ракеты на поверхность Марса, как в
прихожей раздался звонок, и мое сердце, которое исходило кровью, разом
вспыхнуло и обуглилось, как птенец в пламени пожара.
   Я слушал, затаив дыхание. Шум раздвигаемой фусума в гостиной...
   Шаги жены по коридору... Какие-то они зябкие, словно она вылезла из
холодильника... Затем негромкие голоса... Она возвратилась, без стука
скользнула ко мне в комнату и с упреком проговорила, уставившись на меня:
   - Там тебя хотят видеть, что-то насчет марсиан...
 
   Что же будет дальше? Вот сейчас я пишу. Но на что мне можно
рассчитывать? Во-первых, я даже представить себе не могу, каким образом
эти записки попадут к вам в руки. А если и попадут, вы сочтете их бредом
сумасшедшего. Сочтете, это уж точно. А если вы паче чаяния один из них?
Тогда, наверное, вы уже смеетесь над бедным шутом... Ну что ж, мне
придется по-прежнему терпеть эту бессмысленную муку. Так я расплачиваюсь
за свою извечную мягкотелость. Но враг вы мне или союзник - у меня нет
иного выхода, и я покидаю убежище самоутешения, чтобы смело взглянуть в
лицо судьбе.
   ...Молю небо, чтобы записки эти попали к такому же ЧЕЛОВЕКУ, как я, к
ЧЕЛОВЕКУ в том смысле, какой имеет в виду любая энциклопедия, как это
понимает каждый!..
   Впрочем, даже если мои надежды исполнились и эти записки читает
ЧЕЛОВЕК, у меня все же недостает оптимизма полагать, будто это
обстоятельство само по себе делает его моим союзником. Положение, в
котором я очутился, до крайности необыкновенное, пожалуй, даже и нелепое.
И пусть вы, на мое счастье, оказались ЧЕЛОВЕКОМ - я все равно сомневаюсь,
окажусь ли я ЧЕЛОВЕКОМ в вашем восприятии.
   Но ведь только кривое зеркало всегда дает кривое изображение, это же
логика! Правильное изображение в кривом зеркале свидетельствовало бы о
нарушении логики. Возможно, где-то за пределами евклидова пространства
параллельные линии перестают быть параллельными, но поскольку наша жизнь
протекает в эмпирической сфере...
   Ну, довольно. Излишние оправдания только усиливают подозрения и
выставляют меня в невыгодном свете. Я могу сколько угодно кичиться своим
здравомыслием - толку от этого будет мало. Пока же мне было бы достаточно,
если бы вы согласились признать кривое зеркало кривым.
   Вот, например, вы. Если бы от вас потребовали представить вещественные
доказательства того, что вы являетесь подлинным ЧЕЛОВЕКОМ... наверняка вы
бы рассердились или рассмеялись. И правильно. То, что человек есть
человек, является неким изначальным условием, не требующим доказательств.
Как аксиома о параллельных.
   Аксиомы в отличие от теорем потому и аксиомы, что доказать их
невозможно. Состав крови, рентген и все такое - это лишь атрибутика,
которая имеет смысл только при наличии изначальной аксиомы.
   А теперь представьте себе безумный суд, для которого любые словесные
объяснения логически неприемлемы. Суд безумный, но не настолько
либеральный, чтобы признавать невиновность на основании одного только
голословного отрицания вины. И вот вас привлекли в качестве
подозреваемого, а судей могут убедить лишь такие доказательства, которые
можно пощупать руками.
   ... "Представьте себе", - говорю я. Нет, не для того, чтобы просить вас
быть моим адвокатом. Это было бы наглостью с моей стороны. Но если паче
чаяния вам будет уготована та же участь, тогда пусть вам придется
претерпеть такие же муки, чтобы в полной мере прочувствовать ее
несправедливость!..
 
 
   -2-
 
   А теперь, отдавшись на вашу волю, я продолжаю рассказ. Итак, жена
возвратилась и с упреком сообщила мне о цели визита моего гостя.
   - Там с тобой хотят поговорить, что-то насчет марсиан...
   Фантастическое сообщение, за пределами здравого смысла, не так ли? Вы,
наверное, уже предполагали что-либо подобное, что должно было вызвать у
меня, и без того измученного черной меланхолией, взрыв негодования. Раз вы
видите меня насквозь, то должны были предположить именно это. Но никакого
взрыва не последовало. Я только молча взглянул на жену. Некоторое время мы
словно в оцепенении смотрели друг на друга, как должники, к которым
ворвался кредитор.
   И в каком-то смысле так оно и было.
   Обычно на лицах людей отражается профессиональная заинтересованность.
То же произошло и со мной... Видите ли, дальше мне придется рассказать о
своих делах. Посторонним подобные вещи всегда кажутся скучными, но в
данном случае заинтересованным лицом являюсь я сам, так что ничего не
попишешь. А дела мои были в крайне плачевном состоянии.
   Надо сказать, что в одной радиокомпании я вел в качестве драматурга
постоянную программу "Здравствуй, марсианин!", передававшуюся по
воскресеньям с одиннадцати до половины двенадцатого утра, и это приносило
более половины всех доходов нашей семье. Стараниями моими мне удалось
добиться определенного успеха - я получал ежедневно не менее двух десятков
писем от слушателей. Так я обеспечивал наше существование в течение почти
двух лет... Но когда была запущена на Марс эта ракета, все совершенно
переменилось.
   Впервые я ощутил эту перемену в середине позапрошлого месяца.
   Тогда сообщили, что произведена коррекция положения ракеты на орбите, и
на повестку дня встал вопрос о результате запуска. И вот однажды
заведующий редакционным отделом бросил мне в коридоре мимоходом:
   - Можете теперь передавать ваши шуточки прямо марсианам...
   Вообще-то ничего особенного в этих словах не было. И если судить по
тону, никакого скрытого смысла они не содержали. Но они все равно открыли
мне глаза на истинные намерения компании в отношении моей программы и
уязвили меня сильнее, нежели грубое, циничное предупреждение.
   Впрочем, подобные демонстрации больше не повторялись. Однако успокоить
пробудившуюся настороженность не так-то просто. Я вдруг обнаружил, что не
слышу больше критических замечаний, указаний, советов, от которых раньше
отбоя не было, как от воробьиного гама по утрам, и в которых мешались
самые противоречивые мнения. Мой режиссер сделался вдруг до невозможности
уступчивым, совсем перестал припоминать, что я опаздываю с очередной
работой, и прочие провинности и во всем со мной соглашался... Несомненно,
меня ожидал жестокий приговор, и каков бы он ни был, в нем отражалась
чья-то неумолимая воля.
   ...Словом, я вовсе не собирался так легко сдаваться. У меня тоже было
что сказать по этому поводу. Да, ракета, предназначенная для мягкой
посадки, наверняка представляла собой нечто новое, качественно отличное от
прежних, наблюдательных ракет. Да, с ее помощью должно было состояться
прикосновение Земли к шкуре непостижимого Марса.
   Все это я готов признать без малейших колебаний. Но ведь отсутствие
высокоорганизованной жизни на Марсе было с очевидностью установлено еще
"Маринером-4"! Красная планета, планета молчания и смерти, планета пустынь
и инея из замерзшей углекислоты... Ну кто же в наше время может серьезно
говорить о существовании марсиан!
   А теперь подумайте вот о чем. Есть ли в мире хоть один читатель,
который воспринимает, скажем, "Путешествия Гулливера" Свифта как
реалистическое произведение? Если и есть, то это, конечно, какойнибудь
помешанный с извращенным воображением. Фантастичность "Гулливера" является
изначальным условием, лежащим за пределами дискуссий. Совершенно так же и
мой марсианин (вы, несомненно, согласитесь с этим, если хоть раз слышали
нашу программу) - в конечном счете своего рода современный мистер
Гулливер, фантастический персонаж; оценивая людей совершенно иными
мерками, он старается открыть им глаза на то смешное и нелепое, чего сами
они невольно не замечают... Но раз уж он персонаж фантастический, то разве
не более под стать ему быть марсианином, о котором уже решено, что он не
существует, чем марсианином, насчет которого строятся неуклюжие догадки?
   Поэтому, если бы на меня давила только администрация радиокомпании, я
бы не упал духом до такой степени и уж как-нибудь пережил бы все эти
неприятности. Конечно, с моей стороны смешно было бы рассчитывать на то,
чтобы переубедить нашу чиновничью братию, которая никак не может взять в
толк разницу между фантастикой и реализмом. Но у нее, у этой братии,
имелось слабое место: простодушная убежденность в том, будто все решается
в конечном счете одним-единственным индикатором и индикатор этот -
благосклонность радиослушателя. И пока тревога начальства - эгоистическая
тревога о том, что марсианская ракета нацелена прямо в моего марсианина и
может нанести ему смертельную рану, - не нашла себе явственного
подтверждения в показаниях этого индикатора, до тех пор у меня еще
оставалась возможность гнуть свою линию. Если вы полагаете, будто реально
существующая ракета способна поразить фантастического марсианина,
самоуверенно рассуждал я, то почему вы не боитесь, что пулемет, стреляющий
на киноэкране, может ранить и убивать зрителей? Да, я был беспечен и
наивен. Сама логика подсказывала, что долго так продолжаться не может. И
очень скоро, в унисон с настроениями администрации, на меня дождем
посыпались злобные письма радиослушателей и ехидные комментарии
обозревателей.
 
   "... В нынешнем году мне исполняется семьдесят шесть лет. Для отдыха
врачи прописали мне дневной сон в течение одного часа. Однако, услыхав
такую антинаучную передачу, я почувствовал себя так, будто наступил конец
света, я не могу сдержать благородного негодования, от волнения я совсем
потерял покой, это укорачивает мои дни, и я настаиваю, чтобы вы подвергли
свои произведения самой суровой самокритике".
 
   "... Хотелось бы знать, есть ли у господина автора дети? Наши дети
мечтают об успешной посадке марсианской ракеты, надежда эта переполняет их
сердца. Неужто же автор не испытывает никаких угрызений совести, когда
болезненно ранит чистые детские сердца злобными издевательствами вроде
передачи "Здравствуй, марсианин!"
   Как мать единственного ребенка, обращаюсь к вам с просьбой: чтобы из
этого антипедагогического марсианина поскорее сделали передачу "Прощай"".
 
   Да, я был разбит по всей линии. Нет среди людей существ более жалких и
несчастных, нежели те, у кого отсутствует чувство юмора.
   Передавать для них мою программу было все равно, что показывать
обезьянам обезьяний цирк. Помнится, у какого-то автора я прочитал:
   если не можешь насмешить, то остается только либо умереть, либо
отомстить... Честное слово, как бы я отвел душу, если бы можно было
стрелять по радио из пулемета!
   Однако у меня была семья, которую мне надлежало кормить; это уже была
реальность, а не фантазия, и я не мог позволить себе роскошь попусту
взвинчиваться.
   Я терзался ощущением собственного бессилия, а между тем ракета
продолжала мчаться к Марсу со скоростью тридцать километров в секунду, и
сам факт ее существования как зловещий кошмар отягощал мою душу. Я был
загнан в угол и лихорадочно метался в поисках выхода.
   Как вернуть моему марсианину утраченные позиции? Я готов был для этого
на все - на самое позорное соглашение, на обман...
   И вот в один такой день я увидел маленькую заметку на последней полосе
какой-то вечерней газеты...
 
   "Инцидент с летающими блюдцами, вызвавший вчера вечером панику на
Н-ской станции государственной железной дороги, ко всеобщему
разочарованию, разрешился известием, что речь шла всегонавсего об игре
неоновых огней на рекламной вышке, потонувшей в густом тумане. Некоторые
свидетели, однако, утверждают, что огни были видны совсем в другом
направлении, и сегодня весь день платформы станции кишели зеваками, число
коих в несколько раз превышало обычное число пассажиров. Впрочем, даже
специальная комиссия американского сената признала, что, хотя большинство
из 20014 зарегистрированных неопознанных летающих объектов оказалось
метеоритами или объяснялось разного рода атмосферными явлениями, все же
1021 случай истолковать невозможно. Наша страна отстала в космическом
соревновании, и если бы нам посчастливилось первыми вступить в контакт с
инопланетными существами, мы восприняли бы это как большую честь. Если бы
летающие блюдца приземлились у нас, мы бы постарались всеми силами
выразить наше дружелюбие, решительно воздерживаясь от опрометчивых
поступков..."
   И так далее.
 
 
   -3-
 
   Кажется, статья эта попалась мне на глаза в электричке, когда я
возвращался из радиостудии. У меня вдруг все похолодело внутри, я
почувствовал, будто что-то во мне вот-вот взорвется, и принялся вновь
перечитывать заметку. Строчки бикфордовым шнуром бежали перед глазами, и
едва я дочитал до конца, с ослепительной вспышкой грянул взрыв. Когда
взрывная волна достигла мозга, моя идея приняла отчетливую и ясную форму.
   На первой же остановке я выскочил из электрички и бросился к ближайшей
телефонной будке. Наверное, мне не следовало пороть горячку. Наверное,
надо было вернуться в студию или поспешить домой, чтобы сперва набросать
свой план на бумаге. Во всяком случае, сначала следовало тщательно
разработать тактику, а потом уже звонить. Но ракета неумолимо мчалась к
Марсу, посадка предполагалась меньше чем через три недели, надежд у меня
больше не оставалось никаких, и мою душу распирало ненадежно загнанное
вглубь нетерпение. Да нет, дело было не только в этом. Я буквально гнулся
под сладкой тяжестью своей великолепной идеи. Мне не терпелось поскорее
щелкнуть по носу нашу чиновничью братию, а пуще всего я хотел успокоить
жену и вернуть в семью мир и спокойствие. Ибо несчастна жена, потерявшая
веру в мужа, но трижды несчастен муж, утративший доверие жены.
   Когда в телефонной трубке отозвался голос моего мучителя, заведующего
редакционным отделом, я заговорил каким-то развязным тоном, удивившим меня
самого:
   - Нашел. Придумал превосходный трюк. На той неделе и начнем.
   Форма, стилистика - все будет совсем другое... поворот, так сказать, на
сто восемьдесят градусов...
   - Погоди-ка, - перебил он меня скучающим насморочным голосом.
   - Ты же знаешь, программа целиком доверена тебе...
   - Да нет, вы послушайте сначала. Изменим все следующим образом...
Короче, например... Во вступлении ведущий зачитывает письмо, в котором к
нам обращаются за советом...
   - Что это у тебя так шумит? Электричка, что ли?
   - Шумит? Может быть, перезвонить из другого места?
   - Послушай, разговор все-таки серьезный, давай как-нибудь без спешки...
   - Спешить надо нам обоим, не одному мне. Ракета нас ждать не станет,
сами понимаете. Но это ничего, теперь все уладилось. Наш марсианин
решительной контратакой склонил чашу весов в нашу сторону. Итак, ведущий
зачитывает письмо... Пусть это будет, к примеру, проникновенная мольба
некоей добропорядочной матери семейства...
   Сейчас я вам его прочитаю.
   - Прочитаешь? Это что же, настоящее письмо?
   - Да нет. Я его только что выдумал. - И я затарабанил без передышки,
подделываясь под тон ведущего:
   "... Мы женаты уже одиннадцать лет. Муж мой всегда был человеком
безупречным, добрым супругом, хорошим отцом. Но вот недавно, вернувшись со
службы, он заявил, что видел летающее блюдце. С тех пор он стал получать
сигналы от людей с этого летающего блюдца.
   Каждый раз, когда они его вызывают к себе, он уходит даже среди ночи, и
бывает, что проводит вне дома многие часы. Я спрашивала его, куда это он
уходит, но он ничего не рассказывает, ссылаясь на запрещение людей с
летающего блюдца. Не раз я уговаривала его пересмотреть свое поведение,
потому что могут быть неприятности по службе, но он велит мне не
беспокоиться понапрасну и положиться на него, поскольку рано или поздно
люди с летающего блюдца вступят в переговоры с правительством и тогда,
мол, его назначат на важный пост в переговорной комиссии. И все же я
сильно беспокоюсь и часто не сплю по ночам. А теперь он уже сам
напускается на меня и грозит, что разойдется со мной, раз я ему не верю.
Может быть, мой муж спятил? И еще расскажите, пожалуйста, существуют ли
эти летающие блюдца на самом деле?.."
   Мне показалось, что на другом конце провода тоненько хихикнули.
   Ободренный, я набрал полную грудь воздуха и продолжал:
   - Окончив чтение, ведущий объявляет, что мы пригласили в студию автора
письма, а также нескольких специалистов, с которыми мы консультировались.
Они выразили желание задать ряд вопросов... Пусть это будут, например,
врач-психиатр, писатель-фантаст, астроном, член комитета по изучению
летающих тарелок, сотрудник МИДа... Чем больше, тем интереснее...
   - И все, конечно, поддельные?
   - Нет, специалисты пусть лучше будут настоящие. Я уже сказал вам, все
будет совсем иначе, чем прежде... Одним словом, ставка у нас здесь на то,
что всем будет страшно любопытно: как повернется дело дальше?
   Представляете, какое это будет удовольствие, когда у них развяжутся
языки! Но истинный гвоздь программы еще впереди. Когда дебаты между нашими
приятелями-специалистами начнут смешить публику, пускай снова вмешается
ведущий. Так и так, прошу простить, но мы только что получили одно
интересное сообщение. Это донесение частного детектива, нанятого
присутствующей здесь госпожой...
   Сударыня, вы не будете возражать, если мы сейчас это донесение
зачитаем? После секундного замешательства автор письма застенчиво выражает
согласие. И вот ведущий при всеобщем внимании зачитывает донесение этого
детектива... Как вы полагаете, что в этом донесении?
   - Ну, откуда мне знать...
   - Оказывается... - я сделал эффектную паузу. - Оказывается, здесь
замешана женщина!
   - Женщина?
   - Он нагло обманывал жену. Люди с летающего блюдца были предлогом... на
самом деле он таскался к другой женщине.
   Я кончил и перевел дыхание. Я ждал, что вот сейчас до меня донесется
благожелательный хохот. Но никакого хохота не было, слышался лишь какой-то
шорох. Забеспокоившись, я уже раскрыл было рот, чтобы удостовериться, на
месте ли мой собеседник, но тут он произнес:
   - Позволь, а как же твой главный герой? Как же марсианин?
   Этот его дурацкий тон мог бы сбить с толку кого угодно, но секрет
альпинизма заключается в том, чтобы никогда не оглядываться вниз. Я решил,
не обращая ни на что внимания, продолжать атаку в соответствии с избранной
тактикой.
   - В том-то и дело. Для этого, собственно, я вам и звоню. Да, марсианин
исчез... точнее говоря, вывернулся наизнанку, сделался как на
фотографическом негативе... И потому, сами понимаете, название нашей
программы теперь лжет. Естественно, название это придется переменить.
   Я уже думал над этим и предлагаю взять: "Прощай, марсианин!" Как вы
считаете?
   - "Прощай, марсианин!"?
   - Да. По-моему, это довольно удачно, не так ли?
   - Пожалуй... Не знаю, может быть, и удачно...
   Мне показалось, что я уже перетянул его на свою сторону.
   Напряжение схлынуло, и я продолжал не так напористо:
   - Мы по опыту знаем, что люди не любят шуток. Марсианин стал
провалившимся фарсом. Ну и что же, сказал я себе, а кто нам мешает
попытаться переиграть этот провалившийся фарс заново?
   - Нет, а это действительно изящно! - вдруг оживился заведущий, словно
до него, наконец, дошло. - Послушай, ведь действительно неплохо!
Остроумнейшая идея - так украсить последнюю передачу программы
"Здравствуй, марсианин!" Мы не забрасываем грязью заходящую звезду, мы
провожаем ее с честью, и эти наши чувства, я уверен, будут должным образом
оценены.
   - Вы меня не поняли! - растерянно вскричал я. - Причем здесь последняя
передача? Это же только начало! Мы лишь назовем программу "Прощай,
марсианин!" и будем продолжать ее в соответствии с новым названием... Я
намерен обратить зло во благо, понимаете? Поэтому...
   - Глупости, - прервал он, как бы отталкивая меня. - Ты слишком многого
хочешь. Я уже не говорю об общем положении дел, но вот так взять и сменить
название - это же означает признать перед всем светом, что мы не уверены в
себе. Неужели ты этого не понимаешь? Эфир, знаешь ли, является все-таки
общественным достоянием. Подобная безответственность недопустима. И потом,
послушай, неужели у тебя нет чувства собственного достоинства?
   - Думаю, что-то в этом роде у меня есть. И все же изменение названия и
стиля вовсе не обязательно означает изменение основного духа программы...
С самого начала меня интересовали проблемы земного человека, а всякие там
марсиане были не больше чем средством...
   - Ну, не скажи. Даже безлюдный полюс таит в себе некие чары, которые
действуют на воображение. А уж Марс, пусть он будет сколь угодно
пустынным, надменным, негативным, он и подавно являет собой загадку и
тайну, и отрицать это может только такой сноб, как ты.
   - Поймите, проблема лежит совсем в ином измерении...
   - Короче говоря, вот что. Как руководитель отдела я не могу позволить
себе согласиться на изменение названия программы.
   В стекло постучали. Молодая женщина, ожидавшая своей очереди,
раздраженно барабанила по стеклу телефонной будки. Из-за ее плеча
недовольно хмурился на меня длинноволосый мужчина.
   - Прошу прощения, подождите секунду... Я говорю из автомата, здесь
собралась очередь, так что я сейчас перезвоню из другого места...
   - Да нет, зачем же, давайте на этом закончим, - безразличным тоном
возразил он. - Между прочим, Марс - это не Луна, и вероятность неудачи по
техническим причинам там гораздо больше, не так ли? Ну вот. будем уповать
на то, что посадка марсианской ракеты окончится неудачей...
 
 
   -4-
 
   Я лишь растревожил спящего льва. Я был глубоко унижен, продолжать
контратаку больше не имело смысла, и оставалось только покорно ожидать
известия об успешной посадке злосчастной ракеты.
   Но когда это известие, наконец, пришло, оно буквально потрясло меня.
Чувство горькой обиды и унижения, владевшее мною, почти исчезло, уступив
место ощущению полнейшего краха. "Вся аппаратура работает нормально!" -
повторяли экстренные выпуски, и каждый раз перед моим мысленным взором
вставала эта ракета - уже не просто механизм, а сама мысль человеческая.
Несколько месяцев ракета со своей резкой черной тенью - сгусток
человеческой мысли - будет жить на обширных равнинах загадочной пустынной
планеты, будет жить и посылать на Землю информацию. Да, рядом с этим
вещественным образом мой марсианин был пустым и фальшивым призраком. Замок
моей фантазии подобно привидению исчез в лучах утреннего солнца, и главную
роль в этом сыграла бедность не столько обывательского воображения,
сколько моего собственного. До последнего момента я не мог набраться
смелости признать себя побежденным и вот потерпел сокрушительное
поражение. Убит был не марсианин. Убит был я сам.
   А теперь, конечно, я сидел и ждал ультиматума, который рано или поздно
должна была послать мне радиокомпания. И когда ко мне явился посетитель и
сказал, что хочет поговорить о марсианах, я, естественно, решил, что это
посыльный из студии. Все для меня было предопределено. Все заставляло
ждать внезапного удара по самому незащищенному месту.
   Жена настойчиво повторила:
   - Проводить его к тебе?
   - Может быть, это режиссер?..
   - Да нет, не похоже.
   - И не заведующий отделом?
   - Никогда раньше его не видела...
   Вот тут я должен был насторожиться. Вряд ли на студии могли дойти до
такого бесстыдства, чтобы послать ко мне какого-то незаметного,
неизвестного мне служащего без предварительного уведомления по телефону...
Однако дух мой был уже сломлен, я ожидал дурных вестей, и мне было не до
подозрений. Неодолимая робость все более овладевала мною.
   - Хорошо, я сам к нему выйду.
   Я поднялся, избегая взгляда жены. У меня было такое ощущение, будто
меня сейчас поволокут на плаху. Я проклинал ракету, я ненавидел бесплодие
Марса...
   - Держись, - сказала жена.
   Она сказала это совершенно спокойно, но мне почудилось, будто она
упрекает меня за непрактичность, и я взъерошился.
   - А что мне держаться? - сказал я. - Подменю марсианина жителем
какой-нибудь планеты АВ-4-Н, вот и все...
   - Я ведь просто так сказала: держись... Хорошо бы здесь окно открыть.
   - Не нужно.
   - Табачный дым глаза ест. Ты устроил поминки по марсианину?[*В японских
храмах на поминках принято употреблять курительные палочки. - Прим.
перев.] - Не по марсианину. По себе самому.
   - Так тебе и надо. А производить дурное впечатление еще и на
посетителей совершенно ни к чему.
   - Мне уже ничто не поможет.
   Притушив недокуренную сигарету о край пепельницы, полной окурков, я
бросил: "Провались они пропадом, марсиане!" - и, щелкнув языком, вышел из
комнаты. В то же мгновение зазвонил телефон. Из студии, подумал я. Значит,
все правильно. Просто предварительный звонок запоздал или посыльный явился
раньше времени.
   - Сейчас выйду, - проговорил я, протягивая руку к трубке. - Скажи там
ему, пожалуйста, пусть немного подождет.
   Едва закрылась дверь за женой, как из трубки мне в ухо ударил
торопливый голос молодой женщины:
   - Алло, сэнсэй, не у вас ли сейчас человек, который говорит, что хотел
бы потолковать с вами о марсианах? Мужчина... Это, видите ли, мой муж.
   Странно. Я готовился совсем не к тому.
   - Простите, вы говорите из студии?
   - Причем здесь студия? Я говорю, это мой муж. Видите ли, дело в том,
что он страдает раздвоением личности.
   - Раздвоением... То есть он сумасшедший?
   - Он страстный почитатель вашей, сэнсэй, программы "Здравствуй,
марсианин!" Я, конечно, не хочу сказать, будто это единственная причина,
но факт остается фактом, он вбил себе в голову, что он - марсианин... Во
всяком случае, он не пропустил ни одной вашей передачи, слушает только
вашу программу и знать ничего не хочет... А тут еще сегодня утром
сообщение об этой ракете. Он страшно разволновался и с самого утра только
и твердит, что непременно должен поговорить с вами...
   - Вот оно как, сумасшедший... - У меня к горлу комом подступил горький
смех, словно я опился содовой воды.
   - Да, он всего три дня как вышел из больницы.
   - А что, это очень неприятно - вбить себе в голову, что ты марсианин...
даже если ты сумасшедший? - Смех клокотал во мне, и я не мог понять,
смешно мне или я отчаянно злюсь. - Ну, хорошо, спасибо, что предупредили.
Действительно, какой-то тип ко мне явился.
   Но вы не беспокойтесь, я его выставлю в два счета...
   - Нельзя, что вы! - вскричала она, и мембрана в трубке задребезжала,
как будто рванули пополам газетный лист. - Это же очень опасно! Ведь мой
муж - буйный...
   В ее голосе было столько искреннего чувства, столько любви и
беспокойства, что я заколебался.
   - Но тогда... как же его выписали из больницы?
   - Слишком силен был стимул. Эта самая ракета. Он нарочно притворился
тихим, спокойным... Но вы не волнуйтесь, он никогда не буянит, если его не
доводят. Вы только слушайте его, и все будет в порядке. Он на удивление
тихий и покорный, если его слушают. Тяжелее всего бывает, когда ему
кажется, что на его слова не обращают внимания. Так что можете не
беспокоиться. Я буду у вас через тридцать минут. Не вздумайте звонить в
больницу или там в полицию, иначе он так разбушуется, что его уже не
остановишь. Кроме меня, с ним никто не умеет управляться. В прошлый раз,
когда он пришел в ярость из-за каких-то пустяков, потребовалось трое
здоровенных мужчин, чтобы справиться с ним. И то, когда санитарная машина
отошла, у одного была сломана кисть руки, у другого были три раны на лбу,
а у третьего выбиты три зуба. На внешность его вы не смотрите, он ужасно
силен. В общем слушайте его с наивным видом, и он будет доволен...
Убедительно прошу вас, всего тридцать минут!
   Не дожидаясь моего ответа, она повесила трубку. Вот уж действительно
положение! Я было с облегчением вздохнул, когда узнал, что это не
посыльный из студии. Но спятивший почитатель - нет, слуга покорный, если
это и лекарство, то слишком сильное. Отчаяние, злость, глупость
перемешались и кипели во мне. Я долго стоял, как загипнотизированный,
уставясь на телефонную трубку, не зная, что еще может вырваться из нее.
 
