тор, есть цилиндры и так далее. Но как это все работает - я, совершенно
как дикарь, ничего не понимаю. И если, не дай Бог, что-нибудь случится,
то единственное, на что я способен, это поднять руку в ожидании сердо-
больного водителя, который остановится и поможет.
К счастью, пока мне не нужно ничего этого делать, потому что рядом
всегда сидят люди, знающие что к чему.
Моя личная машина - "Жигули", шестая модель. Ни разу не выезжал на
ней. Зачем, если у меня есть персональная машина? Дело в том, что у меня
есть охрана, и я не могу ездить на "Жигулях". Может быть, я продам эту
машину и куплю "Волгу".
Но больше всего мне нравится "Mitsubishi-Pagero". Не потому, что я
преклоняюсь перед японскими машинами, а просто потому, что она очень от-
вечает моему духу. И духу российских дорог.
В принципе, автомобиль, кроме удовольствия, - еще и дополнительная
степень свободы. Я абсолютно не считаю автомобиль роскошью или излишест-
вом. Нет. Хотя за свободу иногда приходится платить. Однажды я был в
Сент-Луисе по приглашению конгрессмена Гепхарта. И мы там попали в двад-
цатимильную пробку. Причем мы не знали, какой длины пробка. И только
вертолет, который летал над нами, объясняя водителям, куда надо разъез-
жаться, объявил, что пробка длиной в 20 миль рассосется не ранее чем че-
рез три часа.
Это - плата за свободу и независимость, когда свобода и независимость
доведены до абсурда. А в Америке "автомобильная свобода" доведена до аб-
солютного абсурда. В каждой семье - много автомобилей. Они мешают друг
другу на дорогах. И люди перестают чувствовать себя свободными. Они го-
товы пересесть на метро.
Кстати, многие европейские люди тоже это понимают. Хотя в Европе та-
кой широты, как в Америке, нет. И машины там поменьше размером. Там счи-
тается нескромным иметь большие, медленно двигающиеся лимузины.
Для России, с ее контрастами, очевидно: нам до этого расти и расти.
Но я считаю, что прогресс России, с ее гигантскими просторами и широтой,
безусловно, связан с автомобилями и автомобилестроением. Абсолютно уве-
рен в этом.
Ельцин говорит о том, что нужна общенациональная идея. Конечно, труд-
но технократическую идею сделать общенациональной. Но можно окрасить ее
в подходящие тона.
"Дороги и храмы"? Да. Здесь под "дорогами" можно понимать практически
все. И средства передвижения, и возможность общаться, и что угодно -
вплоть до "пути мысли". Эта идея как общенациональная могла бы быть для
России очень близкой и понятной. И, я думаю, это все равно произойдет.
Само собой.
ТЕЛЕФОН
Телефон, в принципе, очень противная штука. В том смысле, что создает
очень нервозную обстановку. Особенно на работе. У американцев, например,
принято звонить только в определенное время. В остальные часы люди ста-
раются друг друга не беспокоить. У нас такого нет, звонят с утра до ве-
чера. Мне очень нравится позиция Солженицына: по-моему, он два раза в
жизни по телефону говорил.
По телефону нельзя вполне понять человека. Хотя любые деловые вопросы
можно решить, тем не менее это технократическое средство общения, кото-
рое явно не способствует гуманизации общества.
Без домашнего телефона, конечно, прожить нельзя. Для меня программа
телефонизации нижегородцев - одна из самых важных и любимых. Люди не
должны самым унизительным образом десятки лет ждать права на такое эле-
ментарное удобство.
Наша программа "Нижегородский телефон" дала фантастические результа-
ты: в этом году, то есть за половину 1996 года, мы установили столько
телефонов, сколько за весь 1994 год. Это та сфера деятельности, где про-
исходит бум.
У нас в России, особенно у пожилых людей, отношение к телефону тре-
петное. Может быть, это последняя игрушка, которая остается в жизни.
Особенно когда люди уже не могут ходить и встречаться с другими людьми.