 
   -5-
 
   - Оказывается, этот тип у нас в прихожей, он вовсе не из студии.
   - Кто же он?
   - Из этих. - Я покрутил указательным пальцем у виска. - Мой почитатель.
   - Радости мало.
   - Да, плохо. Послушай, прими его вместо меня, а?
   - Это психа-то?
   - Я ведь должен как-то собраться с мыслями и подготовиться...
   Настоящий посыльный все равно придет рано или поздно.
   - Не сдаешься?
   - Я должен сделать все, что в моих силах... А этот тип, который к нам
явился, вдобавок еще из буйных.
   - Этого только не хватало! - Она вдруг рассердилась. - Ты что же,
предлагаешь мне посидеть часок-другой с буйно помешанным?
   - Ты меня не поняла. Если просто слушать и не перечить ему, он ведет
себя вполне нормально. И кроме того, мне определенно обещали, что через
тридцать минут за ним приедут...
   - Ну вот ты с ним сам и посиди. Без меня.
   - Ты здесь больше подходишь. Ты будешь смягчающе действовать на него
своей женственностью.
   - Будет тебе врать. В конце концов это твой почитатель, а не мой.
   - Послушай, мне сейчас не до почитателей. К тому же этот тип еще вбил
себе в голову, будто он марсианин. Пойми, для меня это слишком тяжело!
   - Так он - марсианин?! - Она расхохоталась цинично и злобно. - То-то я
смотрю - у него посреди лба третий глаз прорезывается...
   - Над этим не шутят. Надо же иметь сочувствие, в самом деле. Если
подойти к нему дружески, проявить интерес, какую-то душевную близость...
   - Всю жизнь об этом мечтала! И ты посмел надеяться, что я... Нет уж,
друг мой, что сам посеял, то и жни.
   Произнеся эти слова, жена тут же удалилась. Возможно, вы воспылаете
негодованием: так ли должны вести себя жены в осажденной крепости? Но ведь
это я во всем виноват. Я с самого начала согласился на капитуляцию, я с
самого начала обманул доверие своей жены. Вы сомневаетесь? Но ведь я
попытался отгородиться женой от сумасшедшего, который, как на зло, обратил
мою трагедию в дрянной фарс. Такое мужьям не спускают. Да, поистине тяжкая
ноша свалилась мне на плечи. Пока я тянул время, предаваясь праздным
размышлениям, со стороны прихожей послышались торопливые шаги. Я вспомнил
телефонный разговор и содрогнулся. Никакие унижения не причинят мне
столько ущерба, сколько мой гость, если я доведу его до бешенства.
   Поговорку "что посеешь, то и пожнешь" не жена придумала, но предъявлять
сейчас какие бы то ни было претензии вряд ли уместно...
   Итак, не будем юлить и скажем "здравствуй" призраку нашего марсианина!
   Посетитель стоял спиной к свету, падавшему из прихожей, как бы слегка
сутулясь, прижимая обеими руками к груди черный кожаный портфель, -
воплощение усердия и смущения.
   Лица его против света я хорошенько не разглядел, но он улыбался
добродушной улыбкой, какая бывает только у агентов, торгующих предметами
домашнего обихода, и больше ни у кого. Впрочем, покрой и расцветка его
фланелевого костюма были, пожалуй, слишком изящны и ярки для торгового
агента.
   Мне сразу бросилось в глаза, что он невысокого роста и хрупкого
телосложения. Может, он и был буйно помешанным, но ничего ужасного в его
облике я не заметил. Ничего в нем не было от того страшного образа,
который я нарисовал себе после разговора с его супругой. Едва я облегченно
вздохнул, как он воскликнул негромким взволнованным голосом:
   - Как я рад вас видеть, сэнсэй!
   Затем он перегнулся, наклонился ко мне и хихикнул. Этот смешок
неприятно поразил меня, и я отступил на шаг, а он затараторил:
   - Я почитатель вашей программы, сэнсэй. Хорошие это передачи, в высшей
степени поучительные. И вот я решился сегодня посетить вас, сэнсэй, дабы
предложить поразительный материал... Даю вам слово, это самая настоящая
сенсация, и как раз для вашей программы!
   Он выпалил все это без передышки, умудряясь в то же время кокетливо
хихикать. Хорошенькое дело, неужто он будет продолжать все тридцать минут
в том же духе? Я уже сыт по горло.
   - Вот как?.. - тупо повторил я.
   - Нет, не благодарите меня. Я ваш почитатель, и мне довольно будет,
если я сумею стать вам полезным. Честное слово!
   - Вот как?..
   - Честное слово, не из каких-нибудь там низменных побуждений, ничего
подобного! Вы только мне поверьте, больше мне, право, ничего...
   - Разумеется, я вам верю. И благодарю вас. От души благодарю.
   - Вот даже как? - Он склонил голову набок и засмеялся. - А я-то думал,
что вы будете очень удивлены.
   - Ничего, не беспокойтесь. Опыт у меня все-таки богатый, меня уже ничем
не удивишь.
   - Правда? Тогда я вам прямо скажу... - Он провел по губам кончиком
языка и неловким движением засунул свой портфель под мышку. - Дело в том,
что я не какой-нибудь обычный человек. Я марсианин.
   Захваченный врасплох его придурковатым тоном, я машинально произнес:
   - Ага, вот оно как...
   В тот же момент лицо его помертвело, словно повернули выключатель.
   - Ах, черт побери! - спохватился я, но было уже поздно.
   - Странно... - проговорил он печальным, упавшим голосом. - Вы нисколько
не удивились.
   В замешательстве я попытался исправить промах, но по дурацкой своей
неловкости только окончательно все испортил.
   - Ну как же... Удивился, разумеется... Вот вы сказали, что вы -
марсианин, и я был просто поражен...
   - Да, понятно... - С тем же мертвенным выражением лица он устремил
взгляд на свои пальцы, поглаживающие крышку ящика для гэта. - Только,
знаете, мне довольно трудно разговаривать стоя. Всетаки у вас на Земле
сила тяжести значительно больше, чем на Марсе.
   Здесь мы быстро устаем. Может быть, вы разрешите мне войти в комнату?
   Произнеся эти слова, он перенес вес тела на одну ногу и легонько
вздохнул. Очень хитрый психологический маневр. Его умение владеть своим
лицом пробудило во мне ощущение какой-то угрозы, заставило вспомнить о
звере, который в любой момент готов оскалить клыки, и я совершенно оробел.
Наверное, виноват был все тот же телефонный разговор.
   - Конечно, конечно... Пожалуйста... - пробормотал я. И тут он вдруг
мгновенно вернулся к прежнему тону.
   - Можно? Ну, вот и превосходно!
   Он нагнулся и стал расшнуровывать ботинки. Весь напрягшись, как
напрягаются скулы при скрежете зубовном, я прошелся по коридору. Я думал,
что в беседе с умалишенным есть что-то не совсем взрослое, но долго ли
будет длиться это жалкое подыгрывание собеседнику?.. И я решил
продемонстрировать свойственный мне дух сопротивления.
   - Жена! - крикнул я. - Принеси гостю чаю!
   Я сказал - сопротивление?.. Ну какое же это сопротивление? В лучшем
случае просто злобное ворчание, вот и все. Ворчание... Да, это ворчание на
тупость моей супруги, которая спихнула мне сумасшедшего марсианина с тем,
чтобы я загладил свою вину. И еще самоуничижительное ворчание на самого
себя, который у всех на глазах погубил свою душу и тело, связавшись с
марсианином... И подумать только, что этот марсианин - мною же созданная
иллюзия!
   Послышались добродушный смех и топот мелких шажков.
   - Слышу! Сейчас вам будет чай!
 
 
   -6-
 
   - Сюда, пожалуйста, вот на этот диван...
   - Да нет, зачем же! - Мой гость с преувеличенной поспешностью
попятился, при этом едва не опрокинув с полки цветочный горшок. - Для
меня, знаете ли, и в коридорчике ладно будет, честное слово. Не
затрудняйтесь, прошу вас.
   Резко отпихнув меня, он устремился к стулу возле двери.
   - Но вам же неудобно будет на этом стуле! Что вы стесняетесь, право?!
   - Странно... - проговорил он, заглядывая снизу мне в лицо. - Вы что же
это, сэнсэй, боитесь меня, что ли? Норовите запихнуть в угол, словно для
того, чтобы иметь возможность в любой момент выскочить из комнаты?
   - Какая ерунда! - с негодованием воскликнул я, но негодование мое было
более бурным, чем искренним. Я не мог утверждать, что не имел такого
умысла, и чтобы не терять достоинства, мне оставалось лишь подкрепить
слово делом.
   Так я волей-неволей очутился на диване, а сумасшедший марсианин занял
стул возле двери.
   Окна были завешены портьерами, но свет лампы был сильнее света, который
чуть просачивался сквозь щелки в портьерах на спину гостя. Я впервые
разглядел его лицо. Вопреки моим ожиданиям оно казалось слабовольным и
каким-то беспомощным. Длинная птичья шея, костлявый кадык, покрытый
пупырышками; тоскливо опущенные углы рта; впалые, с землистым оттенком
щеки; набрякшие веки, словно у больного базедовой болезнью... Впрочем,
когда он начинал смеяться, втягивая голову в плечи, выражение робости
мгновенно сменялось выражением такой наглости, что я невольно
отворачивался.
   Чтобы протянуть время, я закурил. Тогда он осторожными движениями,
будто хрупкую восковую палочку, размял и тоже сунул в зубы сигарету, после
чего расслабился и распластался на стуле, словно сушеная каракатица. С
наслаждением отдыхая от тяжести собственного тела, он испустил долгий
вздох и, раздувая ноздри, произнес:
   - У вас отличная комната, сэнсэй, мне у вас нравится...
   Ничего себе - отличная комната! Беспорядочные груды старых книг и
журналов... Клочки черновиков и карандашная стружка... Цветочный горшок,
приспособленный под пепельницу, и обсыпанный перхотью стол... О вкусах не
спорят, но подобные любезности явно не нуждаются в ответных репликах, и я
промолчал, продолжая попыхивать сигаретой.
   - Отличная комната, отличная комната, отличная комната... - повторил он
несколько раз нараспев и вдруг, усевшись прямо, сказал: - И вы знаете,
сэнсэй, чем мне ваша комната нравится? Вот этим ее настроением, тем, что в
такой солнечный день у вас задернуты шторы...
   - Для землянина, наверное, это просто грязная конура, но для марсиан
это именно то, что требуется. Ваше земное солнце слишком ярко для нас.
   Впрочем, еще хуже ваша чудовищная сила тяжести... Вы ее, конечно, не
замечаете, как воздух, но для организма, прибывшего к вам из мира, где она
составляет всего какие-то триста девяносто дин, жить здесь то же самое,
что в скоростном лифте, который стремительно наращивает скорость. Нам
снится ночами, как этот лифт прошибает потолок и уносится на край
Вселенной. Возникает ощущение ужасающего одиночества. Вы знаете, у
марсиан, живущих на Земле, неизбежно развиваются неврозы. Им кажется,
будто утрачена твердая почва под ногами. И в конечном счете они начинают
бояться открытого пространства, то, что противоположно так называемой
клаустрофобии...
   Вот почему мне так хорошо в этой атмосфере, в этой комнате... Да,
сэнсэй, вы отлично понимаете марсиан...
   Надо же, какие бывают психи, думалось мне, но в то же время я, конечно,
не мог не поразиться его взгляду на тяготение и все прочее.
   Рассуждения его не лишены вкуса и тонкости. И он, видимо, изрядно
сроднился с мироощущением марсианина, раз сам, не опираясь на опыт, сумел
выработать такие яркие чувственные представления. У меня, например, ничего
подобного не получилось, хотя я долго пробыл среди своих воображаемых
марсиан. (Расскажи он мне все это раньше, я бы, наверное, смог сделать
лишних три-четыре передачи для своей программы.) Одним словом, хоть он и
сумасшедший, но сумасшедший экстракласса... Внимание мое рассеялось, а
между тем мне следовало быть настороже.
   Непринужденно, взглядом оценщика, он оглядывал углы комнаты и вдруг,
посмотрев на меня, вкрадчиво произнес:
   - Что же это мы, однако... все как-то вокруг да около. Вот скажите мне,
пожалуйста, сэнсэй, вы любите необычных посетителей?
   - Нет, не особенно...
   - Так я и думал. Даже по этой вашей комнате видно, что вы - человек
необщительный. Вы, скорее, личность самодовлеющая, подозрительная и,
несмотря на всю вашу мировую грусть, эгоистическая.
   Вам бы таких, как я, ваших почитателей, на порог не пускать, и вдруг вы
приглашаете меня в свой кабинет и снисходите до дружеской со мною беседы.
Согласитесь, есть в этом нечто противоестественное.
   - Ничего подобного. Просто с чисто профессиональной точки зрения
почитатель является достаточно важным гостем... И кроме того, ведь вы,
насколько я понял, принесли какой-то сенсационный материал...
   - Сенсация в том, что я не человек, а марсианин...
   - А, да, да... Это, разумеется, поразительная сенсация...
   - Ну вот, вы опять несете благоглупости. Как вы позволяете себе столь
беззастенчиво лгать?
   - Что вы имеете в виду? И почему это вы так выражаетесь?
   - Ну, а как же? Как же еще? К вам, специалисту, является человек,
называет себя марсианином, и вы не выказываете ни малейшего сомнения.
Согласитесь, это абсурд. В чем же дело? Или со мной здесь шутки шутят?
   - Вы меня как-то переоцениваете. Какой я специалист? Так, пишу для
радио, кое-чем интересуюсь, конечно...
   - Но ведь не сумасшедший, не идиот же?
   - Ну, знаете... - Я было вспылил, но тотчас спохватился, что мой
собеседник - псих, и если я поддамся на провокацию, расплачиваться
придется мне, а не ему. Взглянув на часы, я убедился, что прошло всего
пять минут. Еще двадцать пять минут... Только бы продержаться, скорее бы
все это кончилось. - О таких вещах даже в газетах пишут.
   - Сейчас уже не времена Уэллса, и вам должно быть известно, что на
Марсе высокоорганизованных животных нет. Данные, более достоверные, нежели
простые догадки, убедительно свидетельствуют, что в крайне разреженной
атмосфере и при почти нулевой влажности жизнь, сколько-нибудь подобная
земной, существовать не может. Или...
   - Он понизил голос и произнес, улыбаясь не то цинично, не то
издевательски: - Скажите, сэнсэй, а может быть, я не кажусь вам
высокоорганизованным животным, а? Не стесняйтесь, скажите! Каким вы видите
мой образ? А? Не стесняйтесь, скажите! Каким вы видите мой образ?
   Ну до чего же утомительный и настырный псих! Никогда не думал, что
умалишенные могут быть такими въедливыми. Чем больше ты ему поддакиваешь,
тем больше он вдохновляется и только запутывает нить.
   Но, с другой стороны, отказаться поддерживать разговор было бы еще
опаснее. Не зная хорошенько, что ответить, я промямлил:
   - Ну... это, видите ли, вопрос очень деликатный, сложный... Что
представляет собой ваш образ? Понимаете, человеческий глаз - это не
фотоаппарат, тут непременно примешивается элемент субъективности.
   Не даром же говорят, что сто голов - сто умов, не так ли? В конечном
счете, если исходить из методов концепционных нормативов, сказать можно
все, что угодно...
   - Вот умора... - Он согнул туловище и захохотал, нарочито, с вызовом,
раскачиваясь взад-вперед. - Значит, если вы не будете так на меня
таращиться, то с концепционными нормативами ничего не выйдет?
   Неужели я настолько не похож на человека?
   - Ничего подобного. Скорее, очень похожи. И если уж говорить
откровенно...
   - Совсем как человек, да?
   - Разумеется, совсем.
   - Почти неотличим...
   - Да, решительно совсем как человек.
   Он внезапно откинулся на спинку стула и, хлопнув в ладоши, разинул
пасть так, что стали видны гланды. Я уже обрадовался было, что у него
начался приступ эпилепсии, но, к сожалению, это оказалось просто приступом
веселья. Он весь изгибался, взлаивал, как простудившаяся собака, вытирал
слезы рукавом своей фланелевой куртки и говорил прерывающимся голосом:
   - Ох, сэнсэй, умру... "Совсем как", говорите... Ей-ей, умру!.. Да ведь
я же самый настоящий человек, сэнсэй! "Совсем как", говорите... Ну, вы
меня совершенно убили!..
   - Это что же, вы меня разыгрывали?
   - А вы еще сомневаетесь?
   - Ну, знаете ли, вы и фрукт, доложу я вам...
   Он захохотал еще громче. Нечего сказать, лихо он со мной обошелся.
   Я ощутил жгучую горечь, словно мое сердце погрузили в крепкий рассол,
но внезапно напряжение спало и все мне стало безразлично, и тут хохот
моего гостя мало-помалу заразил меня. Мы хохотали дуэтом более трех минут.
Он - пружинисто, как натянутая резина, я - расслабленно.
 
 
   -7-
 
   Дверь вдруг без стука отворилась, и в комнату просунулось озабоченное
лицо жены.
   - Какого вы чаю желаете? - осведомилась она. Она силилась говорить
небрежным тоном, но по всему было видно, что она подслушивала за дверью и
исполнилась беспокойства. Когда мы принялись хохотать, она не выдержала и,
воспользовавшись первым подходящим предлогом, вышла на разведку. Она
открыла дверь в разгар идиотского ржания, и это вызвало у меня чувство
протеста, но в то же время было приятно, что она волнуется за меня. Я
понял, что обрел союзника на поле боя, и стал усиленно ей подмигивать,
стараясь дать понять, что оснований для беспокойства нет, но она не
понимала, и озабоченность все сильнее проступала на ее лице. Должно быть,
нервная система гостя уловила мои сигналы. Его взгляд, как у теннисного
судьи, несколько раз метнулся от меня к жене и обратно, затем, словно
заметив нарушение правил, он уставился на жену и сказал:
   - Чай - это превосходно... Ловлю вас на слове, мне бы чаю
поевропейски... Европейский чай - самый обманчивый и безвредный из
напитков. В отличие от зеленого чая или, скажем, от кофе решительно
невозможно определить, дорогого он сорта или дешевого, если положить
побольше лимона и сахара...
   Только теперь я начал овладевать секретом обращения с этим человеком.
Впутав сюда жену, я потеряю не только проценты, но и капитал. Мое
подмигивание не достигало цели, и я стал показывать, будто отталкиваю ее
ладонями, принялся раскачиваться и отчаянно мотать головой из стороны в
сторону.
   Жена, испугавшись, исчезла так же внезапно, как появилась. Тогда гость
снова устремил взгляд на меня, яростно потер руки, словно разминая глину,
и разразился вибрирующим смехом. Не знаю, смеялся ли он надо мною или
смеялся над женой, приглашая меня присоединиться, во всяком случае, ничего
приятного в его смехе не было. Голова у меня и без того была полна
собственными заботами, и я не мог себе позволить заниматься чужими делами.
   Однако до прихода женщины, звонившей по телефону, я должен был держать
в узде свое внутреннее "я", готовое взорваться. Между тем яд, который оно
выделяло, растекаясь по телу, сжигал меня. От нестерпимого зуда я
непроизвольно прищелкнул языком и, чтобы замаскировать этот звук, опять
натянуто хихикнул.
   - Да, я - человек, - провозгласил мой гость, слегка наклоняя голову и
демонстрируя деланную застенчивость. - В самом деле, сколько я ни хожу по
улицам, ни разу меня не приняли за кого-нибудь еще...
   - Никто и не сомневается. Глупости все это!
   У него мгновенно опустились углы губ, и он зашипел торжествующим тоном:
   - Ага, вот вы и признались. Значит, вы с самого начала были уверены,
что я человек? А раз вы считали это ерундой, значит, вы с самого начала
болтали мне что попало. Почему вы сразу не сказали мне напрямик, что
марсианин не может быть совсем как человек?
   Не зная, как поступить, я растерянно пробормотал что-то, а он с угрозой
в голосе продолжал:
   - Объясняйте, не скрывайте! Это же очень интересно. Или вы всетаки
считаете, что марсианин может быть совсем как человек? Не верю.
   Это решительно невозможно, чтобы вы так считали. Сколько ни лгите, я
все равно сорву с вас маску. Лучше уж сразу договоримся: вы мне не верите.
Так?
   - Видите ли...
   - Чего там - "видите ли"... Бросьте разыгрывать невинность. Такая
отъявленная ложь есть не что иное, как грубость. Превосходно, я решил вам
ответить на эту грубость. Мой ответ прост и ясен, как дважды два.
   Короче говоря, сэнсэй, вы посчитали меня за сумасшедшего. Назвать меня
сумасшедшим прямо в глаза вы не пожелали. Вы сделали вид, будто все в
порядке, и стали ждать, пока я зазеваюсь, чтобы треснуть меня сзади по
голове вот этим цветочным горшком и...
   - Да нет, что вы...
   - Вы опять лжете! Впрочем, логически рассуждая, принять меня за
сумасшедшего было для вас вполне естественно, не так ли? А что это у вас
такой вид? А-а, вот оно что... Теперь до меня дошло... Вы меня боитесь. Вы
охвачены тревогой - еще бы, ведь вы разговариваете с сумасшедшим... И
притом, кажется, буйным, а? Несомненно, какой-то благодетель вас
предупредил. А кстати, мне кажется, что кто-то вам недавно звонил по
телефону... Уж не моя ли это была жена?.. Ну-ну, не надо, что это вы так
растерялись? Теперь уже лгать поздно. Так что она там насплетничала вам,
моя супруга?
   - Ничего она не насплетничала. Это был просто короткий разговор...
   Хотела удостовериться, пришли вы уже или нет...
   - Скверно, скверно... Знаете, сэнсэй, как это ни странно, вы
удивительно искренний человек. У вас на физиономии явственно проступает
нечто прямо противоположное тому, что вы сейчас говорили.
   Ведь она вам сказала, будто я - буйный, всего три дня из больницы, не
так ли? Ну вот, теперь все понятно. Ей же ничего не стоит наплести всякой
ерунды. И вы, сэнсэй, - тут он внезапно наклонился вперед, - вы ей не
верьте. Не хотелось бы мне рассказывать о нашем семейном позоре, но...
Дело в том, что в действительности-то сошла с ума она, моя супруга. На вид
она совсем обыкновенная женщина, и я бы не сказал, что она причиняет мне
много хлопот, но что-то у нее там с наследственностью... Вы не обратили
внимание на ее голос? Он несколько необычный...
   - Гм... пожалуй. Какой-то этакий... пронзительный...
   В ту же секунду он пристукнул по краю стола сложенными пальцами.
   - Опять вы лжете! Прошу вас, сэнсэй, постарайтесь впредь не раздражать
меня. А то у меня возникает такое чувство, будто под моей кроватью
устроили себе гнездо полосатые москиты. Вы, разумеется, верите не мне, а
моей супруге, и это вполне естественно, не так ли? Раз уж я,
подозреваемый, утверждаю это, значит, так оно и есть, и нечего вам здесь
путать. И прошу вас, давайте теперь говорить серьезно.
   - Ну что ж, давайте серьезно.
   - Итак, во-первых... - Он поднял руку и загнул один палец. - Вы
поверили моей супруге и считаете меня душевнобольным, вышедшим из
больницы. Так?
   - Пожалуй, что и так...
   - Далее, второй вопрос. - Он загнул второй палец. - Если я тем не менее
вопреки этой клевете продолжаю утверждать, что я марсианин...
   Нет, никаких "если"... Я действительно утверждаю это со всей
решимостью! Пусть меня считают сумасшедшим, я от правды не отрекусь! Факты
- упрямая вещь, не так ли? То, что я - марсианин, как и то, что я не
сумасшедший, это незыблемые факты. А вот вы, сэнсэй, не желаете этого
признавать. Вы не постеснялись во всеуслышание объявить, что больше
доверяете моей предательнице-жене, которая изводит мужа подозрениями и
распускает бесстыжие сплетни о нем посторонним людям. Нет, я не хочу
сказать, что подозреваю вас и мою жену в преступной связи, мне вообще
чужды безнравственные фантазии ревности... Но все же как-то странно... Чем
больше я думаю об этом, тем меньше понимаю. Вы впервые в жизни слышите по
телефону голос женщины, которую вы никогда и в глаза не видели, и этот
голос значит для вас больше, нежели слова человека, сидящего с вами лицом
к лицу...
   Пальцы его поднятой руки сжались так, что побелели костяшки, горячий
пот, должно быть, закипел в этом кулаке. Огонь с нарастающей скоростью
подбирался к динамиту по бикфордову шнуру, и я, конечно, в панике бросился
спасаться от брызгающих искр.
   - Погодите, но ведь в жизни бывают факты более подозрительные, чем в
романах, - заговорил я. - В реальном мире есть масса поистине потрясающих
вещей. Например, эти самые летающие блюдца...
   - Летающие блюдца?
   - Да, о них, вероятно, сообщат в конце будущей недели, так что вы
услышите... Или вот пример совсем из другой области: гималайский снежный
человек...
   - Что вы хотите этим сказать?
   - А собственно, вот что... Хочу спросить: существовала ли Америка до
того, как ее открыли? Как вы полагаете? По общепринятым представлениям,
Колумб смог открыть Америку именно потому, что был убежден в ее
существовании еще до своего открытия. Нет, это пожалуй, слишком
упрощенно... Я ведь что утверждаю? Что философия или там методика,
объясняющая взаимозависимость между открытием и существованием... Мне
кажется, это крайне сложный, запутанный вопрос...
   - Сэнсэй, мы же условились говорить серьезно.
   - Конечно, серьезно! Скажем, вы не можете со всей ответственностью
утверждать, что снежный человек существует, не так ли? Разумеется,
вероятность этого достаточно велика, она больше, например, вероятности
того, что вас или, скажем, меня выберут на будущий год Мисс Вселенной...
Только вот допустимо ли так просто признавать его существование еще до
того, как его открыли?..
   - Да что я вам, снежный человек, что ли? - простонал мой гость.
   Он захлопал по карманам, словно отыскивая что-то, и продолжал: - Хватит
надо мной издеваться. У меня терпенье лопается, когда на меня смотрят, как
на вздорного болтуна... Да где же он, неужто я его позабыл?
   Дерьмо собачье, голова кружится, сейчас кровь носом пойдет...
   Что он ищет? Платок, чтобы вытереть кровь из носа? Это бы еще ничего,
но только ищет он предмет более определенной формы, если судить по
движениям его рук. Странно, необычно... Я горячо сказал:
   - Ну при чем здесь вздорный болтун? Не торопитесь. По-моему, вы меня не
поняли. Вот я - человек занятой, однако же уделяю вам время...
   - Потому что боитесь мне противоречить.
   - Знаете, все ваши разговоры мотаются, как маятник, вокруг одного и
того же...
   - Это вы виноваты. Это из-за вас я не могу продвинуться ни на шаг,
потому что вы считаете меня сумасшедшим.
   - Одну минуту, погодите-ка! Что вы конкретно хотите от меня? Что я
должен сделать, чтобы вы были довольны?
   - Я вам уже сказал. Я хочу, чтобы вы проявили подобающий интерес к тому
факту, что я марсианин... по меньшей мере к этому факту.
   - Само собой разумеется. Я, знаете ли, уже почти два года живу бок о
бок с марсианами.
   - С выдуманными марсианами...
   - Разумеется, с выдуманными. Но для меня они не менее реальны, чем
внешний мир. И не думайте, что мне неинтересно было услышать от вас, будто
вы марсианин. Марсиане для меня лучшие товарищи и собеседники.
   - Выходит, вас не интересуют только такие марсиане, которые выглядят,
как я. Ведь марсианин, который совсем как человек, не имеет ничего общего
с теми марсианами, которых вы так любите, сэнсэй.
   - Здесь вы тоже меня не поняли. Как вы знаете, мои марсиане прибывают
на Землю в обличье, которое не должно бросаться в глаза.
   Если разумные существа посещают иные планеты, то уж до этого они должны
додуматься, не правда ли? И с этой точки зрения ваш камуфляж может
считаться образцом логического совершенства. Думается, среди изобретенных
мною марсиан вы заняли бы главенствующее положение.
   - Вы это серьезно?
   - Разумеется, серьезно. Ох ты, сигарета погасла, а я и не заметил...
   - Я был бы очень рад, если б мог этому поверить...
   - Да нет же, у вас это превосходно получилось! Я вот не додумался до
того, чтобы изменять своих марсиан до такой степени. Ведь как ни
приглядывайся, нипочем не скажешь, что вы - марсианин. Где бы вы ни были,
никто не догадается, каково ваше истинное лицо.
   - И все же, сэнсэй, я приношу извинения, так как обманул ваши
ожидания... Дело в том, что я совершенно не менялся.
   - То есть это ваш настоящий вид?
   - Да. Сколь это ни прискорбно, но если меня порезать, у меня пойдет
кровь. Красная кровь, совсем как у людей...
   - Ну хорошо, хорошо. Не принимайте этого так близко к сердцу. Вот ведь
говорят, что путь к необычному лежит через обычное.
   - И все же я позволяю себе надеяться... - Он скосил глаза и поджал
губы, и вдруг, словно мгновенно сменилась маска, лицо его приняло прежнее,
первоначальное выражение благоразумия и респектабельности.
   Трудно было даже представить себе его облик за мгновение до этого -
зловещий, исполненный мрачной жестокости. - Ну вот и прекрасно, - произнес
он. - Нет, глаз у меня все-таки верный... Я верил, что уж выто, сэнсэй,
обязательно меня поймете.
   Я облегченно вздохнул. Теперь наши силы были равны.
   Сумасшедший, даже если он способен на игру софизмами, все же не более,
чем сумасшедший. Нет, не такой простоте тягаться со мною, который зубы
съел на словесных фокусах... Сбросив с плеч эту тяжкую ношу, я решил
немедленно уладить вопрос о содержимом карманов моего беспокойного гостя.
Я спросил:
   - Послушайте, а что это вы все ищите?
   - Да нож. Только я его, кажется, забыл.
   - Нож?
   - Да. Никогда не расстаюсь с ножом, всегда ношу с собой...
 
 
   -8-
 
   Какое-то дурное предчувствие заставило меня бросить взгляд на свой
рабочий стол. Это было моей ошибкой.
   Из-под кипы черновиков выглядывало холодно блестевшее широкое лезвие
альпинистского ножа. Нож этот был тяжелым - я употреблял его как пресс, и
очень острым - я пользовался им вместо ножниц. И при случае он мог служить
превосходным оружием. Я сразу отвел от него взгляд, но было уже поздно.
Гость оказался невероятно проворным. Едва ли не единым движением он
соскользнул со стула, обогнув стол, пересек комнату, и нож очутился в его
руках. Уже одно это полностью деморализовало меня.
   Впрочем, на физиономии его, когда он повернулся ко мне, не было заметно
никаких следов возбуждения. И на том спасибо. Он попробовал лезвие
пальцем. При этом он улыбался своей прежней, как бы пристыженной улыбкой.
Видимо, дело все же обстояло не так скверно, как я опасался. Ведь есть же
дети, которые привыкли обгрызать себе ногти, есть и психи, которые
привыкли чистить ногти ножом, чего же тут волноваться?
   - Отличный нож, - сказал он. - Настоящий олений рог?
   - Настоящий.
   - Не могли бы вы одолжить его мне ненадолго?
   - Зачем вам?
   - Я думаю, сэнсэй, мы с вами прекрасно поладили. Честное слово, не знаю
даже, как мне отблагодарить вас... Но вы сами знаете, желания наши
безграничны... Если бы вы взяли на себя труд подкрепить свои слова делом,
я не имел бы к вам больше никаких претензий... Очень вас прошу, сэнсэй,
окажите мне эту любезность, ладно? Подтвердите нашу с вами близость по
духу... - С этими словами он взял нож за лезвие и застенчиво протянул его
мне рукояткой вперед. - Дело очень простое.
   Всего-навсего ткните для пробы...
   - Куда ткнуть?!
   - В меня, конечно.
   - Что за глупая шутка!
   - Но я же марсианин.
   - Да вы же сами сказали, что, если вас порезать, потечет кровь.
   - Но не кровь человека, а кровь марсианина.
   - Перестаньте фиглярствовать!
   - Удивительное дело... В своих сценариях, сэнсэй, вы убиваете марсиан
направо и налево. Только на моей памяти было убито не менее двухсот. Я уж
не говорю о массовых побоищах...
   - Да ведь это только на словах...
   - Думаю, здесь нечто другое. Предрасположеность к убийству марсиан
заложена у вас в душе, сэнсэй. Именно поэтому ваше воображение создает
таких чудовищ, всяких там стоножек, сколопендр, червей с отростками,
бородавчатых шаров... живой дым, прыгающих песчинок, жидких существ,
которые взбираются на потолки... Потому что их можно убивать без зазрения
совести.
   - Неправда! Я вам уже говорил, что стараюсь выбрать такие формы,
которые не бросаются в глаза, которые человек не замечает.
   - А для чего?
   - Я пытаюсь напоить черным кофе тех, кого убаюкивает обманчивая
повседневность, обманчивый покой.
   - Кофе, который возбуждает воинственность и призывает к убийствам?
   - Вам известно, что такое аллегория? Мне уже надоело объяснять.
   Возьмите на себя труд подумать хорошенько, и вы поймете, что почти все
марсиане, на которых я нападаю, есть в конечном счете как бы символы
человеческого зла внутри нас. Ведь враг - это не только и не обязательно
агрессор извне...
   - Звучит вполне благопристойно. А на деле? Если бы я не был совсем как
человек, а что-то вроде огромного слизняка, покрытого бородавками, вы бы,
сэнсэй, безо всяких моих просьб бросились бы на меня с ножом, не правда ли?
   - Так или иначе, но я вас очень прошу... Положите, пожалуйста, нож на
место...
   - Ишь, какой вы хитрый, сэнсэй! Лучше вспомните, что ведь я сам
обратился к вам с маленькой просьбой. Законов, запрещающих убивать
марсиан, у вас здесь нигде нет... Наружность моя пусть вас не смущает,
ничего вам за это не будет, так что действуйте с легким сердцем... - С
этими словами он небрежно приставил острие ножа к своему боку и
приглашающе похлопал другой рукой по головке рукояти. - Стукните как
следует по этому вот месту, вот и все.
   - Оставьте меня в покое!
   - Не понимаю... Выходит, вы меня обвели вокруг пальца, и я радовался
преждевременно.
   - Погодите, - сказал я, бессознательно отодвигаясь от него к
противоположной стороне стола. - Как к марсианину я действительно
испытываю к вам вполне естественный интерес. Однако интерес - это одно, а
доверие к вам - совсем другое. Возможность перерастания интереса в доверие
способна возникнуть лишь в ходе достаточно длительных собеседований.
Поспешность может только повредить нам.
   Вот так. Поставьте себя на мое место...
   - На вашем месте я бы сразу ударил! - Зловеще-привычным движением руки
он перевернул нож и стиснул рукоятку. - Уж у менято, сэнсэй, нет ни капли
сомнения в том, что вы - землянин. И я твердо знаю, что марсианские законы
не будут нарушены, если я убью землянина.
   - Это совершенно другое дело. При перестановке слагаемых сумма не
всегда остается неизменной. Вы все время шарахаетесь из одной крайности в
другую. Нельзя же так. В мире существует не только белое и черное, есть
еще какая-то середина. И всякое соглашение начинается именно с этой
середины. Насколько я понимаю, вы стремитесь к соглашению... Послушайте, я
вас прошу, пожалуйста, не держите так этот нож! Видите, я уже взмок от
пота. И весь побелел, наверное. У меня идиосинкразия к режущим предметам...
   - Да, действительно... Кажется, я напугал вас... - Он медленно опустил
нож. - Значит, сэнсэй, вопреки моим ожиданиям вы - гуманист? И с моей
стороны было глупо воображать, будто вам нравится убивать марсиан...
   - Ну разумеется! Странно даже, что мой почитатель мог так ошибиться во
мне... Сказать, что я мухи не трону, было бы, пожалуй, преувеличением, но
я совершенно уверен, что по своему духу уважения к жизни не уступаю никому.
   - Но ведь букашек-то вы убиваете?
   - Только вредных.
   - Наговорили вы здесь всякого, а все-таки убить меня вам мешает только
мой внешний облик. Если бы я был - ну пусть не букашкой и не слизняком, а
если бы у меня была, например, кожа зеленого или фиолетового цвета или
если уши у меня были бы вершка на три длиннее, вы бы тут же раздавили
меня, как букашку, не правда ли?
   - Послушайте, вы меня оскорбляете. Вам что, больше сказать нечего? Я
всегда был принципиальным противником насилия; если не верите, можете
спросить у моей жены. За четырнадцать лет совместной жизни я побил ее
всего три раза, что составляет лишь один раз в четыре и семь десятых года.
Заметьте, что по Японии в целом этот индекс равен одному и четырем десятым
раза в два года. Я поистине образцовый человек в этом отношении. Далее,
если вы хотите знать относительно насекомых, то я убиваю исключительно
москитов и мух, а уничтожение муравьев, мокриц и тараканов полностью
предоставляю своей жене...
   Тут он закатил глаза и залился жутким сдавленным смехом. Если бы он был
нормальным человеком, я бы решил, что он сошел с ума. Но он и без того был
сумасшедшим, и я не знал, что подумать.
   - Вот так штука! - просипел он сквозь смех. - Значит, чтобы зарезать
меня, можно было бы отрядить вашу супругу?
   - Не говорите глупостей! Впрочем, должен признаться, что мой пример с
насекомыми был, действительно, не совсем удачен. Вы все время бросаетесь в
крайности, вот и у меня с языка сорвалось. Вопрос ведь чрезвычайно
сложный. Но только определив, что же такое человек, мы сможем приняться за
дело...
   - Не надо, не беспокойтесь. Я пошутил. Ну зачем вы так? - Он оборвал
смех и перевел дыхание. - Честное слово, вы позволили мне так надолго
оторвать вас от ваших занятий... Поистине я получил огромное
удовольствие... Серьезная беседа является превосходным упражнением для
духа... Впрочем, было бы непростительно свести этот драгоценный для меня
житейский опыт к простому упражнению. Чтобы еще более обогатить его,
необходимо соответствующее заключение.
   Он явно собирался откланиваться, и мне показалось, будто сам воздух в
комнате внезапно стал светлее, я почувствовал несказанное облегчение. Мне
захотелось без умолку болтать всякую чепуху, но я строго одернул себя и с
нарочито утомленным видом осведомился:
   - Какое еще заключение?
   - Вы ясно и недвусмысленно подтверждаете, что я являюсь марсианином.
   - Что такое, опять все сначала?
   - Вовсе нет. Как только вы это признаете, мы закончим.
   - Сколько можно повторять, чтобы вы поняли, наконец? Признание без
доказательств равносильно догме. Пусть вы марсианин, но вы же не бог,
какой вам смысл навязывать мне веру в вас? Если вы действительно
марсианин, то должны, по-видимому, располагать какими-то доказательствами,
подтверждающими это. Тогда прежде чем всячески порицать меня, вы, может
быть, предъявите мне свои доказательства?
   - Но ведь это невозможно. Аксиомы не требуют доказательств, об этом
говорится даже в учебнике по элементарной геометрии. Доказывать можно лишь
отношения между фактами, а доказательство самих фактов сводится к
утверждению, что собака есть собака. И не говорите мне, пожалуйста,
"сколько можно повторять". Называете себя гуманистом, а сами так
обращаетесь со слабым человеком.
   - Ну, хорошо, что же я должен сделать?
   - Я бы хотел, чтобы вы поверили. Поверили по-настоящему. Сказать просто
"верю" может всякий. Это пустая отговорка, и со мной это не пройдет. Кто
здесь говорил, что Колумб не смог бы открыть Америку, если бы не верил в
ее существование? Вы, сэнсэй!
   - Я вовсе не это говорил. Здесь совершенно иной нюанс... Впрочем,
ладно... Понятно. Я теперь решил, что верю. - Если не поверить, этот обмен
словесами будет продолжаться до бесконечности, словно качание маятника. -
Да, я поверил. Вы - марсианин.
   - Благодарю вас, - произнес он с напыщенным достоинством, как актер в
дешевой мелодраме. - Длительные усилия принесли свои плоды. Мне наконец
удалось добиться успеха в равноправных переговорах с жителями Земли. От
имени всех марсиан выражаю вам глубочайшую признательность.
   - Всех марсиан? Есть еще и другие?
   - А вы как думали? Какая же раса может существовать, если она состоит
только из одного индивидуума? Однако простите... Да, коль скоро вы
поверили, я вправе, естественно, рассчитывать на ваше сотрудничество...
Будьте добры, не откажитесь напоследок подвергнуться маленькому тесту.
   - Тесту?
   - Видите ли, мне бы хотелось получить от вас доказательство, что вы
действительно поверили. Конкретное доказательство тому, что это не просто
отговорка, как раньше, чтобы отвязаться от свихнувшегося собеседника. Не
беспокойтесь, это не будет зловещее предложение ткнуть меня ножом. Можно
начинать?.. Нет-нет, сэнсэй, оставайтесь там, где стоите...
   Произнеся эти слова, он занял место между окном и дверью по другую
сторону стола, выпрямился, медленно выставил вперед левую ногу, энергично
отвел назад правое плечо, а затем подбросил в воздух и ловко поймал за
лезвие нож. Держа нож над плечом, он принял классическую стойку метателя.
   - Это что же? - изумился я. - Опять нож?
   - Да, с ножом мне привычнее всего. Объясняю правила. Я считаю вслух до
десяти и при слове "десять" бросаю нож. Куда я его брошу, сказать не могу.
Может быть, в вас, сэнсэй, может быть, куда-нибудь еще. Об этом вам
предоставляется судить самому. Далее. Пока я считаю, я не бросаю ножа, а
вы, сэнсэй, вольны предпринять все, что вам угодно.
   Что бы вы ни сделали, ни возражать, ни противиться я не буду. Вам все
понятно? По-моему, правила очень ясные и простые.
   - Не понимаю. Зачем все это нужно?
   - Вам предоставляется решать, сэнсэй. Кто я такой? Марсианин или
помешанный, вообразивший себя марсианином? От этого зависит, куда я брошу
нож... Если я марсианин, то внешнее сходство с человеком не обязательно
предполагает сходство духовное... Тогда не исключено, что такие понятия,
как гуманизм, для меня чужды и что я носитель совершенно иной идеологии...
Впрочем, пятьдесят шансов из ста за то, что идеология у меня более
гуманная, нежели у землян... Если же я сумасшедший, то опять-таки могу
быть либо сторонником, либо противником насилия, смотря по тому, как я
представляю себе идеологию марсиан...
   - Но это означает, что я решительно не могу судить об этом.
   - Да, если ставить вопрос так просто, то ни к какому выводу, пожалуй,
не придешь.
   - Разрешите маленькую справочку. Сами-то вы что думаете о марсианах?
   - А ничего не думаю, ведь я же марсианин.
   - Но это абсурд! - Я больше не пытался скрыть волнение, мне все стало
безразлично. - Страшно сложный вопрос, дайте мне на размышление хотя бы
дня три...
   - Если вы не уверены в себе, то можете, пока я считаю, выбежать вон,
наброситься на меня, принять меры к самообороне.
   - И что тогда? Вы вот сказали, что противиться не будете, но как я могу
быть в этом уверен?.. Дайте мне еще хоть какой-нибудь намек!
   - Вы должны продемонстрировать силу своего суждения, сэнсэй.
   Если вы были по отношению ко мне вполне добросовестны, бояться вам
нечего. Итак, я начинаю. Приготовились... Раз... два... три...
   Где же эта женщина, которая должна прийти за ним? Тридцать минут прошло
наверняка. Это была моя последняя надежда, и я бросил взгляд на часы. Часы
показывали, что прошло двадцать пять минут. Только секундная стрелка
мчалась, как бешеная, и путала мои мысли.
   - Три... четыре... пять...
   Пальцы гостя все крепче сжимают холодное лезвие. Я ощущал их, как свои
собственные пальцы. Думать было некогда, оставалось положиться на
внутренний импульс. - Пять... шесть... семь...
 
 
   -9-
 
   Импульс... Это не мысль, это мистификация, в ней нет ничего серьезного.
Судороги раздавленного паука тоже называются каким-то импульсом. И
существует, несомненно, импульс, подсказывающий:
   ничего не предпринимать. Словно завороженный, пригвожденный к своему
месту, неподвижный, как мерзлая рыба, я глядел на пальцы, сжимающие нож, в
ожидании следующего движения.
   - Семь... восемь... девять...
   Считал он довольно медленно, с интервалами в две с половиной или три
секунды. И расстояние между нами были невелико, от силы три метра. И еще
было условлено, что он не бросит ножа, пока не досчитает.
   Таким образом у меня оставался шанс контратаковать, если бы я решился.
   Но если разобраться, условие, что он не бросит ножа, вовсе не
предполагает, что он не окажет сопротивления. Более того, метать нож -
вовсе не единственный способ пользоваться ножом. Может быть, он на это
намекал как-нибудь обиняками, чтобы сдержать меня.
   - Нет, все эти логические рассуждения ни к чему не ведут...
   Признавая за шизофреником способность связно мыслить, я лишь признаю
свое поражение. Мне оставалось только собрать все силы и пассивно отдаться
на волю случая.
   А затем...
   - Десять!
   Я мгновенно нырнул под стол. И еще успел заметить краем глаза, как при
слове "десять" рука моего гостя рванулась вниз и белое лезвие ножа
прорезало воздух. Затем раздался звук удара - острие вонзилось во чтото
упругое.
   Попал, мелькнуло у меня в голове, и я весь сжался, ожидая приступа
острой боли. Но что это? Болел лоб, которым я при падении стукнулся о пол,
болели колени... Больше не болело нигде, и, скажем прямо, я вовсе не
чувствовал себя мертвым...
   Так и есть. Должно быть, он целил все-таки не в меня. Вот он вызывающе
хохочет. Совершенно неуместный смех. Я боязливо поднял лицо и прямо перед
собой, между ножками стола, увидел стул. Тот самый, возле двери. В спинке
стула торчал нож, вонзившийся по самую рукоятку.
   Чувствуя себе неловко, я поднялся и сделал вид, будто счищаю пыль с
колен. Я даже немного гордился тем, что нашел в себе силы не завопить во
все горло... (Теперь уже поздно испытывать сожаление, что тогда я не
сделал этого. На что мне чувство собственного достоинства, репутация?
Говорится: воет, как трусливая собака. Но ведь именно благодаря трусости
собака часто ограждает себя от нападения. Если вы когда-нибудь попадете в
подобную ситуацию, не давайте себя увлечь самолюбию, не повторяйте моих
глупостей. Именно трусость является, вероятно, высшим талантом, высшей
добродетелью в наш вероломный век...)
   Мой гость с явным торжеством переводил взгляд с меня на нож в спинке
стула и обратно. Затем, выпятив губу и скосив глаза, он произнес:
   - У вас очень быстрая реакция. Я был просто поражен.
   - Еще бы, - сказал я, все еще с трудом ворочая одеревеневшим языком. -
Ну, так что же получилось? Прошел я тест или не прошел?
   - А, плюньте вы на него. Такие тесты смысла в общем-то не имеют.
   - Не имеют смысла?
   - Конечно. Ведь это был тест для определения того, что с самого начала
не имело смысла. Естественно, тесты на то, что не имеет смысла, совершенно
бессмысленны.
   - Да что же такое "то"?
   - Ах, сэнсэй, вы постине отличный человек...
   - Эй, вы... если вы учинили все это безобразие просто шутки ради...
   - Не стесняйтесь, пожалуйста... я вас слушаю...
   - Нет уж, сначала я хочу вас послушать!
   - Ну, хорошо. Только для верности я хотел бы еще раз спросить вас,
сэнсэй: вы искренне верите тому, что я - марсианин?
   - Вы мне надоели. Разве не поэтому я согласился подвергнуть себя вашему
тесту? А вы теперь вот объявляете, что он не имеет смысла...
   Должен же быть предел безответственности, в конце концов!
   - Мне очень жаль, что вы приняли это так всерьез... - Он втянул голову
в плечи. - Вы только не сердитесь на меня, сэнсэй. Я ведь без всякого
злого умысла. Просто спектакль получился слишком уж эффектный...
   - Спектакль?
   - Понимаете, распродажа в наши дни - дело очень нелегкое.
   Рекламные передачи по радио и телевидению помогают мало. Что ж, цель,
как говорится, оправдывает средства. Как произвести на клиента
впечатление? Хорошее впечатление, плохое впечатление - все равно, лишь бы
достаточно сильное. Хотя я не предполагал, что лекарство так подействует.
Видимо, немного переборщил... Но вы, сэнсэй, знайте одно:
   я все время был уверен, что не причиню вам ни малейшего вреда...
   Он подошел к стулу, выдернул нож и осторожно положил на край стола.
Затем двумя пальцами достал из внутреннего кармана визитную карточку и
протянул мне.
   - Разрешите наконец представиться. Честь имею... Я взглянул. На
карточке было написано:
   АССОЦИАЦИЯ "МАРС" ОТДЕЛ СОДЕЙСТВИЯ РАСПРОДАЖЕ
 ЗЕМЕЛЬНЫХ УЧАСТКОВ ТАНАКА ИТИРО
 Левый нижний угол, где обычно указывается адрес, был аккуратно срезан
чем-то острым.
 