Вместе с тем суровые реалии нашей жизни могут привести к тому, что за
это "удовольствие" надо будет и платить. За каждую минуту разговора. Ду-
маю, что такое небольшое видоизменение в оплате может привести к измене-
ниям в сознании общества. Особенно среди молодежи, которая уже развраще-
на возможностью часами болтать по телефону. Введение повременной оплаты
за телефон, как это ни парадоксально, может превратить Россию в более
сдержанную и целеустремленную страну. Без особого романтизма и безала-
берности.
По телефону очень трудно объясниться в любви. Хотя для людей, разде-
ленных большими расстояниями, это единственное средство, которое их свя-
зывает, - и все же долгое общение только по телефону попахивает извраще-
нием. Одним словом, "с любимыми не расставайтесь".
ТЕЛЕФОН УПРАВЛЯЕТ СУДЬБОЙ
О наиболее судьбоносных событиях я узнавал именно по телефону. И са-
мые тяжелые разговоры были тоже, как правило, по телефону. Запомнился
разговор с Ельциным 22 сентября 1993 года - я о нем уже говорил. В тот
же период был очень жесткий разговор с Черномырдиным. Он, будучи обязан-
ным выполнять волю президента, понимал, что указ находится за пределами
всякой законности.
Был и более радостный разговор. Когда президент позвонил накануне на-
шей поездки в Чечню, в конце мая 1996 года. Спросил, помню ли я, как во
время скандальной передачи миллиона подписей он обещал взять меня с со-
бой в Чечню. Я ответил, что мне 36 лет и склерозом не страдаю. Намек на
возраст Ельцин понял, но не обиделся. Засмеялся, сказал:
- Вечно ты подчеркиваешь мой древний возраст!
И приказал мне явиться в аэропорт Внуково-2 для полета.
Естественно, этот приказ мог быть передан только по телефону. Из со-
ображений безопасности. Он воспользовался совсекретной телефонной
связью.
В начале моей работы в этом кабинете каждый звонок телефона прави-
тельственной связи вызывал у меня безысходное предчувствие того, что я
сейчас услышу. Сейчас я отношусь к этому спокойно. Единственно, когда и
сегодня у меня замирает сердце, это когда телефонистка, работающая в
совсекретной системе связи, сообщает: "Сейчас с Вами будет разговаривать
Ельцин". До сих пор сильно волнуюсь. Не потому, что он - президент. А
потому, что у него очень сильное биополе, он действительно может воз-
действовать на людей. Конечно, по телефону этого воздействия нет, но при
разговоре по телефону возникает очень яркое воспоминание личного обще-
ния. Оно и трансформируется в реальное ощущение. Когда долго не обща-
ешься, это проходит. Забывается.
Один раз разговор произошел при невероятных, загадочных обстоя-
тельствах. Я ехал в Москву на машине. Ночью. Возле Владимира, где связь
с Нижним уже отсутствует, вдруг зазвонил телефон. Меня это очень удиви-
ло. Я взял трубку. Зычный мужской голос приказал мне немедленно остано-
вить машину.
- Почему это я должен останавливать машину?
Трубка ответила:
- Потому что сейчас с помощью спутниковой системы с вами будет разго-
варивать президент.
Был конец 1992 года, когда сняли Гайдара, и президент размышлял над
тем, кого назначить премьер-министром. И он со мной советовался по пово-
ду той или иной кандидатуры.
Я был абсолютно не готов к этому разговору. Президент тогда пригласил
меня работать, не в качестве премьера, хотя и эту возможность не исклю-
чал.
Если бы Ельцин тогда видел, в каком виде я с ним разговариваю! Машина
стояла на обочине, водитель, испуганный, выскочил из-за руля на дорогу,
я - один на один с какой-то спутниковой связью... Уникальный эпизод.
И совсем недавно, перед президентскими выборами, Ельцин доставал меня
по телефону в самых экзотических местах. Когда мы были с Черномырдиным в
Сарове, президент немедленно позвонил узнать, как прошел визит и выпол-
нило ли федеральное правительство обязательства перед городом. Второй
раз в этот день его звонок застал меня на чемпионате теннисистов закры-
тых городов России. Я в этом чемпионате участвовал как гость. Ельцин
удивился, что я так долго не подхожу к телефону...
А Черномырдин однажды отловил меня в бане.