 
   -10-
 
   - Так вы что же, просто торговый агент?
   - Совершенно верно, - ответил он, вытирая платком потный нос и
доброжелательно улыбаясь. - Отдел занимается главным образом рекламой, но
при благоприятных обстоятельствах он осуществляет и торговые сделки.
   - Нет, это переходит все границы! - Я ощутил вдруг, как мускулы моего
тела наливаются яростью. Хотел заорать, но не было голоса. Яд
распространялся слишком быстро, и мое горло, как и мое сознание, сжали
спазмы. - Я не знаю, что там распродает эта ваша ассоциация, но подобные
вещи совершенно недопустимы! Это же мошенничество!
   Преступление против личности! Немедленно убирайтесь вон! Я занят!
   Всему есть границы!
   - Умоляю вас, сэнсэй, - просительно проговорил он. - Если вы будете так
волноваться, я от вас заражусь. У меня очень горячая натура, я вам уже
говорил...
   - Хватит молоть вздор! Это больше не пройдет! То он, видите ли,
марсианин, то, буйно помешанный... Имейте в виду, я вовсе не такой
слабовольный, как вы думаете!
   - Это недоразумение, сэнсэй... прискорбное недоразумение... Я же
признал, что зашел слишком далеко... Однако не все, что я вам здесь
говорил, является ложью.
   - Ну еще бы, марсианин по имени Танака Итиро - это же не зубоскальство,
это вполне серьезно! Если вы не соврали, что вы - марсианин, значит, врет
ваша визитная карточка. Неужто вы сами не видите, как непристойно выглядят
все ваши попытки оправдаться?
   - И все же я не лгу. Действительно, если судить по имени, то я - самый
обычный землянин. Но в то же время я все-таки и марсианин. Все дело в том,
что я - будущий марсианин, ассоциация "Марс"
   официально зарегистрировала меня как будущего жителя Марса. Вы ведь не
видите ничего странного в том, что белые, переселившиеся некогда в
Америку, называются сейчас американцами. И я думаю, что в марсианине по
имени Танака Итиро тоже нет ничего одиозного...
   - Вы подлец!
   - Прошу вас, сэнсэй... Я ведь вас предупреждал...
   Он произнес эти слова до жути мрачным голосом, уставившись мне в лицо,
втянув голову в плечи и закусив губу, словно превозмогая боль.
   Кончики его пальцев легли на рукоять ножа, затем медленно заскользили
вправо и влево по краю стола. Даже если это был его излюбленный трюк... Но
плечи, как бы поднявшиеся от того, что остановилось дыхание... побелевшие,
без кровинки, губы... Было нечто угрожающее в этом изменении облика, и я
опять заколебался.
   Идиотская кульминация - метание ножа - и сразу после нее пошлейшая
карточка торгового агента... Положительно этот внезапный поворот ослепил
меня. Не надо забывать, что остается еще телефонное предупреждение его
жены. И даже если выдумку с марсианином считать просто, хитроумным ходом,
то где доказательства, что сама эта выдумка не является плодом настоящего
безумия? Нет, осторожность - прежде всего, и я снова втянулся в свой
панцирь.
   - Пожалуй, - проговорил я, - если судить с этой точки зрения, то вы,
действительно, угощали меня не только ложью. Раз производится регистрация
жителей Марса, марсианином может сделаться любой, и тогда все получается
вполне логично.
   В ту же секунду лицо его прояснилось, как будто протерли запотевшее
стекло, и он, воодушевившись, заговорил легко и быстро:
   - Я ужасно рад, что вы все поняли... Честное слово, у меня в мыслях не
было только лгать... Нечестность решительно недопустима, хотя в интересах
дела иногда приходится допускать некоторые преувеличения...
   Мне хотелось как раз подчеркнуть это различие...
   От такой наглости я вновь разозлился.
   - Между прочим, - сказал я, - зачем это в вашей карточке отрезан адрес?
   - А, это?.. Так, ничего особенного... Просто мне не хотелось, чтобы вы
зря тревожились во время нашей беседы...
   - Тревожиться? О чем?
   - Не беспокойтесь, потом узнаете.
   Опять мистификации. Но пытаться протестовать - значит только играть ему
на руку. Когда с ним обращаешься по-человечески, он так и норовит
вцепиться тебе в лицо. Это все равно, что драться с обезьянами на дереве -
никаких шансов на победу. Самым благоразумным будет немедленно отступить и
оставить поле боя противнику. Как бы отдыхая, я откинулся на спинку
кресла, закурил новую сигарету и сделал попытку вывести собеседника из
лабиринта.
   - Хорошо, пусть будет так. Кстати, вы ведь, кажется, принесли мне
какую-то интересную новость. Помнится, вы поначалу говорили о чем-то в
этом роде... или это тоже было некоторым преувеличением?
   - Ну зачем вы так, сэнсэй! Я ведь все-таки ваш горячий почитатель.
   Разве я бы осмелился заявиться к вам с пустыми руками?
   - И что же это за новость? - осведомился я, пуская к потолку колечки
дыма. - Что вы производите распродажу земельных участков на Марсе?
   - Да, производим. И если вы желаете, мы с радостью... Однако причина
моего визита никак не связана с этими торговыми операциями.
   Я пришел, чтобы от чистого сердца оказать вам одну услугу.
   - Это очень приятно... И было бы совсем неплохо, если бы вы перестали
меня изводить и вынули бы наконец ваш пакет с подарком.
   - Странно... Я, кажется, сразу вынул его... Я и есть подарок,
понимаете? Я сам!
   - Вы?!
   - Ах, я вас не устраиваю?.. Ну, разумеется, ведь я такой негодяй...
   Ничего дельного, конечно, ждать от меня не стоит...
   Разочарование, отразившееся на его лице, было так неподдельно, что я
сказал:
   - Что вы, что вы! Я этого не говорил. Вы, например, производите очень
сильное впечатление. Я бы охотно написал в ассоциацию самый благоприятный
отзыв о вас.
   Но он, сохраняя на лице скорбное выражение, помотал головой и сказал:
   - Вам, сэнсэй, все еще непонятно... Не понимаете вы, какое значение
имеет для вас мой визит... Нет, не понимаете. Я мечу бисер перед свиньями.
Но я-то отлично знаю вам цену, сэнсэй. И только тот, кто знает вам цену,
способен понять, что означаю для вас я, сэнсэй.
   Поймите, я - ваш беззаветный почитатель. Да что там, я больше чем
просто почитатель. Вот, взгляните, у меня приемник с часовым механизмом...
- Он извлек из своего портфеля и показал мне портативный радиоприемник. -
Этот приемник включается точно в ту минуту, когда начинается передача
вашей программы. Еду ли я в электричке или иду пешком, я никогда не
пропускаю вашей передачи.
   Вы меня многому научили. Вы были для моей служебной деятельности
могучим источником вдохновения. И вдруг я забеспокоился. Видимо, мое
горячее к вам отношение сделало меня особенно восприимчивым. Я обнаружил,
что содержание ваших передач медленно и неуклонно меняется в определенном
направлении. И оно, сэнсэй, отдает неприятным душком... Чутье у меня
верное. В последних передачах это особенно резало слух. Положение ваше
становится опасным... Если не принять мер, то нынешняя марсианская ракета
может весьма круто повернуть вашу судьбу. Вам это не кажется, сэнсэй? Или
я преувеличиваю?
   Я был потрясен. Я считал, что передо мной сумасшедший, и вдруг он
запускает пальцы в мои отверстые раны. Отрицать я не посмел.
   - Гм... да... Все это потому, что в студии у нас сидят одни только
нищие духом.
   - Правильно! - Он поежился и издал горловой смешок. - Интуиция меня не
подвела... я пришел вовремя... Так вот, сэнсэй, пусть ваша сегодняшняя
передача будет последней. Довольно. Меня прямо злость разбирает, как
подумаю, что вы с вашим талантом вынуждены подлаживаться к этим невеждам в
студии. Это оскорбление таланта.
   Доведись мне попасть в такие условия, я бы немедленно и без сожалений
ушел с работы.
   Я подивился про себя, какой он изрядный психолог, но настроение мое
испортилось еще больше.
   - Это и есть та услуга, которую вы хотели мне оказать? - спросил я.
   - Не относитесь к этому так просто.
   - Да я вообще никак не отношусь. Только уйти со студии - это тоже не
так просто, как вы воображаете.
   - Вы так считаете, сэнсэй, потому что недостаточно знаете самого себя.
Просто! Очень даже просто! Например... Ну, возьмем, например, то, что вам
ближе всего. Хотите стать романистом? По-моему, это бы вам очень подошло,
сэнсэй. И придирок таких, как на радио, почти совсем не будет. А?
   - Вы порете чушь... - Я невольно рассмеялся. - В жизни никогда романов
не писал.
   - Именно поэтому, - торжествующе объявил он, - я к вам и пришел. Вот он
я, взгляните! Уж теперь-то вы узнаете мне цену...
   - Да, разумеется, я же говорю, что вы яркая индивидуальность...
   - Бросьте вы эти абстракции, сэнсэй. Образ, необходимый для вашего
романа... Глядите, как все отлично складывается... Прототип для вашего
первого романа, марсианин как квинтэссенция образа, сюжета, темы, идеи,
находится здесь, перед вами. Не нужно никаких усложнений, берите меня в
качестве героя, напишите о том, что случилось сегодня у нас с вами, и все
будет в порядке. Должен выйти превосходный, остроумный роман в современном
духе. Конец, как полагается, будет иметь едкий саркастический привкус...
   - Вы так любезны, что мне, право, неловко. Однако мало написать роман,
его надо еще и продать. А мне почему-то кажется, что оптовых покупателей
найти будет трудновато.
   - Об этом не беспокойтесь. Планета Марс - это, конечно, пока
фантастика, но вот ассоциация "Марс" - это уже совершенная реальность.
Деловой дух пронизывает ее до мозга костей. Вообще говоря... - Он снова
полез в портфель и на этот раз извлек пачку бумаги.
   Осторожно держа ее обеими руками как нечто драгоценное, он продолжал: -
Простите, что получается несколько неожиданно, но я никак не мог решиться
начать... Поскольку наши мнения до сих пор совпадали, надеюсь, что все
обойдется благополучно... Сэнсэй, вот это - рукопись вашего романа. Если
точно записывать весь ход опыта, совершенно неважно, кто записывает.
Вдобавок наша сегодняшняя беседа и содержание рукописи почти дословно
совпадают. В конце концов, сэнсэй, вы все-таки типичны для своей эпохи. И
если бы даже вы сами это написали, разница получилась бы очень
незначительная. Короче говоря, вы можете со спокойной совестью считать это
собственным творением. Ну как? Мне, знаете, очень лестно называть себя
величайшим из ваших почитателей.
   - Но ведь если не найдется покупатель, все ваши добрые намерения
улетучатся как мыльный пузырь.
   - Думаете, я такой простофиля? Вопрос о вашем покупателе улажен.
   Это журнал "S.-F. m". Редактор уже читал и выразил восхищение. Он
объявил, что иного от вас и не ждал, что вы и на радио проделали
уникальную работу. Благодаря этому рукопись оценили по две с половиной
тысячи иен за страницу, то есть вам заплатят как платят ведущим писателям.
Всего здесь девяносто три страницы, так что общая сумма составляет...
э-э... двести тридцать тысяч плюс две с половиной...
   Неплохо, а? Если в месяц продавать по три-четыре таких штучки, то уйти
с работы стоит... Да, вот еще что. Название. Пусть роман называется
"Совсем как человек". Хорошо, не правда ли?
   Это было неожиданное нападение. Великолепное, неожиданное нападение.
Конечно, я верил еще только наполовину, но и этого было достаточно, чтобы
взволновать меня. Однако я не сразу бросился на эту приманку. Как бы не
зная, на что решиться, я проговорил:
   - Ну, первый роман - это само собой. А потом? Было бы прекрасно, если
бы нашлись покупатели и на следующие...
   - Положитесь во всем на нас. У ассоциации "Марс" чрезвычайно широкие
связи. Думаю, что ваши ожидания не будут обмануты. Никто у нас не питает
никаких намерений доставить вам повод для неприятных переживаний. Но если
вы так тревожитесь, сэнсэй, тогда ладно, давайте возложим на вас маленькую
обязанность... Поставим условием, что вы будете оказывать нам некоторые
услуги, например, время от времени упоминать в своих произведениях
ассоциацию "Марс", вставлять ее адрес... Как вы полагаете? Вам будет
спокойнее, а мы сможем провести это по смете расходов на рекламу нашей
ассоциации. Тогда у нас будут не отношения должника с кредитором, а вполне
современный договор, и говорить здесь больше не о чем, не так ли?
   - Говорить просто совершенно не о чем, настолько все это как-то
противоестественно.
   - Далее, мы придумали вам псевдоним, сэнсэй... Кода Саруеси. Вам
нравится?
   - Кода Саруеси? По-моему, есть в этом что-то от балагана.
   - Пожалуй. Когда слышишь впервые, то испытываешь внутреннее
сопротивление. И все же, я считаю, сойдет. Ведь так и было задумано -
вызвать чувство протеста. Это имя если уж раз запомнил, то не забудешь.
   Что вы там ни говорите, а первое впечатление является решающим.
   Вдобавок, этот псевдоним выдала нам электронная машина. Да чего там,
сэнсэй, не раздумывайте, соглашайтесь! "Совсем как человек"... Кого вам
стесняться, это же ваш собственный шедевр!..
   Виной ли тому мое воображение или что-то иное, но все заботы вдруг
исчезли, словно отстоялась, наконец, и сделалась прозрачной мутная вода и
как бы сам собой отыскался в запутанном клубке кончик нити. Я даже на вкус
ощутил радость освобождения.
   - Ну что ж... Тогда хоть покажите мне эту рукопись...
 
 
   -11-
 
   Рука моя, дрожащая от нетерпения и неуверенности, протянулась за
рукописью, но внезапно...
   - Э, не торопитесь, так не пойдет! - произнес он вдруг изменившимся
наглым тоном, отдернул рукопись и сунул ее под мышку.
   - Суетливым нищим мало подают... хе-хе... Здесь вы, сэнсэй, дали маху.
   Нет, я не треснул его тут же по черепу цветочным горшком. Не потому,
что я гуманист, который мухи не обидит. И не потому, что нож по-прежнему
был у него под рукой. Просто как раз в эту минуту раздался стук в дверь, и
в комнату вошла моя жена с заказанным чаем поевропейски. Само собой
разумеется, что завязывать баталию в присутствии жены я был не в силах.
Еще ни разу в жизни мне не удалось стяжать победу в рукопашной схватке.
   Жена, видимо, сразу почувствовала напряжение, наполняющее комнату. Даже
движения ее рук, расставляющих чашки, выдавали тревогу и стремление
понять, что происходит. Но гость, как ни в чем не бывало, спокойно
повернулся к ней и сказал с добродушной усмешкой:
   - Благодарю, вы очень любезны... Какой чудесный аромат... - Он помахал
ладонью, подгоняя к ноздрям пар, поднимавшийся от чашки, как это делают
при химических опытах. - А сэнсэй как раз погружен в размышления. Правда,
мне думается, что ломать здесь голову совершенно нечего. Может быть, вы,
как супруга, скажете свое веское слово? Я, видите ли, стараюсь убедить
вашего мужа купить участок на Марсе...
   Но тут я решил не уступать.
   - К тебе это не имеет отношения, - сказал я жене, игнорируя гостя.
   - Можешь идти.
   - О, простите, я не успел объясниться. - Он тоже не собирался уступать
мне. - Я, видите ли, агент по распродаже земельных участков.
   Ассоциация "Марс". Зовут меня Танака Итиро. Поскольку сэнсэй является
большим знатоком Марса, мы решили взять на себя инициативу и предложить
ему присоединиться к марсианам... Возьмите, например, окрестности канала
Тайтан. Минимальная температура - минус восемьдесят, идеальная местность.
И сейчас самое время для покупки участка... Отправитесь туда на летний
сезон... Представляете, какая это радость для детишек?
   Я был взбешен. Достаточно того, что унизили меня. Зачем еще женуто
впутывать? Но моя жена тоже была не из тех, кого можно вот так
безнаказанно ни во что не ставить. Небрежно, наивным тоном она
осведомилась:
   - А почему за вами не приезжают? Ведь тридцать минут уже прошло...
   Да, вот как должен реагировать бодрствующий разум. Слова жены словно
вдруг пробудили меня от тяжкого опьянения. Человека, с которым я беседую,
просто не нужно принимать всерьез. Это всего лишь воздушный шарик, туго
набитый иллюзиями и фантазиями, и единственное, что необходимо, - это
старательно зажимать отверстие шарика, чтобы по возможности не вдыхать
заключенных в нем ядовитых испарений.
   - Что, собираетесь куда-нибудь?
   Он попытался сделать вид, будто вопрос жены был обращен не к нему, но
это его бесстыдство выглядело уже глупо. Я подмигнул жене, чтобы успокоить
ее, и она, кивнув в ответ, направилась к двери. В ту же секунду он пересел
так, чтобы не выпускать нас обоих из поля зрения, и разразился
стремительным потоком слов.
   - Я вижу, что вы, сэнсэй, и вы, сударыня, еще недостаточно осознали
положение. - Он говорил очень быстро, губы его так и змеились по всему
лицу. - Нельзя ни во что не ставить могущество ассоциации "Марс".
Ассоциация уже закупила остров Н. в южной части Тихого океана и начала там
строительство гигантской ракетной базы.
   Лучшие умы человечества прямо или косвенно протягивают нам в этом деле
руку помощи и сотрудничества, так что космические эксперименты в любой
стране являются одновременно и нашими экспериментами.
   Успех уже не за горами. Вероятно, в ближайшие годы будет закончена
постройка промежуточной базы-спутника, затем еще через года три на Марс
совершит посадку ракета с человеком, а там ракеты полетят к Марсу одна за
другой, и самое большее через десять лет откроется регулярная пассажирская
линия. Нет, мы не то, что ваши мошенники - торговцы недвижимостью...
   Может быть, лучше было бы дать ему выговориться, но жена прервала его.
   - Но ведь мы... - начала она. - А не могли бы вы предложить нам участок
на Венере?
   Его лицо судорожно дернулось. Он проговорил:
   - Простите, сударыня, вам известно такое выражение: "право
собственности на землю"? Как мы можем продавать то, что нам не
принадлежит? Ведь это было бы мошенничеством.
   Тут уж я волей-неволей вынужден был прийти жене на помощь.
   - Очень справедливо, - сказал я. - Но я что-то не слыхал, чтобы
государства мира признали за вашей ассоциацией права на территорию Марса.
В любом случае это выглядит как детская игра в продавцов и покупателей.
   - Детская игра? Я вижу, вам угодно язвить.
   - Ничуть. Просто Марс, так же как Луна и Антарктида, должен находиться
под международным контролем и управлением.
   Но мой гость не растерялся. Быстро взглянув на меня своими хитрющими
глазами, он отхлебнул чаю, промокнул губы углом носового платка и затянул
на сей раз нудным назидательным тоном заправского лектора:
   - Видите ли, сэнсэй... Все дело в том, что любое государство, как бы ни
были романтичны его лозунги, всегда во сто крат более реалистично, нежели
самый жадный из частников-скупердяев. У вас в радиопрограмме, сэнсэй, Марс
близок и доступен, но для государства он, как и прежде, всего лишь далекая
сказочка. Проще говоря, для государственного бюджета расходы на освоение
Марса непомерно велики, а выгода от него, как экономическая, так и
военная, пренебрежимо мала. В самом деле, на что можно рассчитывать сейчас?
   Самое большее - на осуществление мягкой посадки. У любого правительства
дел по горло. У него просто времени нет на такие пустяки, как
международное соглашение по поводу Марса. Не знаю, известно ли вам,
сэнсэй... В законодательстве об открытом море существует понятие сохранной
акватории... Его выдвинули в сорок пятом году на предмет сохранения рыбных
ресурсов. И единственным международным соглашением касательно ваших земных
морей, которое не имеет прямого отношения к конкретным прибылям и убыткам,
по-прежнему остается старинная "Декларация о свободе судоходства". Никто
ведь сейчас ни слова не говорит по поводу использования Тихого океана в
качестве полигона для баллистических ракет.
   - Но распродавать Тихий океан все-таки нельзя, не правда ли?
   - Конечно, можно! Продавайте сколько угодно, если только найдете
покупателей. Разумеется, если бы продажей занялось государство, это было
бы нарушением международного права. Но совершенно независимая организация,
стоящая вне государства, ни с каким государством не связанная, может хоть
вверх дном перевернуть Тихий океан - не существует закона, который бы
запретил ей это. За что вы ее будете привлекать? За пиратские действия? Не
получится... А сфера деятельности нашей ассоциации "Марс" и подавно
находится в космосе, за сто миллионов километров отсюда. Я уж не говорю о
том, что это сверхмеждународная компания, которую возглавляют политические
и финансовые киты из всех стран мира, а также самые ведущие специалисты в
области политики и финансов. Эта организация поистине универсальная... В
конечном счете стимулом для ее деятельности является, вероятно, лютая
алчность, стремление урвать кусок пожирнее в соответствии с вложенными
капиталами. Именно на этом стимуле и строится ее могущество, поскольку она
взялась за дело, с которым не в состоянии справиться никакое государство.
Но есть у нее и свои слабости. Иногда ощущается недостаток капиталов.
Мешают разные предрассудки, пристрастия. И так сложились обстоятельства,
что ассоциации пришлось заняться мелкой распродажей. Не помню, кто это
сказал: "В стремленье зло творить творю добро". Не Мефистофель?
   Одним словом, ведущая роль на Марсе принадлежит ассоциации, она там
является своего рода временным правительством, а потому вы, сэнсэй, и вы,
сударыня, можете спокойно довериться ей, как если бы вы поднялись на борт
океанского лайнера. Вы же культурные люди, так оставьте это бессмысленное
упрямство, все эти разговоры насчет детской игры...
   Втиснув между складками по сторонам носа заученную улыбочку, он вытер
ладонью пот с подбородка. Его сложенные колечком губы самоуверенно
выпятились, словно у рыбы. Он ждал, как мы отреагируем.
   Первой отреагировала жена.
   - Ох, у меня там все пригорит! - всполошилась она и стремглав выскочила
из комнаты.
   "Все пригорит" противопоставлено масштабам ассоциации "Марс".
   Сколь великолепен этот контраст, не правда ли? Вот чьей руке надлежало
бы зажимать отверстие шарика с ядовитыми испарениями!
   Этот неожиданный талант моей жены поразил меня, я был просто в
восхищении.
   Гость мой, от которого она столь ловко увернулась, некоторое время
хранил на физиономии выражение нерешительности. Я подумал, что лучше всего
не обращать внимания на его растерянность и выйти вслед за женой. На
всякий случай я сделал вид, будто она позвала меня.
   Разумеется, жена ждала меня в конце коридора. Она стояла у окна, в ее
выпрямленной спине ощущалась напряженность...
 
 
   -12-
 
   - Ну что, обошлось?
   - Да, знаешь ли, он меня совсем убил. Хоть он и псих, но все у него
идет по первому классу. Начинает нести явный вздор, который ни в какие
ворота не лезет, а потом из этого вздора возникает четкое и ясное
построение, словно картина в рамке. Взять, например, эту ассоциацию "Марс"
- ведь если не держаться настороже, можно принять его всерьез, не так ли?
Как ни странно, у меня такое впечатление, что он из интеллигентов.
   - Сумасшедший - это сумасшедший.
   - А я думаю все-таки, что было бы натяжкой полагать, будто он все берет
с потолка - все свои рассуждения о праве собственности, о сохранных
акваториях... Посмотри, как логично все, связанное с "Марсом".
   - Ну, будет, будет, ты уже начинаешь его выгораживать. Ты случайно не
заразился от него?
   - Гм... Не могу, понимаешь ли, отказать ему в определенной силе
убеждения.
   - Ты мне лучше скажи, почему за ним не приезжают, раз обещали?
   - Вот то-то и оно! Главное, вспыльчив он до болезненности. И вдобавок
ножом владеет превосходно!.. Я тебе не успел рассказать, но жизнь моя
несколько раз буквально висела на волоске. Впрочем, если говорить честно,
не на таковского напал...
   - Слушай! - словно решившись, взволнованно произнесла она. - А ведь я
его узнала!
   - Что такое?
   - Когда я внесла чай, его профиль... и еще смех... Я думаю, что не
ошибаюсь... Я с ним несколько раз встречалась на лестнице...
   - На какой лестнице?
   - На нашей, разумеется. Подметаю лестничную площадку, а он спускается
сверху. Может быть, он живет на третьем или четвертом этаже?
   - Что-то не верится. Ведь та женщина определенно звонила из дому.
   Если они живут тут же над нами, то зачем было звонить? Просто пришла бы
сюда, и дело с концом. Вдобавок еще тридцать минут... Как ни мешкай, а
больше трех минут это бы не заняло.
   - И все-таки есть в этом что-то неладное, вот как хочешь.
   - А ты не обозналась?
   - Уж очень он приметно разговаривает. У него при разговоре все лицо
ходуном ходит...
   - Как, ты с ним даже разговаривала?
   - Всего один раз... Он поздоровался со мной, завел разговор о
страховании, а потом попрощался... Вообще этот разговор насчет страхования
тоже был какой-то странный. Такой странный, что я запомнила... Будто бы
его компания решила учредить страховку на случаи помешательства, и вот он
производит опрос населения, как эту страховку лучше назвать. Предлагаются
будто бы два названия:
   страхование сумасшествия и страхование здравомыслия. Вот вам, говорит,
какое из этих двух названий больше нравится?
   - Действительно странно... даже если это не он, есть между ними что-то
общее, это несомненно.
   - Какой голос был у его жены по телефону? У тебя не создалось
впечатление, что говорят откуда-то неподалеку? Помех было немного?..
   - Ну, знаешь, этого я уже не помню... Погоди-ка, раз уж на то пошло...
Из его визитной карточки вырезан адрес... Если, как ты говоришь, он живет
этажом или двумя выше, тогда все понятно!
   - Правильно, так оно и есть! - с жаром подхватила жена. - Ему не
хотелось, чтобы мы сразу узнали, где обретается его супруга, вот он и
решил проделать эту маленькую операцию.
   - Но если это так, значит, его жена тоже с самого начала во всем
замешана. Они заранее сговорились, что он будет торчать у меня не менее
тридцати минут, иначе быть не может.
   - Поэтому ждать дальше напрасно. И поскольку все теперь понятно, надо
немедленно известить полицию.
   - Нет, погоди. Для того чтобы двое вступили в заговор, они должны быть
либо оба сумасшедшие, либо оба в здравом уме. Невозможно представить себе,
чтобы муж и жена свихнулись на одной и той же бредовой идее, поэтому нам
остается считать их нормальными. Если без всякой причины вполне нормальных
людей отдать в руки полиции...
   - Причина есть. И очень важная. Он вломился насильно, без приглашения.
Это незаконное вторжение в чужое жилище!
   - Ну что ты! Конечно, мы его не приглашали, но ведь и не отказывали
ему...
   - Потому, что нам наврали, будто он буйный!
   - И свидетелей у нас нет... Он будет все отрицать, только и всего.
   - Что же, так дальше и терпеть?
   - Раз мы решили, что он - в здравом уме, достаточно дать ему ясно
понять, что чем скорее он отсюда уберется, тем лучше...
   - В здравом уме! Так уж непременно в здравом уме! Он просто хитроумный
мерзавец и больше ничего... Марсианские участки, страхование
сумасшедших... Этот наглый торгаш прекрасно понимает, что взашей его
отсюда не вытолкнут, и собирается спокойненько ждать, пока мы не уступим!
   - Ну-ну, не надо так горячиться. Суетливым нищим мало подают...
   - Эти слова моего гостя вырвались у меня непроизвольно, и я мгновенно
ощутил острое чувство униженности. - Я тебя прекрасно понимаю и понимаю
твое настроение... Нет, это очень похоже на правду, все это вполне
возможно... Но у нас ведь только косвенные доказательства и нет ни одного
решающего, достаточно убедительного...
   - Нужно, чтоб он почувствовал... - Она подавила раздражение и
заговорила почти просительно: - Ведь если ты ему скажешь, никакого толку
не будет. Твоя манера говорить так или иначе выдаст твою неуверенность. Он
и не подумает сдвинуться с места, и все равно волейневолей придется
обращаться в полицию.
   - Ты ничего не знаешь. Ты не говорила с ним один на один и потому еще
можешь питать какие-то иллюзии. Ты бы хоть посмотрела, как он работает
языком и как работает ножом!
   В тот же момент, как бы в ответ на мои слова, из кабинета донеслось
тупое "бряк", словно что-то грузно рухнуло на пол. Впрочем, слово
"рухнуло" было подсказано мне расцвеченным надеждой воображением:
   когда человек падает в обморок, звук получается более глухой. Скорее,
подумалось мне, с высоты человеческого роста упала сама собой кипа толстых
томов. Но поскольку мой гость не свалился, а все же что-то произошло, я
ощутил замешательство. Лицо жены окаменело.
   - Решающее доказательство будет, - проговорила она. - Я сейчас обойду
верхние этажи и все узнаю.
   - В этом нет необходимости. А вот удостовериться, тот ли это самый
человек, пожалуй, стоит. Имя его нам известно - Танака Итиро, остается
только поглядеть внизу таблички на почтовых ящиках.
   - Ничего не выйдет. Жильцы с третьего и четвертого этажей табличек
почему-то не выставили. Да ты не беспокойся, там всего, кажется, две
квартиры, так что я быстро...
   - Понимаешь, кто его знает, что это за женщина... Если она - его
сообщница, то такая, наверное, наглая тварь...
   Из кабинета вновь послышался странный звук - на сей раз долгий, но
прерывистый, словно волочили по полу мой ящик с картотекой или стенные
часы. Поскольку истолковать этот звук было трудно, он казался особенно
зловещим и угрожающим.
   - Да, это надо прекратить. Рисковать нам совершенно незачем.
   - Рисковать?
   - Раз уж у него хватило бесстыдства, чтобы решиться на это... Он не
представлял, какая его ожидает ловушка... и тогда, например... - Я нес
околесицу, сам не зная толком, что хочу сказать, прислушиваясь к новой
мысли, всплывающей у меня в сознании. - Конечно, такая штука... это уж
вряд ли, я думаю, но...
   - Что - вряд ли?
   - Я хочу сказать... Предположим, например, этот тип явился сюда для
того, чтобы установить некое алиби... По телефону говорила не сама его
жена, а ее голос, записанный на пленку... Магнитофон включается часовым
механизмом... Понимаешь? Он убил свою жену и, чтобы установить алиби...
   - Как же здесь может получиться алиби?
   - Очень просто. Раз она была жива и звонила по телефону, когда он уже
сидел у нас в прихожей.
   - Да нет, я не об этом. Как магнитофон с часовым механизмом может
крутить номерной диск телефона?
   - И то верно, - произнес я немного разочарованно. - Действительно,
чтобы позвонить по телефону, кто-то должен набрать номер...
   - Вот есть у тебя один недостаток - очень уж ты мнителен. А на самом
деле бояться и ломать голову нечего, все обстоит очень просто.
   Например, только эта женщина собралась выходить, как у нее схватило
живот, или ее ударило током от стиральной машины, или она поскользнулась
на цементном полу у себя в прихожей...
   Возможно, я мнителен. А может быть, это у нее не хватает воображения.
Во всяком случае мне очень хотелось поспорить с нею, но было не время для
семейных разногласий. Как раз в эту минуту шум, доносившийся из кабинета,
был заглушен звуками падения. По всем признакам демонстрация мощи
душевнобольного была в самом разгаре.
   - Он там, видимо, рвет и мечет.
   - Под зеркалом лежит гаечный ключ. Сунь в карман.
   - А ты тоже будь осторожна, не зарывайся слишком...
   Жена кивнула мне, оправила воротничок и крадучись пошла по коридору.
Подождав, пока входная дверь закрылась за ней, я направился было в
гостиную за гаечным ключом, но тут грохот внезапно прекратился и наступила
мертвая тишина. Я моментально помчался в кабинет. Меня подгоняло
нетерпение, как будто если я сейчас, сию секунду не захвачу его на месте,
то навеки упущу случай сорвать маску с этого оборотня...
 
 
   -13-
 
   Рывком распахнув дверь, я встал на пороге и решительным, вызывающим
взглядом обвел комнату. Но мой воинственный дух тут же испарился без следа.
   Никаких признаков разгрома, рисовавшегося в моем воображении, не было.
   Сам гость сидел на стуле, аккуратно сдвинув колени, на том же месте,
что и прежде, и совершенно невозможно было представить себе, что он только
сейчас производил какие-то энергичные действия.
   - Что решил семейный совет? - осведомился он. - У меня такое
впечатление, сэнсэй, что на вашу супругу можно положиться.
   - Бросьте притворяться, - проговорил я, восстановив, наконец, коекак
душевное равновесие. - Что вы здесь сейчас вытворяли?
   - А, это?..
   Он беспечно кивнул, а затем, взявшись обеими руками за сиденье, не
вставая, принялся совершать идиотские прыжки вместе со стулом, вертясь при
этом вокруг своей оси.
   Итак, звуки падения - это когда он стучал пятками по полу.
   Итак, впечатление, будто что-то волокут - это когда стул,
поворачиваясь, задевал ножками за пол.
   - Это мое изобретение - гимнастика со стулом... она же - марсианская
гимнастика... На Марсе, видите ли, сила тяжести значительно меньше, и я
ежедневно проделываю такие упражнения...
   Подпрыгивая на своем стуле, он с ужасным грохотом пересек комнату и
доскакал до окна. Я поспешно завладел тем местом, которое он только что
занимал. Во-первых, так было ближе к двери, а во-вторых, гораздо ближе к
пресловутому ножу.
   - Хватит с меня вашего Марса и вашей гимнастики! - заорал я. - Вы бы
лучше... Давайте-ка начистоту. Вы ведь живете где-то над нами, этажом или
двумя выше, не так ли? Не отпирайтесь, все уже известно.
   Ага, вот и ваша карточка... Теперь мне совершенно ясно, почему вы
отрезали место с адресом!
   Я не надеялся на ответ, я рассчитывал только нанести ему
психологический удар, а заодно и дать себе разрядку.
   Гость с изумленным видом уставился на свою визитную карточку, которую я
бросил перед ним на стол. Затем плечи его бессильно обвисли и, свесившись
со стула набок, он произнес:
   - А вам, оказывается, уже все известно?
   Теперь оторопел я - так неожиданно быстро он сознался. И он не преминул
немедленно воспользоваться моим коротким замешательством и сразу нанес
ответный удар.
   - Это ваша супруга вам сообщила. Беда с этими женщинами.
   - Вас это не касается.
   Я попытался отразить нападение, но удар попал в цель. Своей манерой
выражаться гость определенно намекал на то, что между ним и моей женой
существуют какие-то неведомые мне отношения. От ног по всему телу у меня
вдруг поползло ощущение зыбкости, похожее на страх высоты, и я изо всех
сил вцепился в самого себя.
   Только не обращай внимания, мысленно твердил я, подставляя себе плечо,
чтобы не потерять равновесия... Это же всего-навсего клевета, заурядный
тактический прием, имеющий целью расколоть наши ряды...
   Стоит клюнуть на эту удочку, и мы немедленно будем пойманы...
   Ничего, пусть только вернется жена, я прямо тут же, на месте, разоблачу
его, сорву с него гнусную маску...
   - Боюсь, сэнсэй, что здесь недоразумение. Ваша супруга слишком
поторопилась. Честное слово, никакого дурного умысла у нас нет.
   - Бросьте мне голову морочить. Ничего вы про мою жену сказать не
можете. А вот как насчет вашей собственной супруги? Живем мы рядом,
соседи, даже встречались, наверное, и не раз, и вдруг она так бессовестно
мне налгала! Право, надо совсем стыд потерять...
   - Лгала? Это моя-то жена?.. - Брови у него полезли на лоб, и вся
физиономия выразила неподдельное и глубокое изумление. - Это невозможно.
Немыслимо... Впрочем, оставим это... О моей жене больше ни слова, сэнсэй,
пожалуйста... Иначе вы безмерно огорчите меня...
   - Ах, я вас огорчу? Вы там устраиваете заговор, морочите людям голову,
а я о вас - ни слова? Поразительное бесстыдство, прямо пробу ставить негде!
   - Ну что уж вы так... Разве я вам не говорил? Ведь она помешанная... Да
нет, говорил я вам, сэнсэй, припомните хорошенько...
   Как это ни прискорбно, она у меня совсем спятила.
   - А вот она утверждает, что это вы спятили!
   - Да... - произнес он со вздохом. - К моему великому огорчению, она в
этом совершенно уверена. Так посудите сами, сэнсэй, можем ли мы,
несчастные супруги, взаимно подозревающие друг друга в сумасшествии, можем
ли мы, как вам угодно было выразиться, устраивать заговоры и все такое
прочее?.. - Он вдруг оживился. - Это было бы поразительно... Честное
слово, это было бы как во сне...
   Клоунада софизмов. Калейдоскоп крючкотворства. Едва ворочая языком,
холодным и вялым, похожим на снулую рыбу, я проговорил:
   - Для чего же ваша супруга лгала?
   - Прекратите! Я вам сказал, что не желаю слушать. Преследовать такими
подозрениями наивную, чистую, как Будда, женщину... Я этого не вынесу!
   - Ладно, пусть не лгала, но...
   - В чем она, по-вашему, солгала?
   - Она обещала прийти за вами через тридцать минут и не пришла.
   Согласитесь, это наводит на подозрения.
   - Обещала? Она действительно обещала?
   - В том-то и дело. Вы ей преданы, вы повинуетесь любому ее приказу. И
когда она предложила вам как-нибудь проволынить тридцать минут...
   - Вот это верно. - Он поднял плечи и хихикнул, словно от щекотки.
   - Я никогда ей не перечу, что бы она мне ни сказала. Очень уж мне ее
жалко. Любой человек имеет право на сочувствие и понимание. И вдобавок она
велит мне делать только то, что в моих силах.
   - Я, собственно, о времени...
   - На сколько она сейчас опоздала?
   - Опоздала? Хорошо, пусть опоздала... Скоро будет пятнадцать минут.
   - Всего-навсего пятнадцать минут...
   - Всего-навсего! Сразу видно, что для вас они пролетели, как одна
минута. А я вот испытываю некоторые сомнения, когда опаздывают на
пятнадцать минут после обещанных тридцати.
   - А я вот верю.
   - Вы хотите сказать, что обещание будет все-таки выполнено? Что она
еще, может быть, придет за вами?
   - Обязательно. А как же иначе? Для опоздания была, наверное, серьезная
причина. И усомнившийся сгорит со стыда, как только узнает, в чем дело...
   - Ну, каждый верит, во что ему нравится...
   - Хорошо. Тогда давайте сходим к нам. В конце концов вам все уже
известно, скрывать мне от вас больше нечего. Как только вы увидите мою
супругу, все ваши сомнения мигом рассеются. Пошли.
   Переодеваться не надо, это ведь прямо здесь, в этом же доме.
   - Постойте. Я еще не сказал вам... Видите ли, я только что послал жену
посмотреть, где вы живете, и она скоро вернется. Я бы хотел сначала
послушать, что она мне скажет. Верим ли мы или сомневаемся, но уже после
этого наши мнения должны совпасть окончательно.
 
 
   -14-
 
   Некоторое время гость пристально вглядывался в меня с таким видом,
будто обозревал далекий пейзаж. Если он и злился, то ничем этого не
обнаруживал. Сжав до хруста левой рукой пальцы правой, он произнес
сдавленным, без выражения, голосом:
   - Ясно, все понятно... Только такой ли уж это мудрый ход, сэнсэй, как
вы надеетесь?
   - В каком смысле? Вы хотите сказать, что мне не следовало бы доверять
словам собственной жены?
   - Я не смею обсуждать здесь ее интеллект и ее характер, но...
   - Порядочные люди так не поступают... Свою жену вы оправдываете во
всем...
   - Да я вовсе не хочу сказать, будто ваша супруга - плохой человек.
   Наоборот, это очень впечатлительная и замечательно умная женщина. И
вдобавок еще красавица. Только вот...
   - Что - только вот?
   - Да так, всякое приходит на ум... Говорят, что в наше время человеку
верить нельзя. Я решительно против этого. Верить человеку легко. Гораздо
труднее заставить другого человека поверить тебе. Вот я сейчас, сэнсэй,
веду безнадежную борьбу за то, чтобы вы мне поверили...
   Мы привыкли мерить собеседника на свой аршин и нисколько этим не
смущаемся. Естественная предусмотрительность - запастись для ближнего его
собственным аршином - давно плесневеет, как старые книги в углу
какой-нибудь букинистической лавки... И потому, сэнсэй, если бы даже
случалось так, что супруга ваша усомнилась в вашем здравом уме... А,
ладно, я вам все расскажу. В конце концов такая же судьба постигла меня
самого... Только не принимайте близко к сердцу.
   Не надо сердиться и не торопитесь обвинять...
   - Вы просто пакостник. Просить не сомневаться того, кто не сомневается,
- все равно, что просить сомневаться.
   - Приятные речи приятно слушать. Ибо именно сомнения являются вратами в
истину. К тому же превратное мнение у вашей супруги сложилось не только о
вас, сэнсэй. Даже я, человек совершенно случайный, имел несчастье внушить
ей о себе неправильное представление. По какой-то причине ваша супруга...
- тут он наклонился вперед и понизил голос, - решила, будто я - страховой
агент.
   - А это не так?
   - Абсурд. Не имею я к этому решительно никакого отношения.
   Просто моя жена вбила себе в голову, а противоречить ей нельзя,
приходится, когда с нею соприкасаешься, как-то подделываться, оберегать
ее, чтобы не нанести ущерба ее призрачному мирку... Но когда вот так, как
ваша супруга, тебе на полном серьезе дают заказ на страхование
сумасшествия, причем на довольно-таки крупную сумму, тут уж держи ухо
востро...
   - Страхование сумасшествия?
   - Да, страхование сумасшествия. Вам приходилось о таком слышать?
   - Вздорный вы болтун после этого!.. Да если бы вы не надули эту чушь ей
в уши, ей бы в голову не пришла подобная глупость!
   - Я... - забормотал он с видом полнейшего раскаяния, - я сказал об этом
вашей супруге в шутку, просто так, мимоходом. Я вообразить не мог, что она
примет все за чистую монету. Ваша супруга, видимо психоневротик. Простите
за такой неожиданный вопрос, сэнсэй, но не доводилось ли вашей супруге
быть свидетелем вашего особенно скандального поведения? Это могло бы
пролить свет на причины ее беспокойства. Или, возможно, в ее жилах течет
такая кровь...
   - Можете болтать, что вам угодно. Как только жена вернется, вся ваша
дешевая болтовня разлетится как карточный домик под порывом ветра!
   - Да уж, ваша супруга - самый настоящий тайфун, - проговорил он,
трясясь от смеха, словно бы припомнив что-то. - И то сказать, такие
штучки, как одиночество и неутоленные желания, подобно тайфунам,
опустошают человеческие души. Когда ваша супруга обратилась ко мне, я
сразу подумал, что это никуда не годится, и попытался ее отговорить...
   Я, заявляет она, желаю застраховать своего мужа от сумасшествия. Да
неужели, говорю я, вы настолько обеспокоены его психическим состоянием? Ну
да, говорит она. Я, говорит, выразить этого толком не умею, но я чувствую,
говорит, что есть в его характере какая-то неурядица, будто камешек в
рисовой каше... Тут я ее мигом осадил:
   получилось, говорю, ужасно неудобно. Как вам известно, условием для
страхования жизни является физическое здоровье. Аналогично для страхования
от сумасшествия требуется здоровье психическое, то есть полностью здоровый
разум. А вы мне сами, говорю, сейчас признались, что на этот счет у вас
есть сомнения. И раз уж я слышал это из ваших собственных уст, то никуда
не денешься, закрыть на это глаза было бы нелояльно по отношению к моей
компании. Случись потом суд, что тогда будет? Не то что страховая премия,
сами угодите в кутузку за мошенничество. Кувабара-кувабара.[*Род
заклинания, примерно соответствует русскому "чур меня!".-Прим. перев.] Нет
уж, давайте подождем, говорю, сначала удостоверьтесь, что у вашего мужа
все в порядке.
   - При такой внешности и такая честность!
   - Честность проявила ваша супруга. Ну, а после этого разговора она,
вероятно, изо дня в день ведет наблюдение за вашим психическим состоянием.
Штудирует книги в библиотеке, посещает больницы, прислушивается к
разговорам врачей-психиатров... а с недавнего времени заводит знакомства с
приятелями душевнобольных. Но ведь чем ближе к горе, тем труднее целиком
охватить ее взглядом. У меня, говорит, когда я наблюдаю за мужем, голова
начинает кружиться, будто я смотрю на облако, уносимое ветром. Да, не
так-то легко, наверное, определить границу между душевным здоровьем и
сумасшествием...
   Впрочем, за себя я, вашими молитвами, не тревожусь, я - вне подозрений
и могу теперь вздохнуть спокойно...
   - Если все это правда, тогда скорее уж надо подвергнуть обследованию
мою жену.
   - Дело, конечно, ваше, но... Исходя из собственного опыта, я бы
предпочел покориться обстоятельствам...
   - А я вот не покорюсь! - вскричал я, ударив кулаком по столу. Нож от
толчка свалился на пол, и я, вздрогнув от стука, продолжал: - Нет, не
покорюсь, и это означает, что вы все здесь наврали. У вас особый талант
делать людей несчастными. Знаете что, забирайте-ка вы свою карточку и
давайте на этом кончим. Все равно жена ваша, в которую вы так верите,
никогда сюда не придет. И чем больше вы будете ко мне приставать, тем
глупее будете выглядеть.
   Как я и ожидал, он смущенно забрал со стола свою визитную карточку и
вдруг сказал:
   - Моя-то жена - ладно. А вот что с вашей супругой, сэнсэй?
   И тут мне стало не по себе. Прошло, вероятно, уже минут десять.
   Впрочем, сверлящие разговорчики моего гостя взвинтили меня настолько,
что я совсем утратил ощущение времени. А теперь вдруг "уже" разом
превратилось в "еще не". И сейчас же, подобно бактериям, начали
стремительно множиться всевозможные тревоги и догадки. В питательной среде
намеков, приготовленной моим гостем, выросли самые необузданные фантазии,
и я уверовал, что это и есть действительный мир.
   Мой дух бестолково отмахивался от него руками и ногами, словно сражался
в тростниках с тучами москитов, и я упорно твердил про себя одну и ту же
фразу: "Я верю... я верю... верю... Все остальное просто немыслимо..."
   Гость щелкнул зажигалкой и поднес к ней что-то. В его пальцах вспыхнул
красный язычок пламени. Это была пресловутая карточка с названием
ассоциации "Марс". Когда огонь охватил ее, он бросил бумагу в пепельницу.
Пламя ненадолго зачахло, затем разгорелось вновь, и вот уже от карточки
остался только пепел.
   - Уничтожаете вещественные доказательства?
   - Вздорная игрушка, - отозвался он. Ничто не омрачало его лица, скорее,
оно казалось просветленным. - Неужто вы принимали это всерьез, сэнсэй?
   - Глупости болтаете. Это вы из кожи лезли, чтобы меня убедить.
   Он не ответил. Словно закончивший выступление актер, он с улыбкой
поклонился мне, а затем извлек из-за спины свой черный портфель и сунул
его под мышку.
   - Может быть, все-таки пойдем к нам? - спросил он. - Вы, вероятно,
беспокоитесь о супруге.
   - Свои недостатки мы, значит, будем замалчивать. Поразительная
самоуверенность.
   - Это уж как водится.
   - Я не собираюсь состязаться с вами из-за жены.
   - Это было неудачное выражение.
   Он с серьезным видом кивнул, и я уже ожидал, что он встанет, но он
только уселся поудобнее. Затем снова вытащил из портфеля пачку бумаги,
выражение его физиономии вдруг изменилось, и он сурово уставился на меня.
   Это была та самая рукопись. Роман "Совсем как человек", из-за которого
меня вымотали и едва не довели до взрыва. Во рту у меня расплылся терпкий
привкус незрелого мандарина. Надо было что-то сказать, и я сказал:
   - С этой штукой нельзя, как с карточкой. Печи здесь нет, и получится не
совсем удобно. Мы задохнемся от дыма.
   - Чушь! - бодро произнес он и покачал рукопись на ладони. - Я тогда
позволил себе неучтивость, виноват... Но вы будете поражены, сэнсэй, как
только ознакомитесь с истинным содержанием рукописи.
   "Совсем как человек"... Конечно, это никакой не роман, и написано не от
вашего имени. И название другое: "Топологическое исследование человеческой
трагедии"... Итак, сэнсэй, теперь, когда ассоциация "Марс"
   обратилась в прах, будем считать, что вступление закончено, и перейдем
к главному вопросу.
   - Что такое? Есть еще главный вопрос?
   - Ну, если "главный вопрос"- слишком ответственное название, то пусть
будет "глава, где вопрос разрешается". Размеры ее определяются той частью
рукописи, с которой мы успеем познакомиться до прибытия наших жен. - Он
послюнявил палец и перевернул первую страницу. - Впрочем, для того, кто
верит, время - всегда только мгновение.
   Неважно, займет ли это несколько лет или несколько десятков лет...
 