Большие начальники находят тебя где угодно. Спрятаться от них очень
трудно. Как они это делают - загадка. Вообще система поиска человека на-
лажена у нас в России очень хорошо.
Может быть, гораздо лучше, чем в других местах.
Все эти телефонные "поиски и находки" всегда отличали Россию от дру-
гого мира. С этими вещами связана какая-то мистика. И, кстати, только в
России существует такое обилие всевозможных секретных и совсекретных,
необычных телефонов. У нас телефон - атрибут власти. Каждый начальник
имеет на своем столе гигантское количество телефонов. Президент - счаст-
ливое исключение; у него практически нет телефонов на столе. Всего один,
кажется. Ему достаточно.
Среди немыслимого числа систем связи есть свой ранжир. Вот, например,
этот телефон на моем столе, вполне невзрачный с виду, звонит очень ред-
ко. Но уж если он звонит... Таких телефонов в стране всего пятнадцать.
Или даже меньше.
Появился он у меня так: когда здесь был президент (а он, естественно,
приезжал со своей связью), он по этому телефону разговаривал с Мэйджо-
ром. Когда Ельцин уходил, я спросил, можно ли оставить этот телефон. Он
сказал - пожалуйста.
Телефон в России - гораздо больше, чем просто обычный аппарат. Если
вдруг вам сообщают, что у вас снимают тот или другой телефон, это озна-
чает, что вас лишают государственного статуса. Либо статуса гражданско-
го, как это было при коммунистах.
И, наоборот, установка телефона в неурочное время означает, что влас-
ти проявляют к вам интерес. Перед историческим звонком Горбачева Сахаро-
ву установили телефон. Сахаров сразу понял, что завтра его отпустят.
Так оно и случилось. Горбачев мог бы уже и не звонить.
ДОЛГИ
Бытовые долги стараюсь не делать. Уж если приходится сделать - всегда
плачу по ним. В принципе, такое житейское обстоятельство, как взять
взаймы, меня не особо стесняет. Хотя и не особо нравится: все-таки долг
- это всегда определенная зависимость.
Бывают смешные случаи, связанные с долгами. Вот один такой. В 1993
году весной к нам приехал тогдашний вице-президент Руцкой. Я его встре-
чаю в кожаной куртке. А он - в роскошном пальто. Он говорит:
- Немцов, ты что же такой оборванец? Ты губернатор все-таки.
Я ему что-то невразумительное ответил.
- Ну, хорошо, - говорит Руцкой. - Сейчас я твои проблемы решу.
Позвонил своей жене Люсе, а Люся работала у Юдашкина. Сказал:
- Ты там этому кудрявому сделай пальто. Он приедет, пусть ему Юдашкин
сделает.
Я действительно приехал в Москву, на Кутузовском проспекте - знамени-
тый Дом моды Юдашкина. Он меня встре-тил - очень милый человек (особенно
трогательно, как его двухметровые манекенщицы, которым он по пояс, смот-
рят на него... как бы снизу вверх, почтительно, а он на них, наоборот,
покровительственно). Обмерили меня как полагается. Я про цену решил не
спрашивать: Руцкой говорил, что цена будет символическая.
Через несколько дней пальто было готово. Я пришел, надел, - оно, ко-
нечно, необычное оказалось, как все от Юдашкина. Но все-таки - не кожа-
ная куртка. "Теперь, - мне говорят, - платите деньги". Предъявили счет.
Двести долларов. Огромная сумма по тем временам. У меня зарплата была
тогда, может быть, долларов сто. А в кармане в этот момент - ну, пятьде-
сят максимум. Рублями, естественно.
Я почувствовал себя полным ничтожеством. Не могу заплатить фирме
Юдашкина за пальто!
Побежал к Явлинскому брать взаймы. Слава Богу, у него нашлось, он мне
дал.
Пальто до сих пор ношу.
Или еще случай: мы с Ефимовым, тогдашним министром транспорта, были в
Дели. И так случилось, что у меня там ботинки порвались. Просто не в чем
выйти. А денег тоже не было. Я тогда у него тоже взял взаймы, купить
обувь.
Когда такое происходит, очень хочется быстрей отдать, чтобы не быть