 
   -15-
 
   Удивительное пристрастие к плоским шуткам. Но я не успел придумать
подходящий ответ. Мой гость уже начал читать.
   Держа перед глазами рукопись, запрокинув голову, чтобы придать голосу
выразительность, он напыщенно и гундосо провозгласил:
 
   Тридцать два посланца, Облеченных тайной миссией, Не знают, как
рассказать о себе, И, осыпая насмешками, Их загоняют в холодный Могильник
для умалишенных.
 
   Он медленно повторил эти стихи дважды, а затем, испустив долгий
театральный вздох, произнес:
   - Это называется "Песнь посланца"... Автор неизвестен... И тем не
менее, сэнсэй, понимающему человеку ясно, каков смысл этого стихотворения.
Ключи к разгадке небрежно рассыпаны по строчкам...
   Тайнопись заключает в себе страшную истину... Хотите, расскажу, сэнсэй?
Только вам, потихоньку... Понимаете, эти посланцы, - вы не удивляйтесь, -
они марсиане. Оттуда, издалека, из черной пустыни космоса явились они на
Землю, облеченные особой миссией...
   - Если это о Марсе, то с меня довольно! - закричал я, давясь от
подступившей тошноты, словно мне обманом сунули в рот печенье из
пластмассы. - Вы же сами вставали здесь в позу, провозглашая, что
ассоциация "Марс" обратилась в прах...
   - Да, ассоциация "Марс" обратилась в прах... Но это не имеет к ней
никакого отношения! - Он суетливо затряс пальцами перед лицом, как это
делает малодушный учитель, которому озорные школьники обожгли ладони.- То,
о чем я говорю, сэнсэй, это про настоящих марсиан! Тут недавно передавали
по радио о мягкой посадке... Так вот я про тех настоящих марсиан, которые
действительно обитают на этой планете!
   - Послушайте, я вижу, вы снова собираетесь плести здесь чушь о том,
будто вы - марсианин. Бросьте... Марсиане - это уже устарело.
   Устарело, сгнило, высохло. О таких вещах с вами даже ребятишки говорить
не станут.
   - Но что же делать? Факты есть факты.
   - Факты? Оставьте, не смешите меня. Вы же самый обыкновенный японец.
   - Это не имеет значения. Таким я кажусь, и это естественно. Таким вы
меня считаете, и никто не может вам помешать. Потому что топологически это
именно так. Мы-то знаем это по своему горькому опыту. Топологическое
тождество - вот что явилось той дьявольской ловушкой, в которую попались
посланцы Марса. Мы стремились вырваться из этой ловушки, но так и не
смогли. И пожалуйста, прошу вас, не верьте, что я - марсианин, сколько бы
я ни настаивал...
   - Можете не просить, я и так не верю.
   - Честное слово, не верите?
   - Конечно, не верю.
   - А я все-таки настаиваю. Я - марсианин. Один из участников миссии,
делегированной на Землю правительством Марсианского союза... Как же быть,
сэнсэй?
   - Так или иначе, я не верю. И вывод может быть только один.
   Именно вы, вы сами, поносивший и оскорблявший других, являетесь
подлинным и несомненным сумасшедшим чистой воды. Простите за грубость.
   - Ну еще бы... Сумасшедший... Ладно. Избрали участь благую, не так ли?
   - Бросьте! Хватит с меня этого заколдованного круга! Нам же обоим ясно,
что спорить можно до бесконечности, а результата никакого не будет.
   - Послушайте, сэнсэй, не лишайте меня последней надежды. Для меня,
например, уже то, что нет результата, является огромным достижением. Да,
заставить поверить трудно и тяжело, когда это не удается, но
топологическая любовь... Мы дошли до сомнений, а ведь именно сомнения -
врата в истину. Так неужто мы не способны пройти сквозь эти врата и
двинуться дальше? Нет никакого заколдованного круга, и вот вам тому
доказательство, сэнсэй: вы только что назвали меня в лицо сумасшедшим,
чего не было раньше и не будет впредь.
   - Если речь об этом, то ничего здесь нового нет... Просто меня запугала
по телефону ваша супруга.
   - Э, нет, сэнсэй, такое смирение вам не к лицу. Запугала... Вот вам и
заколдованный круг, сами его создаете. Ну, времени у нас мало, давайте
бросим пустую болтовню. Прошу вас, сэнсэй, начинайте первым...
   - Что начинать?
   - Ну как же? Вы объявили меня сумасшедшим. Я со своей стороны продолжаю
утверждать, что я марсианин. Таким образом, мы имеем точку приложения двух
взаимопротивоположных векторов.
   Соответственно должна иметь место некая результирующая, которая и
определит существо моей личности. Вам представляется, сэнсэй,
продемонстрировать свое искусство в топологическом анализе...
   Ничего не понимаю. Тон разговора ни с того, ни с сего изменился.
   Нарочито неумело, чтобы затянуть время, я стал раскуривать сигарету,
потом смял ее. Я чувствовал, что меня обвели вокруг пальца, но как это
случилось - понятия не имел. Мне было ужасно не по себе.
   Отвратительно робким, против воли заискивающим голосом я осведомился:
   - Простите, а что это такое? Вы довольно часто употребляете слова
"топология", "топологический"... Боюсь, я ничего не понимаю в этой области.
   - Это то же самое, что фазовая геометрия.
   - К сожалению, мои знания ограничиваются всего-навсего сферической
геометрией.
   - А, тогда простите... Принцип, видите ли, чрезвычайно прост...
   Говоря коротко, назовем это математикой "совсем как"... "Совсем как"
   из "совсем как человек". Старая математика и думать не могла поставить
знак равенства между такими, например, предметами, как крикетная бита и
крикетный мяч. А в топологии они определяются как гомеоморфные поверхности
с одномерным числом Бетти, равным нулю, и между ними ставится знак
равенства. Вероятно, вам это кажется несколько странным, но среди
интуитивных формул у людей встречаются очень похожие.
   Возьмем другой пример. Калач и бублик. Для топологии это торы,
поверхности с одномерным числом Бетти, равным двум. В глазах обычного
человека бублик остается бубликом, круглый ли он или сплюснутый.
Электронной машине анализировать формулу круглого бублика проще, нежели
сплюснутого. А собаке, например, вообще наплевать, бублик ей дают или
калач, целые они или ломаные, лишь бы были из одной и той же муки. Не
правда ли, топологический подход весьма напоминает чисто человеческий... С
другой стороны, благодаря топологии понятие "совсем как", которое прежде
было чем-то двусмысленным, какой-то общей идеей, ныне обрело развитую и
тонкую логическую структуру. В дотопологической математике такой структуры
у этого понятия быть не могло. Теперь с этим "совсем как" шутки плохи.
   Я, например, из-за него терплю сейчас самое настоящее бедствие...
   - Вы мне лучше скажите, почему наши женщины...
   - Нет уж, вы меня выслушайте... Итак, что же объединяет эти два вектора
- сумасшедшего и марсианина? Мыслятся следующие топологические
представления. Земной сумасшедший, который вбил себе в голову, будто он -
марсианин...
   - Только и всего?
   - ... или же марсианин, которому вбивают в голову, будто он - земной
сумасшедший, вбивший себе в голову, что он - марсианин...
   - Глупости все это! Коли так, причем тут вся ваша топология?
   - Ага, а я вам что говорил? Это настолько напоминает интуитивные
представления, что просто диву даешься...
   - Тогда хватит с нас и одной интуиции.
   - Да разве мыслимо подогнать этот гомолог под одну лишь интуицию?
Продолжая его до бесконечности... Марсианин, которому вбивают в голову,
будто он - сумасшедший землянин, который вбил себе в голову, что он -
марсианин, которому вбивают в голову, будто он - сумасшедший землянин,
который вбил себе в голову, что он - марсианин, которому вбивают в голову,
будто он...
   - Хорошо, достаточно. Значит, если твердить это заклинание с помощью
вашей топологии, можно надеяться довести дело до успешного конца?
   - В этом весь смысл топологии. Если мы, например, изготовили некую
первоначальную модель, то мы можем произвольно сложным путем осуществить
ее фазовую транскрипцию в любые равные ей топологические формы. В данном
случае перед нами структурная модель "землянин, который вбил себе в
голову, что он марсианин". Давайте попробуем и посмотрим, что получится.
Этот свихнувшийся землянин - то есть я, каким вы меня считаете, сэнсэй, -
был вначале простонапросто беспросветным неудачником. Видимо поэтому у
него возникла склонность к бегству от действительности. Бежать, однако,
некуда, с деньгами плохо, и он начал грезить о перевоплощении. Кем лучше
стать?
   Собакой? Птицей? Или вообще камнем? Но мысль о физической метаморфозе
пришлась ему не по вкусу. И в результате долгих и мучительных раздумий он
в конце концов пришел к выводу, что ему требуется перевоплощение без
метаморфозы, другими словами - гомологическая транспозиция.
Перевоплотиться в существо, которое совсем как человек и в то же время
человеком не является... Например (тут голос моего гостя упал до шепота) в
марсианина... Да, в марсианина, который совсем как человек... Так
завершилось топологическое перевоплощение нашего сумасшедшего землянина.
   - Ну что же, возразить на это как будто нечего...
   - Назовем пока эту модель "марсианской болезнью". Вы не против?
   - Да мне вообще-то безразлично...
   - Превосходно... И впредь тоже смело полагайтесь на меня...
   Эти его слова насторожили меня, и я вновь ощутил смутное беспокойство.
Кажется, он опять незаметно опутал меня своими сетями.
   Знаю ведь, что фокусник и лицедей, норовлю обойти стороной - и вот,
пожалуйста, опять торчу перед ареной. Как-то на площади перед одной
деревенской станцией я видел зазывалу-галантерейщика. Он приманивал
покупателей воплями, что будет-де подбрасывать камешки и держать их в
воздухе лишь силой воли. Маневры моего гостя в высшей степени напоминали
этого зазывалу. Ведь болтовне о камешках, плавающих в воздухе, ни один
дурак не верит. Не верит и именно поэтому не пройдет мимо. Не верю, не
могу верить да и не хочу верить. Чувство протеста растет, ты выходишь из
состояния пассивности и уже жаждешь своими глазами убедиться в провале
исполнителя, а ему только этого и надо - он выскакивает на арену и
начинает отплясывать перед тобой. Да, от избытка тревоги я, кажется, дал
маху, сам себе подставил ножку.
   Поистине условия и осторожность надо соразмерять с обстоятельствами.
   - Пожалуйста, можно сказать и так. Случай самый обыкновенный, таких
сколько угодно...
   - А теперь, сэнсэй, обратимся к "Песне посланца", которую я вам
прочитал... - произнес он зловеще-спокойным тоном, словно готовясь нанести
поверженному противнику последний удар. Он переложил рукопись со стола к
себе на колени и легонько постучал по ней кончиком ногтя. - Признав
структурную модель сумасшедшего землянина, вы тем самым автоматически
приняли и содержание "Песни посланца".
   - Что это вы перескочили... ни с того, ни с сего...
   - Не перескочил. Если смотреть на бублик изнутри, он все равно остается
бубликом. "Песнь посланца" и структура больного марсианской болезнью
полностью гомологичны в топологическом смысле.
   - Вот вы мне говорите, а я уже совсем не помню, о чем там эта песня.
   - Ну вот, а я как раз собирался объяснить вам. Она представляет собой
своего рода криптограмму, так что говорить о ней без необходимых пояснений
не имеет смысла.
   - Да, пояснить было бы нелишне. Восторга она у меня не вызвала, а
полагаться на вас, как я уже говорил, мне бы не хотелось.
   - Ничего, обойдусь и без вашего доверия. Если б вы могли на меня
полагаться, мне не имело бы смысла идти таким тернистым путем.
   Теперь у нас с вами шутовское состязание. Настроение игривое,
собираемся развлекаться фокусами больного марсианской болезнью. Уж
здесь-то я в грязь лицом не ударю, могу вам обещать... Простите, говорят,
что любопытство - исключительно человеческое свойство. Что это у вас? - Он
вдруг указал пальцем на банку возле радиоприемника.
   - Вы держите там градины? Или земляные орешки?
   - Нет, складываю туда старые билеты. А в чем дело?
   - Не имеет значения, это я просто так... Но что же ваша супруга? Не
отправилась ли прямиком на Марс? Ладно, подождем. Я, пожалуй, даже одобряю
наших женщин. Потому что, видите ли, сэнсэй, я еще не исчерпал темы нашей
беседы...
 
 
   -16-
 
   - Да. Я обнаружил "Песнь посланца", когда мыл стены одного не совсем
обычного помещения в одном не совсем обычном месте.
   Мой гость вел рассказ без пауз, и на его лице появилось новое для меня
выражение, свойственное одержимым... Его руки, стискивавшие рукопись на
коленях, и его беззащитный затылок, прислоненный к спинке стула, - словно
излучали улыбку... Я чувствовал, что меня наконец-то благополучно загнали
в сети... Но неужели весь этот огород городился только для того, чтобы
заманить меня сюда? Ведь я... Нет, ни поддакивания, ни оскорбления уже не
помогут мне снова стать хозяином положения. Придется лишь по возможности
точно записать то, что он говорил.
   - Это не совсем обычное место, - продолжал мой гость, - надо сказать,
было палатой в одной психиатрической больнице... Почему я там оказался,
почему я там мыл стены, - ответить на эти вопросы предоставляю вашему
воображению... Поначалу эта надпись не остановила моего внимания. Это были
крошечные трогательные знаки, каракули одного из сумасшедших, ничего
примечательного, как мне показалось.
   Однако фраза "Тридцать два посланца"... Едва эта строчка попалась мне
на глаза, как я ощутил сильнейшее потрясение. Я взволнованно перечитал
стихотворение. Да, сомнений не было. Что это, как не диагноз "земной
болезни"?
 
   Тридцать два посланца, Облеченных тайной миссией, Не знают, как
рассказать о себе, И, осыпая насмешками, Их загоняют в холодный Могильник
для умалишенных.
 
   Ошибки быть не могло. Наконец-то в мои руки попало доказательство.
Наконец-то я установил истинную природу "земной болезни", продолжавшей
столь жестоко поражать нас. Ибо "Песнь посланца" была вестью от одного из
посланцев Марса, угодивших в психиатрическую больницу по подозрению в
"марсианской болезни".
   Это было ужасно! "Земная болезнь", совершенный гомолог "марсианской
болезни"... Я нареку ее, пожалуй, "топологическим неврозом", вы не
возражаете?.. И разрешите доложить следующее. Автор "Песни посланца" в
конце концов заболел настоящей "земной болезнью"... то есть с точки зрения
земных врачей, благополучно оправился от "марсианской болезни"...
Выписался из больницы и уехал в неизвестном направлении.
   Итак, в основе расшифровки лежит роковое число "тридцать два"...
   Почему же это число произвело на меня такое впечатление? Все дело в
том, что я был назначен тридцать третьим посланцем и прибыл на Землю
следующим после автора "Песни". Этот тридцать второй еще в студенческие
годы был моим другом и веселым собутыльником, и у меня сердце болит, стоит
мне подумать, где он и что с ним сейчас. Правда, нельзя сказать, будто он
пострадал напрасно. Ведь только благодаря его вести я сейчас имею
возможность успешно завершить одну из возложенных на меня задач.
   Да, несомненно. Есть весть, весть первооткрывателя "топологического
невроза"... хотя название придумано мною... и вместе с этим названием он
навсегда останется в памяти веков. Вот почему первую страницу этого
важнейшего доклада я отвел под его стихотворение. Честь и славу следует
делить по совести.
   Да, этот наш роман "Совсем как человек" в действительности является
моим докладом. Это доклад, который я намерен представить на рассмотрение
правительству Марса. Первая часть - изложение и анализ фактов. Вторая
часть - эскизный план необходимых мероприятий и сформулированное мнение
автора... Не желаете ли послушать для примера?
   "Марсианский год такой-то, сезон 2/3, период 6, день третий.
   Вернувшись с конференции, я обнаружил, что жена нахлобучила на голову
сабу-кинэ (Примечание: Демонстратор грёз.) и пребывает в состоянии
восторженности. "Послушай, - сказал я. - Большие новости.
   Сейчас не время предаваться грезам".
   Она не отозвалась. Тогда я без лишних слов выключил сабу-кинэ и стащил
с нее колпак. "Что ты делаешь! - раздраженно закричала она. - Оставь меня
в покое!"
   Затем, оглядев меня, она с изумлением спросила: "Погоди-ка, с чего это
ты средь бела дня разгуливаешь в одежде землянина? Или вместо конференции
ты был на маскараде?"
   "Ошибаешься, - возразил я. - Все дело в том, что сегодня на конференции
меня решили отправить с миссией на Землю". "Неужели?"
   - удивилась жена. "И это еще не все, - продолжал я. - Решено также, что
вместе со мною отправишься и ты". "Погоди, погоди... - ошеломленно
пролепетала она. - Но говорят ведь, что исследование Земли - это очень
опасно!"
   "Об этом никто ничего не знает. Известно только, что за последние
десять лет туда были отправлены тридцать два посланца, и ни один не
вернулся. Но я не думаю, чтобы виноваты в этом были земляне. Они совсем
такие же, как мы, и вряд ли могут оказаться чудовищами и варварами".
   "Тогда какая-нибудь страшная болезнь?"
   "Есть и такая теория. Руководство в общем на нее и ориентируется.
   Но о природе этой болезни нельзя пока сделать никаких предположений.
   Условились называть ее просто "земной болезнью". Что же касается нашей
миссии, то она сводится к следующему. Во-первых, нам предстоит начать
переговоры о создании на Земле нашей торговой станции. Мне сказали, что
это очень важно и совершенно экстренно, потому что у них там со дня на
день может начаться беззаконная хулиганская потасовка с применением
дальнобойных ракет. Во-вторых, мы должны выяснить, куда девались наши
пропавшие без вести тридцать два посланца, а также установить истинную
природу этой самой "земной болезни", приковавшей их к Земле..."
   "Не нравится мне это, очень уж страшно".
   "Но есть и еще одна теория - что причина "земной болезни"
   заключается в земных женщинах. Они совсем как марсианские и все же,
возможно, чуть-чуть отличаются. Так не в этом ли самом "чуть-чуть" все
дело? Не надо забывать, что до сих пор все наши посланцы были мужчинами".
   "Фу, какая гадость!"
   "Вот, учитывая такие обстоятельства, конференция и решила послать на
этот раз пару - мужчину и женщину. Мой номер будет тридцать три, твой
соответственно тридцать четыре. Вот женская земная одежда.
   Примерь, и мы посмотрим, подходит ли она тебе".
   "Сезон 2/3, период 8, день первый.
   Прошел без малого целый период. С помощью гипнопедии мы овладели
японским языком. Наступил день старта. Мы с женой заняли места в кабине
принудительного транспозитора живых организмов.
   (Примечание. Особое устройство для переброски живых организмов в места,
не обрудованные приемными станциями.)
   Контролер объявил, что началась настройка аппаратуры, а тем временем на
экране появилось изображение места назначения.
   "Земля... - произнес контролер. - Токио, столица Японии...
   Поздняя ночь... Двор начальной школы, вокруг ни души... Выбрано
наиболее безопасное место, где нет почти никаких препятствий. Чтобы
устранить возможность столкновения с чем-нибудь вроде бродячей собаки,
пункт прибытия поднят над поверхностью почвы на восемьдесят три
сантиметра... Прошу иметь это в виду, будьте осторожны, не упадите...
Остается три минуты. Надеюсь, вы ничего не забыли..."
   Собственно, забывать-то было нечего. Пачка фотографий с марсианскими
ландшафтами да кое-какие мелочи личного характера. И еще японские иены.
Кажется, на Земле с помощью денег можно решить любую проблему.
   Вспышка красной лампы возвестила, что включилось антигравитационное
устройство. (Примечание. До изобретения антигравитационного устройства
можно было осуществлять только транспозицию минеральных тел, не
подверженных искажениям из-за гравитационных сил. Живые существа
испытывали мощные деформирующие напряжения, что приводило к внутренним
кровоизлияниям и разрывам. Мгновенные гравитационные скачки от нуля до
нормы и обратно вызывали те же последствия, что и ускорение в космических
ракетах в период запуска. А после изобретения антигравитационной подушки
стало возможным перебрасывать на Плутон даже сырые яйца.)
   Гравитация упала до нуля, и начался отсчет секунд. Жена простонала:
   "Мне плохо..." Ей ввели пять миллиграммов производного от
бензоциазепина.
   Осталось десять секунд... Наконец, началось скольжение по сдвигу во
времени. (Примечание. Транспозиция основана на принципе дискретности
времени. Время не непрерывно. Это своего рода энергетическая волна,
совершающая простое гармоническое движение от положительного направления к
отрицательному и обратно. В нормальных условиях каждому из этих
направлений соответствуют свои реальности, причем положительному
направлению времени соответствует наша реальность, а отрицательному -
некая антиреальность. Вот почему наблюдателю, принадлежащему нашей
реальности, время представляется непрерывным. Волны времени по сравнению с
волнами материи менее стабильны. Волны материи не интерферируют, пока не
достигают световых скоростей, а вот многомерные волны времени
интерферируют сравнительно легко; тогда они изменяют периодичность, и
бывает, что у них с волнами материи возникает отставание, по фазе. В таких
случаях происходит рождение и разрушение элементарных частиц. Транспозитор
является устройством для искусственного создания таких сдвигов по фазе.
Между моментом сдвига и моментом нового совпадения, который нетрудно
рассчитать, образуется своеобразный тоннель во времени. Материальное тело,
помещенное в такую фазовую дыру, может быть мгновенно перемещено сколь
угодно далеко в пространстве. Впрочем, выражение "мгновенно"
   несколько неточно. В самих волнах времени время не течет, и
естественнее рассматривать транспозицию как передвижение со сверхсветовой
скоростью.)
   Скольжение по сдвигу постепенно ускоряется. Жена повторяет: "Мне
плохо..." Я тоже страдаю. Мы оба терпеть не можем путешествий, опыта
транспозиций у нас почти нет, если не считать обычных переходов от одной
станции к другой, и скольжение по сдвигу во времени, характерное для
принудительной транспозиции, вызывает у нас такое чувство, словно сердце
трут на стиральной доске. Сил нет терпеть. Мне кажется, будто наши тела
рассечены на полосы, как искаженное помехами изображение на телеэкране.
   Мигание красных, голубых, зеленых ламп, голос контролера, отсчитывающий
секунды, все медленно исчезло, растворилось во мраке за вратами
мгновения... И мы, держась за руки, шлепнулись во дворе начальной школы.
Сила тяжести превосходит воображение.
   Самочувствие как в скоростном лифте, стремительно несущемся вверх.
   Мы немедленно принимаем тонизирующее для мышц.
   Как ни странно, царило полное безветрие. Стала очевидной ошибка
некоторых наших ученых, утверждавших, будто Земля - это планета бурь.
(Примечание. На фотографиях Земли почти всегда видны колоссальные
водовороты туч, и отсюда был сделан поспешный вывод, что на этой планете
постоянно дуют свирепые ветры.) Земная ночь была тиха и спокойна.
   "Ну и вонища!" - воскликнула жена, зажимая нос. Да, может быть, это и
был "аромат благоуханной Земли", о котором мы столько слышали, но являл он
собой, честно говоря, порядочное зловоние. Оно с несомненностью
свидетельствовало об изобилии в почве экскрементов червей, насекомых и
прочих тварей, а также выделений огромного количества почвенных бактерий.
На Земле, вернувшись с прогулки, необходимо сразу же вымыть руки и
прополоскать горло..."
 
 
   -17-
 
   - Погодите минутку, - с нарочитой медлительностью, предвкушая
несомненную победу, проговорил я. Язык мой заплетался от злорадства.
   Карты гостя были теперь у меня как на ладони. - Нехорошо, конечно, с
моей стороны прерывать ваше повествование да еще на самом интересном
месте, но... Понимаете, к сожалению, этому вашему дневнику очень трудно
поверить... Да вы и сами, впрочем, не надеялись, что я поверю...
Противоречие, понимаете ли. Да, назовем это противоречием. В этом вашем
дневнике есть некое коренное, ничем не оправданное противоречие. Насколько
я замечаю, дневник написан на самом обыкновенном японском языке. Но
почему? Если вы писали его для представления правительству Марса, то не
естественнее ли было бы писать его сразу по-марсиански? Или, может быть, у
марсиан вообще нет своего языка?
   Мой гость, выпятив губу, сделал молниеносное движение, как бы стремясь
прикрыть собой рукопись, но тут же взял себя в руки. Выставив перед лицом
указательный палец, он весело прощебетал:
   - Атитобити кути ратта кутибири бири абиратти бити-кути биридаккунорэти
кути...
   Я не ручаюсь, что воспроизвожу его лепет в точности, но говорил он
примерно так - льстивым ласковым шепотком. Я оторопел, а он, прищурясь,
продолжал по-японски:
   - Так звучит по-марсиански фраза "я вижу, это вас серьезно беспокоит".
А на местном языке я писал потому, что мой доклад - секретный. Коль скоро
написано по-японски, любой человек примет его за бред умалишенного,
больного "марсианской болезнью", и не придаст ему никакого значения.
Напиши я по глупости на марсианском языке, рукопись сразу же бросилась бы
в глаза. Языки ведь тоже гомеоморфны, расшифровать такую рукопись на
электронной машине ничего не стоит.
   Хвост пусть торчит, лишь бы голова была спрятана.
   - Ладно, пусть будет так, - произнес я, рассерженный тем, что опять
промахнулся. - Но ведь как раз в этом вы и заинтересованы. Вы же
специально прибыли сюда для того, чтобы заставить нас, землян, признать
существование жителей Марса...
   Лицо его приняло замкнутое выражение. Мне даже показалось, что оно
как-то ссохлось.
   - Мы - не воинственная раса, - угрюмо сказал он. - Мы всеми силами
стремимся не причинять зла другим народам. И меньше всего - землянам,
которые совсем как мы...
   - Что вы имеете в виду?
   - Поскольку вопрос секретный, я не вправе его касаться, но...
   Представьте себе, например, следующее положение. В Токио съехались
члены тайной фанатической организации, владеющие искусством гипноза, и
ждут только сигнала, чтобы одновременно начать действовать, причем никаких
способов распознать их нет. К чему это приведет?
   - Вряд ли у марсиан могут быть такие планы.
   - Разумеется. И представьте себе еще, что миссия, которой облечена эта
группа фанатиков, состоит в том, чтобы, скажем, заставить все население
одновременно чихать или зевать.
   - Вот уж это ерунда!
   - Погодите, дело ведь не в том, что они собираются предпринять.
   Дело в том, что если только люди узнают, что среди них, рядом с ними
существуют неуловимые и неотличимые фанатики, они перестанут доверять друг
другу, примутся друг друга разоблачать, клеветать друг на друга, и в конце
концов вся страна превратится в настоящее логово тайной полиции. В
конечном счете она рухнет, как источенная термитами стена, оттого что
кто-нибудь чихнет. Признавшись, что марсиане - совсем как люди, мы рискуем
вызвать у землян необратимое самоотравление.
   - Тогда зачем вы заставляете меня выслушивать всю эту болтовню?
   Раз вы сами сознаете свою опасность для нас, вам следовало бы поскорее,
без всех этих ваших ламентаций, убраться восвояси, не правда ли?
   - Нет, это тоже невозможно. Не забудьте, у меня есть моя миссия. Я не
смогу вернуться, пока не исчерпаю всех шансов заключить торговый договор.
   - Не понимаю. Вы же только что утверждали, что контакт причинит нам
вред...
   - Вот именно. И потому есть только два выхода. Первый:
   присоединить Японию к Марсианскому союзу. Таким образом японцы
перестанут быть совсем как марсиане и сделаются настоящими марсианами.
   - Абсурд. Это же агрессия!
   - Я знал, что вы так скажете, и согласен с вами. - Он самоуверенно
прищурился, затем кашлянул и продолжал: - Но есть и другой способ решить
эту проблему... Он сводится к тому, что мы вообще не появляемся на сцене,
а действуем через своего представителя из землян.
   Мы выворачиваем наизнанку тезис о том, что марсианин - совсем как
человек. Получается довольно нелепо, согласен, но все искупится милой и
доброй фантастичностью общей картины. Запад есть Запад, Восток есть
Восток, все могут спать спокойно. Ни у кого никаких претензий, не правда
ли? И тут мы подходим к главному вопросу. Могу ли я просить вас, сэнсэй,
согласиться на пост представителя марсианского правительства?
   - Чепуха. Это совсем не в моем характере. Вы ошиблись в выборе.
   - Перспективы торговли с Марсом безграничны, вы это поймете, когда
приметесь за дело. Что же касается вознаграждения, сэнсэй, то оно не идет
ни в какое сравнение с теми крохами, которые платят за радиопередачи,
рукописи и тому подобное.
   - И все же вы ошиблись в выборе. Для такого дела вы найдете отличных
специалистов где-нибудь в министерстве иностранных дел или в министерстве
внешней торговли...
   - Да ходил я туда. Еще в те времена, когда ничего не знал, когда душа
моя была исполнена наивной веры в то, что наше "совсем как"
   является залогом дружбы и взаимопонимания. И всюду я натыкался на
кулаки швейцаров. Швейцары избивают членов иностранной миссии - право,
этого вполне достаточно для разрыва дипломатических отношений...
   - Мне очень жаль, что вы переоценили меня. Я ведь тоже едва не избил
вас, а кроме того, я вам не верю и не поверю никогда.
   - Погодите, ну как же это...
   - Только не надо выяснять отношения. Вы все время пользуетесь моей
слабостью. Если бы вы только знали, как я лез из кожи вон, пытаясь найти с
вами общий язык...
   - Ну да, ну еще бы... Вы действительно лезли из кожи вон, стараясь мне
не поверить. Это я никак не мог не отметить. Поймите, если бы мне нужен
был просто эксперт-бухгалтер или виртуоз-счетовод, я бы уже давно решил
эту проблему при помощи денег. Но мне во что бы то ни стало нужен
представитель целой планеты! Человек, способный на топологическую оценку
обстановки! Он должен, естественно, сознавать, что он - совсем как
марсианин. Весь вопрос в качестве этого сознания.
   Ну, еще одно усилие. У меня такое ощущение, сэнсэй, будто я все-таки
проделал крошечную щелку в вашей плотине. Продолжим чтение дневника?
   - Погодите немного. Я бы хотел сказать вам еще несколько слов.
   Я принял по возможности вызывающий вид. Впрочем, в глубине души мне не
очень-то хотелось касаться этого вопроса. Волны времени, волны материи -
придумано было неплохо, и я не мог удержаться от чувства профессиональной
ревности. Разумеется, я не сомневался, что это - чистейшей воды вранье.
Естественность, с которой мой гость бросался этими терминами, не могла ни
на йоту поколебать меня. Передо мной был либо жуликоватый сумасшедший,
либо сумасшедший жулик.
   Но тем самым я молчаливо признавал, что он является настоящим виртуозом
вранья. Далеко не всякий способен походя придумать такую стройную и
упорядоченную ложь. И если я разоблачу этого больного марсианской
болезнью, он нападет на меня, и еще это разоблачение нанесет удар по моему
чувству собственного достоинства... Так стоит ли?
   - Я слушаю вас, сэнсэй. Что вы хотели сказать?
   - По поводу пресловутых комментариев в вашем дневнике. Я понял так, что
для вашей братии в марсианском правительстве все эти транзисторы и прочие
штуки являются делом обыденным и повседневным. Комментировать их, как если
бы доклад был написан для землянина, это все равно, что читать проповеди
Будде. Вы себя выдали с головой. Как бы вы ни страдали от марсианской
болезни, а хвостик землянина в конечном счете нет-нет да и выглянет
где-нибудь. Весьма вам сочувствую. Искусство дурачить, знаете ли, все-таки
требует определенных навыков.
   Но мой гость и глазом не моргнул. Он сказал как ни в чем не бывало:
   - Комментарии, разумеется, предназначались для вас, сэнсэй. Ведь вы -
землянин, но если станете представителем Марса, то будете уже наполовину
марсианином. А как только вас назначат на правительственную службу, вы
сделаетесь нашим начальством, и поэтому...
   И так каждый раз. Ему бы открыть специализированный магазин "Все для
желающих увильнуть", он бы отменно преуспел. Я почувствовал огромную
усталость, как путник в пустыне, измученный миражами, мне захотелось
плюнуть на все и лечь, и я проговорил:
   - Ну, хорошо, понятно... Послушайте... Вот эта фраза: "Принцип
дискретности времени"... Откуда она взялась?.. Где вы ее откопали?
   - В каком-то учебном пособии для наших марсианских институтов...
   Где-то в моей нервной системе произошло короткое замыкание.
   Запахло горелым. Стрелки на вольтметрах моих эмоций дернулись.
   - Какое это все-таки странное сочинение! Никак не пойму, то ли ребенок
его написал, то ли шутник.
   Во-первых, оно не содержит ничего похожего на характер. Говорят, что
литература раскрывает лицо автора, и ваше произведение полностью
изобличает вас как человека, на которого полагаться нельзя...
   - Вот как? - Он скосил глаза, облизал губы и произнес довольным тоном:
- В сущности, это... Мне, право, неловко... Понимаете, я стремился
копировать стиль одного знаменитого романиста...
   Теперь задымилась вся изоляция на моих нервах. Отсветы пламени на коже
ширились, образуя узор наподобие географической карты. Я знал, что чем
яростней буду расчесывать эти болячки, тем больше уязвимых мест открою для
своего противника, но не чесаться я не мог.
   - Хорошо, сделаем одну уступку, пусть вы действительно оказались в
бедственном положении, как вы утверждаете. Но не странно ли, что вы все
время упираете на свои самые слабые стороны, на то, например, что вы -
совсем как человек? Почему вы только жалуетесь? Почему не представляете
более убедительные доказательства? Неужели единственное, что вы можете
предъявить - это ваше собственное тело?
   Мы, например, когда отправляемся в заграничную поездку, всегда
задумываемся, какие взять с собой сувениры. Сколь ни обычны предметы
первой необходимости, они всегда несут на себе отпечаток создавшей их
культуры. В каждой стране они свои. И вы, естественно, перед отправлением
тоже должны были позаботиться о чем-либо в этом роде.
   - Так оно и было, разумеется... - Он благонравно, словно паймальчик,
опустил глаза и продолжал, потирая переносицу: - Проще всего можно было бы
удостоверить мою личность, показав вам наше транспортное средство. Но, к
сожалению, нашим транспортным средством является принудительный
транспозитор, не оборудованный приемной станцией. Я бы показал его, но он
не имеет ни облика, ни формы. Да, я обсуждал с комитетом этот вопрос, и мы
взяли с собой некоторые вещи, но все оказалось напрасно. Что ни говори, а
земляне - большие искусники, они даже фальшивые деньги делать умеют.
Честно сказать, я был просто поражен. Все, что есть у нас - кнопочные
водопроводные краны, инструменты для электромассажа, модерновые стулья,
женские купальные костюмы без верха, - все это есть и у вас...
   - И все, о чем вы говорите, совершенно такое же, как на Марсе?
   - Я и сам сперва решил, что это случайное совпадение. Но совпадение
оказалось только по форме, способ употребления у вас совсем иной. Так,
например, кнопочные водопроводные краны на Марсе служат автоматами для
превращения марок в разменную монету.
   Помнится, я был потрясен, когда впервые зашел в туалет при каком-то
универмаге и увидел там ряды этих кнопочных кранов. Далее, инструмент для
электромассажа является у нас одним из популярнейших музыкальных
инструментов, а купальники без верха - это род белья, которое надевается
под герметический костюм при выходе из купола.
   Стулья и на Марсе служат стульями, но вот ваше сверхмодное изделие
"кяся", как я посмотрю, полностью соответствует марсианским требованиям
при малой силе тяготения. Изучив этот вопрос, я, к своему изумлению,
обнаружил, что все эти вещи-двойники появились у вас на протяжении
последних десяти лет. А надо помнить, что именно десять лет назад прибыл
на Землю мой великий предшественник, посланец номер один...
   - И с тех пор посланцы Марса прибывали к нам по трое каждый год и
доставляли на Землю образцы марсианских товаров?!
   - На этот циничный выпад, сэнсэй, я отвечать не желаю. Впрочем, у меня
тоже есть с собой один скромный образчик... Хотите взглянуть?
   Когда я брал его, был полностью уверен... Ага, вот он... Ну, какое у
вас впечатление?
   Он вытащил из своего портфеля и поставил на стол обыкновенный
игрушечный автомобильчик величиной со спичечный коробок.
   - По-моему, это просто пластмассовая игрушка, - сказал я.
   - Отнюдь нет... Это - благородное произведение искусства, созданное
мастерами школы игрушкистов "Той арт". Объектом этой школы является
невозможное, то, что не может бытовать в реальном мире. Так, этому шедевру
присвоено название "Ужас бытия". И если бы игрушкисты услышали, что это
всего лишь пластмассовая игрушка, они бы от ужаса заболели.
   - Уж лучше бы вы взяли с собой настоящие марсианские пластмассовые
игрушки...
   - Увы, игрушки я совсем упустил из виду... А теперь взгляните вот на
это. Я понимаю, конечно, что толку будет мало, но все-таки...
   Он не без колебания протянул мне потертую на углах черно-белую
фотографию размером с визитную карточку. Да, снимок был настолько
обыкновенен, что я даже не сразу уразумел, что это такое.
   - Позвольте... Это же обыкновенная телефонная будка...
   - Действительно, к сожалению, очень похоже, но совершенно не то.
   Перед вами - транспозиционная станция, которую следует по праву
называть основой марсианской цивилизации. Оформление тоже заимствовано
вами.
   - Но там внутри я вижу самый настоящий телефонный аппарат.
   - Ужасно, не правда ли?.. И вдобавок, пользуются им точно так же, как у
вас... Берут трубку, набирают номер, вызывают нужную станцию и,
убедившись, что она свободна, вкладывают монету в щель справа.
   Включается антигравитационное устройство, раздается звонок... и в тот
же момент вы оказываетесь на станции назначения.
   Вторая фотография, которую он мне протянул, напоминала кадр из
какого-то научно-фантастического фильма. Фильм этот я, по-моему, видел. Но
ворчать по поводу обворованного режиссера было бы, вероятно, глупо, и я
решил в свою очередь нанести упреждающий удар.
   - Ну, о склонности землян к подделкам не будем больше говорить.
   Но ведь есть вещи, скопировать которые совершенно немыслимо.
   - Например?
   - Например, марсианские собаки, марсианские птицы, марсианские
свиньи... и другие живые существа... Не станете же вы утверждать, что все
они тоже совсем как наши? Это было бы уже натяжкой...
   - Вы мне льстите.
   - Ладно, пусть вы не взяли с собой свинью. Но как насчет образцов
насекомых? Или они тоже были бы слишком тяжелы для вас?
   - Честно говоря, у нас их нет.
   - Нет?
   - Мы ведь не коренные марсиане. Как вам известно, воды на Марсе слишком
мало, и условия для эволюции животного мира там не очень подходящие. Мы
переселились на Марс семь поколений назад с какогото очень далекого
светила. Мы не взяли тогда с собой никаких живых существ, переселились
одни только люди. У нас уже была техника искусственного синтеза белка из
нефти, так что в разведении домашнего скота мы не нуждались. Кажется, был
только спор, брать с собой цветы или нет...
   - Вот где вы, наконец, попались. Искусственный синтез белка - куда ни
шло, а вот где вы брали для этого сырье, откуда у вас взялась нефть? Вы
будете уверять меня, будто ваши почтенные предки семь поколений назад
привезли ее с этой далекой планеты столько, что вы до сих пор все не
израсходовали? Бросьте, не валяйте дурака. Я ведь не такой уж наивный
дилетант. Марс - мертвая планета. Более того, это планета, на которой
никогда не было жизни. И ни угля, ни нефти там нет и быть не могло.
   - Совершенно справедливо, - пробормотал мой гость. Он зажал ладони
между коленями и принялся раскачиваться взад и вперед. - Но как это
бестактно с вашей стороны, сэнсэй... Такая злость... Это удар по самому
слабому месту!
   - Я же вам говорил, что искусство дурачить требует определенных навыков.
 
 
   -18-
 
   Эффект получился изрядный. Кажется, я его все-таки прикончил. И вот я
гляжу на него, как на человека, который не выиграл по лотерейному билету,
и к горлу подступает тошный смех, в котором злость смешалась с жалостью.
Трудная победа, достигнутая ценой жестоких унижений, оставляет во рту
неприятный привкус. Всего-то и было, что бесплодная драка, после которой
остается только вымести вон прихлопнутую муху. Но победителю надлежит быть
великодушным:
   прежде чем вымести, остается еще облагодетельствовать побежденного
сигаретой.
   От сигареты, однако, мой гость отказался. Сжав ладони между колен и
продолжая раскачиваться, он, как бы оправдываясь, едва слышно пробормотал:
   - Причем же здесь дурачить... Ничего подобного...
   Просто есть вещи, которые можно говорить в лицо, а есть такие, что
нельзя...
   - А чего мне с вами стесняться? - возразил я, пуская к потолку струю
дыма. Мысленно я потирал руки, я развлекался, предвкушая, как он будет
расхлебывать заваренную кашу. И вдруг он резко засмеялся и торопливо
заговорил:
   - Действительно, чего нам стесняться? Если вы будете дружить со мною до
конца, сэнсэй, то можете говорить мне все, что вам угодно. Так вот... Этот
принудительный транспозитор... Видите ли, он действует и в обратную
сторону. Раз в месяц в определенном месте в условленный час открывается и
ждет нас туннель во времени. Если бы не это, мы были бы здесь до
сооружения станции все равно что в ссылке. И таким образом...
   пользуясь обратным действием принудительного транспозитора...
   Впрочем, вы уже поняли, сэнсэй, не так ли?
   - Занимаетесь грабежом?
   - Ну, это как сказать. Ведь мы добываем ископаемые только на
материковых отмелях, а они не принадлежат к чьим-либо акваториям, они не
являются чьей-нибудь собственностью. Кроме того, мы берем воздух
определенной температуры, морскую воду и еще немного льда из Антарктики.
Вряд ли это можно назвать грабежом, как вы считаете? Да если хотите, я мог
бы сейчас доказать вам, что мы действуем на вполне законных основаниях...
Впрочем, если нашему правительству удастся заключить официальные торговые
соглашения со всеми вашими странами, оно готово полностью возместить
стоимость всей взятой воды и всего взятого воздуха. И я говорю вам это не
для того, чтобы корчить из себя пай-мальчика. Наши материальные интересы -
это само собой...
   Но вот представьте себе на минуту, что при нынешнем положении ваши
земляне высадились на Марсе. Теперь их очередь болеть "топологическим
неврозом", теперь их, осыпая насмешками, погонят в могильник для
умалишенных. А если так, то это уже проблема гуманизма. Мы не можем
сбросить ее со счетов. При нынешнем положении нам остается либо просто
покинуть Марс и исчезнуть из-под носа у ваших соотечественников, либо
стараться всеми способами помешать вашим ракетам совершить посадку. Вред
от стихийного контакта между землянами и марсианами уже сейчас виден
невооруженным глазом. Пакт между нашими планетами в настоящее время
является насущной необходимостью и с материальной, и с духовной точки
зрения. Короче говоря, вопрос сводится вот к чему:
   насколько велика будет роль представителей на наших планетах? Если вы
станете представителем Марса, сэнсэй, вам нечего опасаться, что вы этим
себя унизите. Напротив, на обеих планетах вас будут почитать как великого
человека. Поэтому, сэнсэй, я очень рассчитываю на ваше согласие.
   Так, не успел я и глазом моргнуть, мы вернулись к тому, с чего начали.
Только на этот раз его назойливость, превратившая разговор в заезженную
граммофонную пластинку, вызвала у меня чувство, будто я насекомое,
отравленное дезинсекталем. Этому насекомому уже сдохнуть пора, а оно все
подпрыгивает, жужжит и наскакивает на противника. Я мельком подумал о том,
что, дав согласие, тем самым положу начало новым дурацким выходкам, и из
обыкновенного идиота превращусь в идиота пляшущего... Эх, вцепиться бы
зубами в этот распухший нос, тото у него глаза бы на лоб полезли, эти
шныряющие по сторонам глаза!..
   Или в этот пупырчатый кадык, который так нервозно дергается
вверхвниз... Да куда уж мне! Даже не пытаясь скрыть свое угнетенное
состояние, я проговорил:
   - Радио, что ли, включить. Может, передадут какие-нибудь новости о
ракете...
   - Новости? - оскорбленно вскричал он. - Да какие могут быть новости?
Вся эта затея обречена на провал. Если на том месте, где села ракета, было
что-нибудь заслуживающее внимания, то там либо бросили атомную бомбу, либо
срочно всех эвакуировали. В любом случае ракета передаст только
изображение пустынной равнины, красного железняка.
   Затем, словно вспомнив что-то, он взглянул на часы.
   - А что, сейчас должны передавать новости?
   Я тоже непроизвольно поглядел на часы, и вдруг ощущение реального
времени, словно прорвав плотину, горным потоком обрушилось на меня.
Беспокойство за жену медленно подняло голову и сдавило мне горло.
   - Что такое? Уже сорок минут прошло?
   - Совершенно верно. И это слишком много, если принять во внимание,
сколько мы прочитали.
   "Все из-за тебя", - злобно подумал я. Впрочем, это был хороший повод,
чтобы со всем покончить, и я вскочил, едва не опрокинув стул.
   - Да, надо, пожалуй, идти.
   - Я ведь это с самого начала предлагал, сэнсэй... Он медленно занялся
своим портфелем, и я как завороженный уставился на него. Нет, дело было не
только в моем расстроенном воображении. По его сжатым губам было видно,
что он едва удерживается от смеха. Мне определенно не нравилось, что он
старается скрыть торжество. Можно было подумать, будто он только и ждал
момента, когда я сам предложу идти. До сих пор все ловушки, которые он мне
подстраивал, были только на словах.
   Теперь же положение несколько изменилось. Что он замышляет, этот тип?
Табачный дым ел глаза, было тяжело и беспокойно, хотелось идти и хотелось
одновременно не двигаться с места.
   Мой гость положил рукопись поверх портфеля, сунул все под мышку и,
только что не понукая меня, нетерпеливо ринулся к выходу. Но перед самой
дверью он внезапно остановился и резко повернулся кругом. Я едва не
налетел на него. Мы стояли так близко друг к другу, что я не разобрал
выражения его лица.
   - Сэнсэй, - заговорил он неприятно возбужденным тоном. - Вы снизошли до
согласия посетить меня, что для меня большая честь, даю слово. Это я
откровенно, без преувеличения... Взгляните мне в глаза, и вы убедитесь,
что я совершенно серьезен... И именно поэтому мне бы очень не хотелось,
чтобы у вас сложилось потом дурное впечатление...
   - Не понимаю, о чем вы... - Я невольно отступил на шаг. - Вас что,
одолевает страх за будущее?
   - Я хочу, чтобы все обошлось хорошо. Но ведь никогда нельзя быть
уверенным, как сложится обстановка. Я не знаю, что она мне может сказать.
Знаю только, что исполню все, что бы она ни сказала.
   Например... Ну вот, например... Если она прикажет мне взять вас,
сэнсэй, и засунуть в ванну прямо в одежде, то я, как это ни прискорбно,
буду вынужден сделать это.
   - А, это вы о своей супруге... Ничего, не беспокойтесь. Я дойду с вами
только до двери и там откланяюсь.
   - Нет, так нельзя. Жена на это нипочем не согласится.
   - Да мне надо только узнать о своей жене, больше ничего...
   - Неважно. Если она захочет, чтобы вы вошли, мне придется ввести вас
хотя бы против вашей воли. Одним словом, сэнсэй, давайте не будем сейчас
ссориться... Я просто хотел заранее предупредить вас. Сделайте милость, не
перечьте ни в чем моей жене...
   - Но если ваша супруга... если она верит этому вашему докладу... Не
может же быть, что она тоже марсианка... Тоже такая же эксцентричная
особа, как вы...
   - Она живет на верхнем этаже, всего в минуте ходьбы от вас, и тем не
менее обманула вас насчет тридцати минут... И это бы еще ничего, но она
вдобавок задержала у себя вашу супругу...
   - Конечно, я признаю, что нас-таки здорово подвели, но этому должна
быть какая-то причина. Настоящая причина, а не абсурд какойто...
   - Абсурд, не абсурд - все это понятия относительные.
   - Вы поразительно непоследовательны. Ведь если вы утверждаете, что ваша
супруга - сумасшедшая, вы тем самым признаете, что вы тоже не в своем уме!
   - Непоследователен... Непоследователен... - стонущим голосом проговорил
он, уставясь на меня. Затем грубо швырнул портфель на пол и принялся
торопливо листать свою рукопись потными пальцами.
   - Достаточно, - спохватился я. - Я уже все понял! Давайте оставим
остальное до вашей квартиры.
   Но он уже нашел нужную страницу и принялся читать ясным голосом, с
торжественным выражением, словно зачитывал текст присяги.
 
   "Сезон 3/3, период 2, день сороковой.
   Когда я вернулся сегодня, усталый и совершенно подавленный после
очередной неудачи, жена гладила белье. Она спросила, не оборачиваясь:
   "Как дела?" Напившись воды, я ответил: "Из рук вон скверно. Письмо не
пришло?"
   Она сказала, что не пришло, и я ворчливо продолжал:
   "Ну, решительно никакого просвета. Сегодня я подцепил одного философа и
ученого из обсерватории, которые показались мне подходящими. Попробовал их
прощупать. Обычные анкетные вопросы:
   существуют ли, по вашему мнению, марсиане..."
   Жена вдруг насмешливо прервала меня: "Воображаю, как они на тебя
смотрели!"
   Я только улыбнулся. "Ничего, не волнуйся. Я здесь теперь как рыба в
воде. Я действую полегонечку, уж меня-то не заподозрят". Жена пристально
на меня посмотрела. "Ты сделал что-нибудь не то?" - спросила она. Я гордо
объявил ей: "В нашем деле необходима строжайшая осторожность. Даже тебя
подстерегают опасности и ловушки. Нам дано очень нелегкое поручение".
   Жена поджала губы и озабоченно нахмурилась. "Я что-то не понимаю, о чем
ты".
   Странно, подумал я. Мною овладело беспокойство. "Чего ты не понимаешь?
Твоя миссия заключается в том, чтобы проверить все лечебные заведения в
стране и собрать информацию о случаях неврозов, когда пациенты считают
себя марсианами. Между прочим, что это за письмо, которое ты с таким
нетерпением ожидаешь уже несколько дней?"
   Лицо жены исказилось от ужаса. "Да что с тобой? - проговорила она. - Мы
же страховые агенты..."
   "Страховые агенты?!" - вскричал я. И замолчал. Слов не было. Итак,
ядовитое жало земной болезни в конце концов дотянулось и до нас. О бедная
моя жена! Ты искала и не могла найти наших больных земной болезнью и вот
теперь заболела сама!
   "Атебити курибити куритибари кути!"
   Однако я взывал вотще, мой призыв лишь оледенил ее губы. О жена моя,
неужели ты забыла о своей миссии? О своей родной планете, планете красных
песков? И неужели исчезла из твоей памяти "Песнь посланца", о которой мы
проговорили всю ночь напролет, когда я принес ее из лечебницы? Прости
меня, я ведь понятия не имел о том, как ты одинока!
   Клянусь, что муки твои не пропадут даром. Приняв на себя удар земной
болезни, ты блестяще выполнила свою миссию. В качестве живого образца
больного земной болезнью ты принесла себя в жертву на алтарь прогресса
марсианской культуры. О Марс! Прославь в веках болящий дух моей дорогой
супруги!
   Да, я понятия не имел о том, как ты одинока. Не в глухих застенках
сумасшедшего дома поразил тебя невроз, нет, земной болезнью можно заболеть
просто от одиночества! Жена моя, клянусь, что сегодня твое одиночество
окончилось. Я стану твоим рабом, дабы впредь ты больше не была одинокой. Я
превращусь в робота, дабы земная болезнь споткнулась на тебе. Если
случится мерзавец, которому ты пожелаешь раскроить череп, то прикажи мне.
Если случится мерзавец, которого ты пожелаешь изрезать на куски, то
прикажи мне. О жена моя! Потерпи немного. Ты с блеском выполнила свою
миссию, и я тоже не пожалею сил для выполнения своей. И тогда мы оба
вернемся домой. Временной туннель мигом перенесет нас на родной Марс. Мы
оставим позади этот "совсем как ад" и - прощай "топологический невроз"!"
 
   С кончика его носа на рукопись упала капля пота. Он поспешно отер ее
рукавом и, взглянув на меня исподлобья, проговорил:
   - Теперь вы понимаете? Я никому не позволю оскорблять мою жену.
   - Бросьте вы, какие там оскорбления!
   - Никто не смеет ей противоречить... Ни вы, сэнсэй, ни кто другой...
   Ибо она уже до дна испила горький кубок адских мучений.
   - Насколько я могу представить себе из этого вашего дневника, у вашей
супруги весьма логичное помешательство. Если отбросить формулу "совсем как
человек", никаких особых симптомов, видимо, не имеется.
   Мой гость кивнул и раздумчиво проговорил:
   - В конечном счете... Другими словами... То есть, вы хотите сказать,
что она, возможно, вполне здорова?
   - Вот именно. Понимаете, если это так, то трудно прийти к выводу...
   - Говорите яснее. Если предположить, что моя жена - сумасшедшая, то
получится, что я в здравом уме. Раз так, то, естественно, у вас не может
быть серьезных оснований для отказа от поста марсианского представителя.
Вот и прекрасно... Я, разумеется, чрезвычайно рад... Все мои дела на этом
закончатся, я и жена с чистой совестью войдем во временной туннель. Текст
соглашения у меня уже подготовлен, вам остается только подписать...
   - Нет-нет, к сожалению, меня больше устраивает версия, что ваша супруга
вполне здорова.
   - А тогда, сэнсэй, чего же вы опасаетесь? Если она обыкновенная земная
женщина, то чего вам бояться? Или у вас был какой-нибудь слишком уж
болезненный опыт?..
   - Ничего я не боюсь.
   - Тогда пошли!
   - Ладно. Пошли.
   Мой голос прозвучал глухо, настороженно, напряженно. Где же всетаки
ловушка? Гость, хихикнув, произнес:
   - До чего же вы любезны, сэнсэй. Впрочем, вы сегодня доставили мне
большую радость... Только вот устал я немного. Вы ничего не забыли?..
Сигарета у вас не погасла?
 
 
   -19-
 
   Итак, дело, кажется, подходило к концу. Вместе с этим странным
человеком я перешагнул порог кабинета, и с этого момента судьба моя
стремительно покатилась прямой дорогой, которая привела меня к безумному
суду.
   Вы, возможно, уже поняли, в чем заключалась их ловушка... Где в этой
загадочной картинке пряталась главная пружина всего механизма и почему мне
не удалось увернуться от расставленного капкана...
   Говорят, чтобы спрятать большую ложь, лучше всего окутать ее целой
тучей маленьких. Вероятно, на эту удочку я и попался. Путь продолжался не
более двух часов, но весь он был покрыт опавшими листьями лжи. А я до
последней минуты считал, что занимаю безопасную позицию стороннего
наблюдателя... со сцены мне в глаза била ложь, будто платить за спектакль
мне придется ровно столько, сколько он стоит... А я сам, своими руками
привязал себя к сиденью, которое и было главным механизмом ловушки...
   Едва я покинул прихожую, как на меня обрушилось изобилие дневного
света, реальность бытия, повседневных условностей и повседневной скуки.
Даже сырые, пронизанные вонью коридоры и лестничные клетки после моего
кабинета, обиталища астматика и затворника, взбодрили и отрезвили меня,
словно крепкий кофе. Я почти окончательно пришел в себя и был настроен
благодушно, как будто прогуливался по улицам после кино. Я представить
себе не мог, что лестница, по которой я поднимаюсь, ведет в иной мир и что
спускаться по ней уже не придется...
   Я и сейчас отчетливо помню все. Помню похожий на глыбу стекла столб
желтоватого света из прямоугольного окна на лестничной площадке, помню в
нем сложную структуру теней. Помню, как сокращались и растягивались
складки на штанинах моего гостя, когда он неуверенно, совсем как
водомерка, переступал со ступеньки на ступеньку впереди меня... Безымянные
детали последнего для меня зрелища реального мира...
   Затем белая дверь на третьем этаже, обозначенная буквой "В" - не просто
белая, а с голубоватым оттенком, какой бывает у белой масляной краски. Эта
дверь уже не была безымянной деталью. В ответ на звонок звякнула цепь, со
скрипом повернулась ручка... И лицо этой женщины...
   Женщины с ослепительно ясными детскими глазами... Женщины, не знающей
стыда, как кошка, незрелой, но трижды более взрослой, чем обычный
взрослый... Она была настолько не похожа на ту, о которой читал и говорил
мой гость, что некоторое время я не знал, как с ней держаться.
   В то же время взгляд мой шарил по прихожей в поисках сандалий жены. Мне
было бы достаточно сандалий. Это был бы знак, что она здесь. Но ее не
было...
   - Как ты долго... Он, наверно, очень помешал вам... - заговорила она,
обращаясь сразу к нам обоим.
   Ее оживленный тон решительно никак не вязался с моим беспокойством о
жене, и тут я, честно говоря, махнул на все рукой, предоставив событиям
идти своим чередом. Это была женщина явно от мира сего.
Женщина-нейтрализатор, которая против кислоты оборачивалась щелочью, а
против щелочи - кислотой и любое человеческое чувство превращала в
инертный газ. Видимо, не стоило опасаться, что я забуду о нелепых
настояниях моего гостя ни в чем ей не перечить.
   Впрочем, как только меня провели в гостиную... Если бы меня спросили,
почему я не повернулся и не ушел, я мог бы только ответить, что уходить
было не из-за чего... Лишь одно странное обстоятельство насторожило меня.
   Предложив мне дзабутон[* Квадратная подушка для сиденья. - Прим.
перев.], женщина повернула в мою сторону вентилятор, включила его и
сказала мужу:
   - Все в порядке, можешь пойти принять душ.
   Тогда мой гость украдкой приложил палец к губам и подмигнул мне с видом
сообщника. И снова я ощутил во рту противный вкус пластмассового печенья.
Но женщина, проводив его взглядом, тихонько засмеялась.
   - У него, наверное, самый настоящий бактериальный психоз, - проговорила
она. - Вернется домой и не успокоится, пока не вымоет рук.
   Хозяин и гость поменялись местами. В этой гостиной до предела
заполненной ветром и светом, не было места магии опасностей и
неожиданностей, здесь было царство бумажных кукол. Куклами, наверное,
развлекалась женщина. Только ей могли быть дороги эти наивные и аляповато
раскрашенные бумажные игрушки, которые висели, лежали и танцевали по всей
комнате. И мне стало казаться, что вот теперь вся магия развеялась, как
дым, и мой гость сделался таким же странно унылым и ни на что не годным,
как маленький бумажный человечек, и несчастная женщина держит этих скучных
бумажных человечков вместо золотых рыбок.
   - Может быть, прохладительного?.. - приподнимаясь с места, заговорила
женщина, но я перебил ее:
   - Это ничего, что он был у меня так долго. Не имеет значения. А вот не
надоела ли вам моя жена? Как-никак, минут сорок или пятьдесят...
   - Ах, она у вас такая милая... - Женщина расцвела улыбкой и хлопнула в
ладоши. - Вы ведь тоже ужасно добрый, сэнсэй, вы так подходите друг к
другу.
   - Значит, она все-таки посетила вас?
   - Вы на меня сердитесь, сэнсэй? Вы, конечно, думаете обо мне
нехорошо... Сказала, что приду за ним через тридцать минут...
   - И солгали. Никогда бы не подумал, что вы занимаетесь такими
глупостями. И вообще, может быть, вы мне скажете, с какой целью вы подняли
весь этот тарарам?
   - Вот ваша супруга очень хорошо это поняла. Что ж, женские заботы у
всех одинаковы. Видите ли, на моего мужа положиться совершенно невозможно,
но ведь не собака же он, не могу же я его оставить. И вдобавок, раз уж мы
вместе живем, я все-таки женщина и я его люблю...
   - Говорите, пожалуйста, конкретно. С какой целью вы меня обманули?
   - Потому что мне его жалко.
   - Жалко?
   - Ему так нужен товарищ! Все равно кто. Ему необходим собеседник.
   - Ладно, пусть будет товарищ.
   - Но если бы вы не стали с ним разговаривать, сэнсэй, вы бы не
сделались его собеседником...
   Через полуоткрытую дверь послышался шум воды, льющейся из душа. У этой
женщины блузка была какого-то странного романтического покроя, она
царапала мои нервы, как бормашина - десну.
   - А почему этим должен заниматься именно я?
   - Об этом я особенно не задумывалась. Просто сегодня утром он услыхал
сообщение о ракете и страшно разволновался. По-моему, он испугался, что
все его мечтания пойдут прахом. А он же человек, ему захотелось поговорить
с кем-нибудь. Ему необходим был товарищ, все равно кто. Ребенок, например,
если ему не с кем играть, начинает плакать.
   - И моя супруга со всем этим согласилась?
   - Да, мы с ней чуть не расплакались вместе.
   - Экий вздор! Вы уж совсем зарапортовались...
   - Ну, насчет того, чтобы вместе расплакаться, я, может быть, немного
преувеличила.
   - И куда она ушла?
   - Этого она мне не сказала... Она только сказала, что пойдет немного
прогуляться, пока мой муж у вас, чтобы дать бедняге возможность
выговориться...
   - Глупости! Уж свою-то жену я хорошо знаю. Не такая она лицемерка,
чтобы жалеть голодного пса больше, чем голодного человека.
   - Так уж и пса... Впрочем, в сердце своем женщина всегда остается
женщиной.
   - Вы ничего не понимаете, сударыня, - проговорил я.
   Нарастающий гнев перекатывался у меня во рту, как таблетка от кашля.
   - Да, ничего не понимаете... Не знаю, такой ли он жалкий человек, ваш
супруг, каким вы его считаете, но он странный человек. Если хотите знать,
он в высшей степени самоуверен и упрям. Он - превосходный софист, а это,
согласитесь, как-то не вяжется с поврежденным умом.
   - Но ведь он так одинок...
   - Сударыня, вы знаете, что такое топология?
   - Кажется, было такое лекарство из водяных жуков...
   - Безнадежно. Топология есть фазовая геометрия. и ваш супруг
разбирается даже в этой области. Жалеть такого человека просто смешно. Как
это нелепо с вашей стороны, сударыня, - испытывать жалость к такому
мощному мозгу.
   - Да ведь он серьезно верит, будто он марсианин.
   - Ну и прекрасно! Конечно, если у вас есть основания недвусмысленно
утверждать, что это не так... Только не надо голословных утверждений...
Честно говоря, если поразмыслить, будет трудновато решить, то ли ваш
супруг - землянин, заболевший марсианской болезнью, то ли вы - марсианка,
заболевшая земной болезнью...
   - В диагнозе из лечебницы черным по белому написано, что мой муж болен.
   - Ну и что же? В лечебнице вашего супруга принимают за землянина,
поэтому там и решили, что он сумасшедший. Своего рода предубеждение.
   - Да человек же он...
   - Согласен, "совсем как человек"... Но ведь доказательств, что он не
марсианин, тоже нет!
   - Глупости это...
   Ее круглые, как у рыбы, глаза с узкими зрачками широко распахнулись,
как бы умоляя о спасении, и по контрасту все остальное, вместе с ее
простодушным бесстыдством, мигом увяло и начало съеживаться. Монотонно
шумела вода из душа. С гудящей от страшного напряжения головой я ринулся в
поток садистского упоения.
   - Нельзя же обо всем в мире судить по внешнему виду. Если бы вы
древнему человеку сказали, что кит - не рыба, он бы посмотрел на вас, как
на сумасшедшую.
   - Как же так, сэнсэй... У вас получается, что и я, может быть,
марсианка...
   - Вполне возможно. Или у вас, сударыня, есть весомые доказательства,
что это не так? Вряд ли. А коль скоро доказательств нет, возможность
всегда остается.
   - Как странно. Но тогда вы тоже не можете утверждать, что вы не
марсианин, заболевший земной болезнью.
   - Естественно. Фактически у меня нет никаких доказательств, что я не
марсианин.
   - Довольно... Вас просто слушать страшно.
   - Вы слишком нетерпимы, сударыня... А еще супруга марсианина!
   И вдруг она выпрямилась, сцепила руки перед грудью и завопила, как
кошка. От неожиданности я решил было, что она ударилась в истерику, но тут
вопль перешел в торжествующий хохот, и до меня, наконец, дошло: ни кому
другому, а именно мне следовало бы хорошенько переварить сказанные мной же
слова о том, что нельзя судить по внешнему виду.
   - Как это славно... встретить такое... такое понимание, сэнсэй... -
проговорила она пронзительным, прерывающимся от смеха голосом.
   Затем, взглянув куда-то позади меня, она сказала: - Все прошло, как по
маслу. Значит, какие-то шансы у нас есть.
   И голос за моей спиной отозвался:
   - Еще бы. Я не мог промахнуться.
   Я с изумлением обернулся. Мой гость, которому надлежало быть в ванной и
принимать душ, восседал позади меня на чем-то вроде потрепанного
брезентового чемодана, опершись спиной о стену и положив руки на колени.
Впрочем, душ шумел по-прежнему. Я рефлекторно отодвинулся к двери, откуда
мог видеть их обоих сразу, приподнялся и проговорил:
   - В чем дело? Что это вы себе позволяете?
   Мужчина только засмеялся, сузив глаза, и не ответил. Женщина обратилась
к нему томным голосом:
   - Разговор на пленку ты записал?
   - Да уж не упустил.
   - Ощущение пока пять к пяти?
   - Теперь уже, пожалуй, семь к трем.
   - Полный успех! И времени как раз хватило.
   - Да, уложились точно.
   Теперь, когда я оказался зажатым между двумя помешанными, на уме у меня
было только одно: как бы отсюда удрать.
   - Ну-с, - произнес я, - разрешите мне теперь откланяться. У меня еще
много дела, и я очень занят... С минуты на минуту должен появиться
посыльный... И вообще не годится оставлять квартиру пустой.
   - Все это не имеет уже никакого значения. Вы марсианин, сэнсэй! -
весело, словно подбадривая теннисистов, вскричала женщина.
   - И он больше не сэнсэй, - тихо добавил мужчина. - Он наш несчастный
товарищ.
   - Вы марсианин, погребенный в мире сновидений, заболевший "земной
болезнью"...
   - Вы считаете себя жалким автором радиопередач, на самом же деле под
этой личиной скрывается посланец Марса...
   - Вам столько рассказано, неужели вы все еще ничего не можете вспомнить?
   - Вероятно, инстинкт самосохранения. Ну, ладно. Придется доставить его
обратно в таком состоянии.
   Я вскочил, изо всех сил оттолкнувшись от пола. В то же мгновение из
руки мужчины вылетел нож, и женщина точным движением поймала его.
   Я попятился, а мужчина выдернул из-под себя предмет, похожий на
потрепанный чемодан, поднял его над головой и ринулся ко мне. У меня не
было ни секунды, чтобы увернуться, я весь сжался, ожидая столкновения, и в
следующий момент он с размаху нахлобучил на меня этот предмет. Больше я не
мог двинуть ни рукой, ни ногой. Это была смирительная рубаха.
   - Безобразие! - закричал я. От волнения я не мог найти подходящих слов
для выражения протеста и только громоздил в ярости одну банальность на
другую. - Это безобразие! Безобразие! Ну разве это не безобразие!.. Ведь я
бы и так, наверное, подписал соглашение... А такими насилиями вы только
себе хуже делаете...
   - Это очень скверно, - бодрым голосом сказала женщина. - Если у вас
где-нибудь зачешется, вы сразу скажите, не стесняйтесь. Я почешу вам.
   - Придется немного потерпеть, пока мы не войдем во временной туннель...
- озабоченно проговорил мужчина. - Да ведь и мы немало натерпелись, пока
не нашли вас. Между прочим, вы уже девятый. До вас нам удалось напасть на
след еще восьмерых. Трое из них потерпели аварию в момент прибытия, они
взорвались. Мы наводили справки в управлении пожарной охраны, там это
зарегистрировано как взрывы и пожары по неизвестным причинам. Остальные
пятеро все вместе угодили в сумасшедший дом. Вероятно, слишком
поторопились объявить, что они - марсиане... Пытались вступить в
непосредственные переговоры с правительством, ломились к членам
парламента, даже речи, кажется, произносили на улицах... А в сумасшедшем
доме все они, как один, сошли с ума... Тогда их сочли выздоровевшими и
выписали. И они исчезли, затерялись, как песчинки, разбросанные по
пустыне. Изо дня в день мы рыскали по разным местам, как настоящие
охотничьи собаки.
   - Видишь человека, думай, что марсианин...
   - Затем, через два года и восемь месяцев мы, наконец, напали на ваш
след.
   - Мы специально поселились над вами...
   - Мы ходили за вами по пятам, мы расспрашивали...
   - Но теперь наш труд вознагражден, наконец-то.
   Стоя столбом в смирительной рубахе, с пересохшей глоткой, я просипел:
   - Хорошо, я понял. Я согласен стать вашим представителем. Я подпишу и
выплачу залог. Если нужно, я готов сделать это хоть сейчас.
   - Ну что вы, а еще марсианин...
   - Я человек!
   - Да, "совсем как человек".
   - Время подгоняет, - произнес мужчина, взглянув на часы, и стал
торопить женщину. Они взялись за лямки, свисавшие по сторонам моей рубахи.
- Пошли.
   - Куда вы меня ведете?
   Даже если бы я знал, сопротивление было бы бесполезно. Лямки
натянулись, я беспомощно повис в наклонном положении, и они потащили меня.
Выбрались из гостиной, прошли по коридору, протиснулись мимо столика на
кухне... белая дверь, за которой шумит вода... Ванная.
   - Пора купаться, - шутливым тоном сказала женщина. Я уперся ногами в
последней попытке сопротивления.
   - Что с моей женой?
   - Вам лучше всего забыть о ней.
   - Ею занимаемся не мы, поэтому точно сказать не можем...
   - Но она нам изрядно помогла, и ей вряд ли грозят неприятности.
   Женщина одной рукой легонько похлопала меня по груди, словно успокаивая
строптивую лошадь, а другой распахнула дверь.
   Одновременно мужчина подпихнул меня сзади коленом, и я вдруг очутился в
ванной комнате.
   Слева - ванна, справа - раковина, на стене впереди - ручка душа...
самая обыкновенная, почти такая же, как у меня в квартире... Нет, в
квартире, которая когда-то была моей... Она ничем не отличалась от всех
остальных ванных комнат. Только одним... Во всяком случае, должна
отличаться... Из душа лилась не вода, не кипяток, а что-то похожее на
струи дыма или нейлоновые нити бледно-зеленого цвета. И резко пахло озоном.
   В тот момент, когда я увидел этот зеленоватый дым и захлебнулся запахом
озона, память моя оборвалась, будто ее обрезали ударом острого ножа.
 
   Когда я очнулся, я был здесь.
   В камере кривых зеркал, куда меня ввергли свидетели, выступавшие на
безумном суде... В психиатрической больнице, если выражаться обычным
языком. Только я понятия не имею, в ходу ли здесь обычный язык.
   Во всяком случае ежедневно в определенный час меня посещает врач. У
него скверный цвет лица, и он напоминает мне водяной пузырь.
   Его сопровождает медицинская сестра. Щеки у нее похожи на перезрелые
персики. Врач приходит ежедневно, чтобы задать одни и те же вопросы. Пока
сестра меряет мне температуру и считает пульс, он начинает спрашивать,
сжимая и разжимая свои пухлые руки.
   - Как ты сюда попал?
   Только в самый первый раз я попытался во всех подробностях рассказать
ему, что со мной случилось. Попытался изложить все, ничего не скрывая, - и
то, что понимал, и то, чего так и не понял. Но врач, не выслушав и
двадцати минут, просто кивнул без всякого выражения и сразу перешел к
следующему вопросу.
   - Как по-твоему, где ты находишься? На Земле? Или на Марсе?
   Мне стало не по себе. Но я еще не сомневался в ценности слова "правда"
и ответил честно.
   - Если верить моему разуму, то я на Земле.
   И опять на лице врача не дрогнул ни один мускул. Только сестра
демонстративно улыбнулась профессиональной улыбкой.
   Затем третий вопрос.
   - Кто ты? Человек? Марсианин?
   Больше я не мог отвечать. Червь сомнения вдруг вылупился из личинки и
начал сосать мою душу... Что, если паче чаяния этот врач сам болен
"топологическим неврозом"? Тогда ни в коем случае нельзя говорить ему, что
здесь не Марс. Ведь Марс может прекрасно существовать и на Земле... И по
той же причине здесь, возможно. Марс, оккупированный Землей...
   И, наконец, последний вопрос.
   - Ну, а кто, по-твоему, я? Марсианин? Или землянин?
   Мне остается только молчать. Сестра с хронометром в руке измеряет
продолжительность моего молчания. Само молчание является в их глазах неким
симптомом и ответом. Я понимаю это, но уже не могу придумать иного ответа,
кроме молчания.
   Ежедневно в определенный час ко мне приходят врач и медицинская сестра.
Врач повторяет одни и те же вопросы. Я храню молчание, и сестра измеряет
его продолжительность хронометром.
   А вы на моем месте смогли бы ответить? Может быть, вам известно, как
именно требуется отвечать, чтобы врач остался доволен? Если вам известно,
научите меня. Ведь молчу я не потому, что мне так нравится...
   И я во что бы то ни стало хочу знать вот что. Эта моя реальность - что
она такое? Победа реализма над фантастикой? Или победа фантастики над
реализмом? Я спрашиваю вас, кого не судил безумный суд: где вы сейчас? В
реальном мире или в мире фантастики?..
 
   Компьютерный набор - Сергей Петров Дата последней редакции - 21.02.99 

Ваша оценка:	Подпишусь под каждым словом (+3) Понравилось (+2) Нормально (+1) Посредственно (-1) Ерунда какая-то (-2) Чушь собачья (-3)
Комментарий:
Подпись:	(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
Сайт:

Комментарии (1)